Шофер удивился: как можно щеголять в офицерских шинелях в такой ветер, в такую стужу? Но молодые офицеры держались уверенно, а ему, рядовому водителю, не положено вопросы задавать. Получил приказ, сказал: «Есть!» – и за руль.
Пассажиры с хохотком забрались в кузов, их старший сел в кабину. Машина осторожно спустилась по пологому берегу на лед и потихоньку разогналась.
Шофер разговорился с военврачом. Так веселей, так легче. Были они почти одного возраста, темы общие нашлись. Тема большая, общая на всех – война – вскоре осилила все остальные. У того и другого война отняла кого-то из родных, друзей. Военврач получил назначение в одну из дивизий, сражавшихся под Москвой…
Тиханович вдруг прервал разговор. Чутье бывалого человека не подвело его. Он сказал:
– Товарищ военврач! Надо посмотреть, как чувствуют себя офицеры!
– И размяться нужно, ноги затекли, – согласился старший по команде.
Шофер остановил машину, спрыгнул на лед и стал приплясывать, разогревая ноги. В кузове стояла тишина. Тиханович откинул задний борт, прицепил стремянку, увидел прижавшихся друг к дружке молодых парней, испугался не на шутку: «Неужто поморозил врачей?!»
Черные шинели морских офицеров поседели от инея, задубели, а молодые парни даже не пошевелились на призыв шофера: «Вставайте! Надо размяться!» Вместе со старшим по команде он залез в кузов и стал расшевеливать пассажиров. Они нехотя поднимались, шатаясь, шли по кузову, с трудом спускались на лед. Ослабли они в Ленинграде. Питание и в Академии было скудным, а учебную нагрузку никто не отменял.
Держались они, конечно. молодцом. Смеялись да шутили перед поездкой. А в кузов попали, студеным ветром их обдуло, легли они вповалку, бочком друг к другу, и размякли, не замечая, как холод тянет их всех в сон, как беспечальное что-то закрывает глаза. Так смерть подбирается к изголодавшимся, измученным холодом людям: молодым или старым, сильным или слабым – безразлично.
Тиханович потоптался с ними возле кузова, пытаясь разогреть их, а они топ-топ ногами – и встанут, как избалованные дети. «Так дело не пойдет, – подумал водитель, – в кузове они точно замерзнут!»
Не говоря ни слова, Тиханович сел в машину, дал газу и поехал. Тут-то молодые врачи опомнились: «Стой! Стой!» – закричали, бросившись вдогонку. Он остановился, подождал их и опять дал газу. Тут уж дело не обошлось без крепких слов. Кричат врачи молодые, ругают шофера, а он знай себе газу да газу. Пусть, думает, поругаются, зато согреются.
А голоса-то молодые окрепли, бодрее стали, на лицах румянец обозначился. Пора приглашать их в кузов. Довез Тиханович их до Кобоны. Они сошли на землю и стали благодарить его:
– Спасибо, Александр Данилович! Век не забудем!
Молодые военврачи крепко жали ему руку, а он смотрел на них и думал: «Хорошие ребята! Будет с них толк…»
Этот метод обогревания пассажиров он использовал всю зиму. И ничего. Сначала, правда, обижались, а потом благодарили.
Военфельдшер О. И. Писаренко-Мельникова жила на юге. Там же закончила курсы медсестер и попала в ноябре 1941 года на Ладогу.
Несколько девушек после школьного возраста, медицинское оборудование, большая палатка и капризный ветер. Палатку-то они научились ставить на курсах. На время ставили, укладывались в нормативы и гордились собой.
Но на ладожском льду палатка упорно отказывалась стоять! Ветер рванет с одной стороны, палатка падает в другую. Только-только установят ее девчата – она падает. И ругались они, и чертыхались, и чуть не ревели от обиды и злости, а ей хоть бы хны: постоит минуту-другую и вдруг на бок заваливается.
Ну что ты будешь делать!
Стыдно же перед водителями, они все видят и только посмеиваются добродушно. Один, правда, смеяться не стал. Поживший человек, опытный. Он остановил машину, подошел к девушкам, сказал:
– Вы края-то палатки вморозьте в лед, она стоять будет как влитая.
И помог им начать дело. А потом быстренько в машину и уехал. Только и успел им сказать, что у него старшая дочь тоже курсы закончила и уехала в командировку. В какую, не сказала. И они только и успели ему сказать спасибо. И все. И больше онишофера никогда не видели.
Крепкий мороз стоял, быстро схватил края палатки, девушки установили ее, еще вечер не пришел. А вечером возле ледового лазарета остановился еще один грузовик. Из кузова вышел молодой шофер и, улыбаясь, сбросил еловые лапы. Девушки постелили их на лед. А затем еще один грузовик остановился, и другой улыбающийся шофер сбросил им из кузова много кирпичей. Он же сложил из них в палатке высокий фундамент для буржуйки. Так надо, чтобы лед не таял, сказал он и уехал. И больше они его не видели.
Военфельдшер Ольга Николаевна Писаренко в блокадную зиму 1941–1942 годов
Немецкие самолеты и артиллерия постоянно бомбили трассу. Девушки следили за машинами, бежали туда, где раздался взрыв, перевязывали легкораненых, а остальных относили в палатку. Все, кто трудился на трассе, помогали им. Все прекрасно знали, где находится ледовый лазарет.
