Немцы атаковали до вечера. И устали, отступили. Капитана Петрова отправили в госпиталь. Врачи ампутировали ему руки. Казалось, с войной все кончено, отвоевал капитан, дело свое сделал честно. Честь не посрамил, Родину защитил. Теперь можно подумать о мирной жизни. Нет!
Капитан сказал себе «нет!», врачам – «нет! Я хочу на фронт!». Это прозвучало настолько неожиданно, что врачи даже опешили: «Я – опытный офицер! Я должен бить немцев. Я буду их бить!» – сказал он твердо и добился своего: вернулся в родной полк. Он закончил войну на Одере дважды Героем Советского Союза.
Надгробье Петрова Василия Степановича (1922–2003). Киев, Байковое кладбище
Ольге Дмитриевне Ржевской не исполнилось и 19 лет, когда она вступила в партизанский отряд имени Лазо. В отряде ценили скромную девушку из смоленской деревушки Оболоновец. Находчивая разведчица прекрасно справлялась со всеми заданиями. Однажды, возвращаясь с боевого задания мимо родной деревни, она почувствовала, что сильно простудилась, и зашла домой. Мать ахнула: «Жар у тебя! Ложись на печь! До отряда не дойдешь!»
Стояли студеные первые дни января 1943 года. Нужно было вылечиться. Нужно лежать несколько дней.
Первый день – болезнь усилилась, температура повысилась. Ольга металась по печи без сознания. Мать поила дочь теплым молоком с медом. Но вечером, 6 января, в избу ворвались нацистские каратели. Они давно охотились за неуловимой партизанкой. Предатель выдал ее.
– Одевайся! – сказал офицер.
– У нее жар! – воскликнула мать.
– На улице остынет, – хмыкнул полицай.
Пять минут назад металась дочь в бреду, сейчас утихла, теперь она спустилась с печи и молча одевалась, пока полицай не гавкнул:
– Выходи!
Они привели ее в натопленную избу и стали допрашивать. День допрашивали, еще один день, и еще два дня. Били ее, чуть не убили, потом решили в город Ельню переправить потерявшую силы партизанку.
Пытали Ольгу в Ельне – не допытались, удивились только: без лекарств, без еды нормальной, без больничного ухода стала Ольга поправляться. Удивились, избили последний раз до потери сознания и отправили в Спас-Деменск. И там пытали ее. Но и там удивились. Били, она теряла сознание, приходила в сознание и… совсем выздоровела. Они злились. Она терпела. 22 февраля Ольга решила, что сегодня ее расстреляют, и написала на косынке: «Погибла 22 февраля». Но гестаповцы отложили казнь, продолжили пытки. «Погибла 23 февраля», – написала она на следующий день, но ее опять пытали. Так продолжалось до 27 февраля. Не убили. Пытали. Отчаялись и отправили ее в Рославль. Она написала на косынке письмо родным, которое напечатали в «Комсомольской правде» 30 декабря 1943 года.
«Ржевская Ольга Дмитриевна, 20 лет.
Оболоновец, Мутищенский с[ельский] с[овет], Ельнинского района.
Погибла 27/II-1943 г. (За связь с партизанами.)
Кто найдет, сообщите родным.
Мама, этот адрес я еще писала в Спас-Деменске и носила косыночку, а оказывается, она принадлежит для письма вам. Прощайте, все родные.
Здравствуй, милая мама.
Привет от дочки Ольги. Мама, родная, на сегодняшний день, т. е. 6 марта, два месяца, как я не вижу свободу, но это все ерунда. Мама, милая, ты, наверное, слыхала, что из Ельни мы 11 января были направлены в Спас-Деменск. Допрос закончился 14 января, а все следствие и моя роспись было закончено 23 января. После следствия по 27 февраля были все время в Спас-Деменске. 27 февраля была направлена в Рославль в тюрьму, где и нахожусь на сегодняшний день. Не знаю судьбы о тебе, но предполагаю, что встреч с тобой, милая мамочка, больше нет и не ждать. И только, мама, отмечай тяжелый день нашей разлуки и прощаний. Это 10 января 1943 г. (воскресенье), когда пришлось покинуть родную деревню и тебя, милая мама.
Милая мама, прошу я тебя только одно: обо мне не беспокойся, береги свое здоровье. Меня ты не вернешь, а здоровье потеряешь. Ведь ты одна, надеяться не на кого. Возможно, когда и дождешься Дуси. Возможно, она счастливее меня, а мне, мама, наверное, суждено погибнуть в Рославле, хотя я и в Спас-Деменске думала умереть…
…Мама, передай привет тете Лене и детям ее: Дусе, Вале, Коле, тете Наташе и Наде, и Кате, и всем родным и знакомым. Мама, милая, писать кончаю и еще раз прошу не беспокойся, не одна я такая, нас очень много… Милая моя, родная, еще раз с приветом дочка Оля.
Сегодня месяц ареста.
Мама, а вдруг бы переменилась обстановка и я бы вернулась к тебе, как бы мы были счастливы. Но нет, мама, в жизни чудес не бывает. Одно прошу, не беспокойся, береги свое здоровье и не жалей ничего…
Мама, я на апрель месяц составила календарь, прожитый день мною зачеркиваю».