Однажды пришло сообщение о том, что где-то неподалеку сбились с пути возвращавшиеся с важного задания моряки. Пурга внезапно налетела. Ольга с двумя санитарами и одним бойцом отправилась на поиски. Пурга не затихала. Группа Писаренко-Мельниковой бродила кругами в стороне от лазарета, но заблудившихся нигде не было. Ветер усиливался. Люди устали. Ольга едва двигалась, не показывая усталость, не давая команду возвращаться.
Еще один торос. Никого не видно. Лишь ветер шевелит снежную труху.
– Там кто-то есть, – санитар показал вдаль рукой.
Ольга сначала не поверила: что-то шевелится в сотне метров, но, может быть, это труха снежная? Нет – люди! Санитары подбежали к отряду и ахнули! 28 человек, из них многие либо раненые, либо обмороженные, и все без исключения обессиленные не физически, но морально. «Не дойдем! Замерзнем!» – эта дьявольская мысль сломала волю отважных моряков. Они добыли важные сведения в тылу врага, они не боялись никогда и никого, они и студеную пургу не испугались, но она, воя и воя, кружась вокруг в ритме утомляющего души танца, надломила волю моряков.
И вдруг, как видение, девушка в маскхалате бежит, руками неистово машет, и слезы радости разбрасывает по льду…
– Нашлись! Миленькие мои!..
Ободрились разом моряки, поднялись, пошли, понесли раненых. Шли они за ковыляющей парочкой: то моряк, опираясь на девичье плечо, шел к спасительной палатке. Перевязали их в ледовом лазарете, накормили, обогрели и спать уложили.
Утром моряки проснулись – не узнать! Все как один бравые, ладные, сильные. Руку военфельдшеру жмут уважительно и спасибо говорят, и нехотя забираются в кузов грузовика, будто бы что-то еще хотели сказать ей, да постеснялись.
Бывает и такое с молодыми сильными людьми.
Многим запомнилась та новогодняя ночь: и фашистам, и советским воинам. Гитлеровские асы получили приказ вывести из строя ледовую трассу, «Дорогу жизни». Самолеты волнами налетали на озеро и бомбили, бомбили дорогу. Зенитчики делали все, чтобы отогнать стервятников, но те летели и летели волнами к темным нитям на белом торосистом льду и бросали бомбы в черные точки, в машины, спешащие в Ленинград.
Неподалеку от ледового лазарета образовалась большая трещина. Мостостроители перебросили через нее мост. Скорость продвижения замедлилась. Создалась пробка. А немцы все летели и летели на трассу.
Санитары вместе с регулировщиками пытались разрядить скопление грузовиков. Рядом ухнула бомба. Ольга Писаренко-Мельникова бросилась на землю, быстро поднялась, крикнула лежащему регулировщику:
– Поднимайся!
Но он не поднялся.
Военфельдшер взяла из мертвых рук флажки и заняла пост регулировщика. Наконец-то в небе показались советские истребители, и немецкие самолеты трусливо ретировались. Много бед они принесли всем, кто трудился на «Дороге жизни». Но ледовая трасса продолжала действовать.
Через несколько суток военфельдшер получила приказ перенести палатку в другое место. Здесь гитлеровские бомбы сотворили нечто фантастическое из глыб льда.
Работали ночью. Вместе с подругами Ольга занялась противным делом: черномазую буржуйку разбери, кирпичи все перенеси в кузов, имущество, медикаменты, палатку, вмерзшую краями в лед, личные вещи – ох, и мороки же с этими переездами! Ворчали девушки, по начальству прошлись, но загрузили все в грузовик. Затем они посмотрели на место, где стояла несколько минут назад их палатка, и грустно вздохнули. Темный квадрат на льду. А сколько с ним связано. Сколько пережито горестных и светлых минут!
Все 152 дня провела на льду Ладоги в санитарной палатке военфельдшер Ольга Писаренко
Поехали. Нечего нюни распускать. До утра нужно обжить новое место.
Обжили, однако. Приказ есть приказ.
Немного поспали, вышли из палатки. И услышали рев фашистских самолетов. Они летели туда, где под Новый год образовался затор, где стоял день назад ледовый лазарет. Посыпались бомбы. Три из них попали в темный квадрат на льду.
С соседних участков было видно, как тяжелые бутоны из воды и льда рванулись на том месте, где жили «сестрички» – так называли медсестер и санитарок солдаты, ремонтники, шоферы. И по всей «Дороге жизни» пошел слух: погиб ледовый лазарет, прямое попадание.
Подружки «сестричек» всплакнули. А потом увидели их живыми и невредимыми – вот радость-то была!
Военфельдшера Ольгу Писаренко вспоминали добрым словом все, кто с ней работал. И каждый рассказывал в своих воспоминаниях что-то свое.
Например, комиссар Ладожской военно-автомобильной дороги И. В. Шикин говорил о том, как Ольга однажды во время налета вражеской авиации попала в полынью. Бойцы вытащили ее, и она тут же, будто дело происходило на сочинском летнем пляже, побежала, не сменив одежду, к раненым. А их в тот день было особенно много. Фашистские «мессеры» поливали ладожский лед пулеметными очередями, вокруг рвались бомбы, но Ольга не покинула раненых.