В Рославле допросы продолжились. С тем же результатом. Однажды ее вывели во двор, поставили на табурет, надели на шею петлю.
– Можешь сказать что-нибудь на прощание, – разрешил офицер.
Ольга Ржевская смело посмотрела ему в глаза и громко крикнула:
– Я ненавижу вас всем сердцем. Я уничтожала вас, как могла. Жаль, что сделала так мало… Но за меня отомстит Красная…
Офицер злобно ударил сапогом по табурету. Отважная партизанка повисла.
Но гестаповец приказал полицаям снять ее, пока она еще была жива. Ему показалось, что пытка виселицей сломает Ольгу Ржевскую. Не сломала. Еще несколько цифр зачеркнула она перед казнью.
Расстреляли Ольгу Дмитриевну Ржевскую 6 апреля 1943 года. Ее косынка бережно хранится в Центральном музее Вооруженных сил России.
Чем ближе советские войска подходили к какому-нибудь населенному пункту, в котором действовало антифашистское подполье, тем активнее работали гестаповцы и эсэсовцы. У них будто бы обострились звериные качества, звериный нюх. Немало провалов было у подпольщиков в последние месяцы перед долгожданным освобождением.
Иван Константинович Кабушкин родился в 1915 году в семье белорусского крестьянина в деревне Малаховка Барановичского района Брестской области. Закончил школу в Казани, куда переехала семья во время Первой мировой войны. До 1936 года работал водителем трамвая. Затем его призвали в армию.
В первые дни Великой Отечественной войны Кабушкин попал в плен. Вскоре он с группой товарищей совершил побег из лагеря для военнопленных в Минске, собрал небольшой отряд и с ноября 1941 года по февраль 1943 года выполнял в тылу врага разведывательные и диверсионные задания минских подпольщиков.
Его группа уничтожала предателей, агентов фашистской разведки, немецких чиновников. Иван Кабушкин участвовал в освобождении военнопленных из концлагерей, добывал для партизан оружие, боеприпасы, медикаменты.
Исключительной смелости был очень мирный на вид человек. И людей он знал хорошо. Умел найти верные слова для оступившихся. Они верили его слову. Зажигались его верой в победу, порывали с врагом, уходили в партизаны.
Гестапо охотилось за ним с осени 1941 года. Фашисты обещали за выдачу героя крупное вознаграждение. В сентябре-октябре 1942 года гестаповцы провели массовые аресты в Минске. Но Кабушкин избежал ареста и выпустил специальную листовку, в которой призывал патриотов освободить арестованных подпольщиков.
Опытные гестаповские ищейки сбились с ног в поисках героя. Пришел 1943 год. По земному шару разнеслась весть о победе Красной армии под Сталинградом. Иван Кабушкин продолжал борьбу. Но 4 февраля его арестовали на конспиративной квартире, и начались пытки.
Более месяца фашисты пытались сломить дух и волю патриота. В апреле Иван Кабушкин написал письмо знакомой А. К. Янулис.
«Родные!
Итак, луч опять осветил мою „келью“. Я рад, что вы живы. Да, настроение несколько ухудшилось, в один день сели все мои, я – десятый. Ведь все мои родные, пойми! Если Миля опять будет там [в бригаде „Старика“], пусть от меня передаст пламенный большевистский привет Б. Г. и бате главному…
Иван Константинович Кабушкин (1915–1943)
Пусть она передаст им: умру, а подлецом не буду! Ну, в отношении меня полное затишье. Я полагаю так, что нового они не добились, все пытки не увенчались успехом, и решили, видимо, 1 мая вывесить меня как „подарок“ для народа. Ну пойми, как иначе? Ведь ни одного человека они не получили, а против меня материал с 41-го года и довольно-таки солидный. А как мне поступить? Ведь я решил твердо всю свою жизнь посвятить борьбе с врагами всего прогрессивного человечества, за народ, за Родину!..
Все делаю и сделаю, чтобы никто не пострадал. Ну, ты что-то молчишь в отношении Родины, дай знать о ней… Тревоги [воздушных налетов] слышу, и для меня это большой и приятный концерт…
Крепко всех целую».
Расстреляли И. К. Кабушкина через несколько дней.
Вацлав (Вячеслав) Викторович Шиманский родился в Москве в 1926 году. Учился в 56-й школе, жил на Красной Пресне. Любил животных, пропадая в Московском зоопарке и на ипподроме, где ему доверили ухаживать за лошадьми. Закончив школу, Вацлав устроился работать на картографическую фабрику имени Дунаева, но после работы и по выходным продолжал ходить на ипподром.
В 1944 году его призвали в армию. Он пришел к своим лошадям, последний раз ухаживал за ними, баловал сахаром.
Вацлав Шиманский воевал на 1-м Прибалтийском фронте. Письма домой писал часто. Скучал по Москве, Красной Пресне, ипподрому, лошадям, по зоопарку. Девушку он завести не успел, но был уверен, что после войны будет у него большая семья.
7 октября он прислал родным письмо, по-мальчишески гордое и радостное, и одновременно грустное. Он стал гвардейцем, Красная армия бьет фашистов, враг бежит, жаль, конечно, что не участвовал в освобождении Риги, но «…я утешаю себя надеждой, что в Берлине-то мы будем обязательно».