На выходе из деревни стоял немецкий танк. Из люка показалась голова. Немец рукой показал: иди к своим.
Пошли под дулом тяжелого танка, прикрывавшего отход своей части. Парламентеры шли не спеша, но уверенно. Немецкий танкист внимательно следил за ними. И они это чувствовали. Взошли на холм. Удивились – советской колонны след простыл. Ни единой души на дороге. Осмотрелись, пожали плечами.
Вдруг из укрытия вышел артиллерист. Они направились к нему, к замаскированному орудию.
– Наши наперерез ушли фрицам. Перехватили их. Никуда они не денутся, – сказал артиллерист, опережая вопрос парламентеров, и добавил, потягиваясь: – А мы этот танк стережем, чтобы не сбежал.
А потом и он удивился:
– А вы счастливые, однако!
Лейтенант Соловей скупо улыбнулся.
Много лет спустя он узнал, что с полусонным немцем схватился в тот майский день житель деревни Липувка Йозеф Фикес. Он увидел молодых парней с белым флагом, автоматчика, готового открыть спросонья огонь, вспомнил сына своего, такого же молодого, замученного немцами в Освенциме, жену свою, не остывшую от слез, и бросился на дебелого немца… Лейтенант Соловей очень жалел, что не довелось емулично пожать руку этому человеку – пожилому, умершему вскоре после войны…
О концентрационных лагерях, создаваемых фашистами в разных странах, советские воины знали понаслышке. Знали и не верили, что такое может быть. В предместьях Бреславля (Вроцлава) они собственными глазами увидели концлагерь и освобожденных из него 6 тысяч узников.
Что бы ни говорили в оправдание видные военачальники Третьего рейха на Нюрнбергском процессе (мы, мол, ничегошеньки не знали о зверствах в концентрационных лагерях, мы просто воевали, выполняли свой воинский долг…), поверить в это может только крохотный ребенок. Знали. Знали.
Слухи об античеловеческом отношении к узникам концлагерей просачивались из застенков. И знали о концлагерях все нацисты.
Советские воины были потрясены увиденным, услышанным о зверском истреблении узников. Это был относительно небольшой концлагерь. Сколько еще их увидят советские воины на территории Польши, Германии, других стран!
«Никакой пощады гитлеровским людоедам!» – говорили они себе тихо и шли в бой, и били фашистов, пока те не вскидывали руки вверх и не тараторили наперебой: «Гитлер капут! Гитлер капут!» И тут же они из гитлеровских солдат превращались в немецких военнопленных…
Через некоторое время воины 4-го танкового корпуса побывали на немецком полигоне Нэухаммер. Здесь фашисты испытывали новое вооружение, используя в качестве мишеней военнопленных советских солдат и офицеров, из которых здесь погибли 13 тысяч человек.
И опять от дикой злобы сводило скулы, и внутренний голос нетерпеливо твердил: «Бей эту нечисть! Бей!» И дик был советский солдат в бою, и бесстрашен. 13 тысяч зверски замученных соотечественников требовали мщения. Каждый из воинов, посетивших полигон, потерял на войне брата или отца, или друга, или соседа, а то и сестру, и подруг. Они ни в чем не провинились перед фашистами. И кто знает, быть может, здесь, на этом зверском полигоне, кто-то из них был мишенью… «Бей эту нечисть! Бей!» – говорил себе солдат и бил врага, бил, пока тот не поднимал руки вверх.
В 2003 году автор данных строк слышал от разных людей, жителей Приднестровья. рассказы о временах Великой Отечественной войны. Рассказчики (им было от 25 до 75 лет) заканчивали свои новеллы одной фразой: «Ох, и лютовали здесь румынские фашисты!»
То же самое могли сказать советские солдаты, освободившие в 1944 году город Тирасполь, особенно те воины, которые видели Тираспольскую тюрьму гестапо, где погибли от рук палачей многие тысячи человек.
О зверствах фашистов узники сделали надписи на стенах, нарах и даже на дверях камер. Особенно много надписей было в камере № 46 («камере смертников») в Первой тюрьме гестапо и во многих камерах Второй тюрьмы в городе Тирасполе.
Летом 1943 года здесь оказались 18 жмеринских подпольщиков. Годом ранее они создали в городе Жмеринке подпольную организацию «Советские патриоты». Они пускали под откос железнодорожные составы, брали в плен фашистских офицеров, выпускали листовки. И кто-то их предал. Гестаповцы схватили более 300 патриотов. Самые активные подпольщики оказались в Тираспольской тюрьме, в камере № 38. И здесь они не прекратили борьбу, хотя быстро узнали о жестокостях местных тюремщиков.
Каждую ночь фашисты уводили из какой-нибудь камеры по несколько человек и расстреливали их. Каждую ночь. Узники камеры № 38 стали готовить восстание. Сложное это дело. Несколько месяцев патриоты пытались организовать восстание, хотя мало кто из них понимал, как вырваться из застенков и что делать дальше в Приднестровье, буквально напичканном карателями.
В ночь на 2 декабря дверь камеры открылась. Начальник тюрьмы Иорданеску, священник, несколько полицаев стояли с каменными лицами. Тюремщик назвал шесть фамилий и сказал-приговорил:
– Быстро на выход. Вещи можете оставить здесь.
Заключенные не двинулись с места. Обозленный тюремщик взвизгнул:
– Я сказал, на выход!
Он еще хотел что-то провизжать, но в это время заключенные единой массой надвинулись на него. Жандармы пустили в ход кулаки, завязалась потасовка. Узникам, голодным, обессилевшим, не удалось вырваться из камеры. Дверь закрылась. А через несколько минут дверной глазок открылся, тюремщик просунул в него ствол пулемета, и раздался звонкий и тяжелый грохот стрельбы.
Металлическая дверь дрожала, усиливая «голос» пулемета, тюремщик дергался в экстазе, несчастные узники пели «Интернационал». Все тише и тише пели они. Все громче и яростнее гремели дверь и пулемет. И вдруг все стихло.
Тюремщик устало выдернул из дверного глазка пулемет, положил его на пол, помахал руками, отдохнул. Его напарник мотнул головой, тупо буркнул: «Надо добить. А то вдруг…» И открыл дверь, извлекая из кобуры пистолет. К. С. Гришин, Г. П. Михайлов. Я. К. Билан и 15 их товарищей погибли в ту ночь.
«Ох, и лютовали гитлеровцы в Приднестровье!..»
Уже в сентябрьском походе 1942 года подводная лодка С-13 капитана 3 ранга А. И. Маринеско потопила торпедами и артиллерийским огнем два транспорта врага с военнослужащими и техникой. Торпедные атаки для подводной лодки – дело обычное, можно сказать, штатное, хотя каждая из атак требует от личного состава предельного напряжения сил, воли и умения в нужный миг проявить профессиональные навыки. А от командира – в буквальном смысле слова ювелирной точности и техники владения секретами сложнейшей боевой работы – подводной. Но успешное ведение артиллерийского огня с борта подводной лодки – это совсем уж сложное дело.
Экипаж С-13 и его командир сразу же прославились. На них обратили внимание. В октябре 1944 года капитан 3 ранга А. И. Маринеско вновь потопил артиллерийским огнем крупный фашистский транспорт с боеприпасами.
В конце января 1945 года лодка вышла в поход.
36 суток провела в море С-13. Не раз моряки в перископ обнаруживали боевые корабли противника. Но даже опытнейшему Александру Ивановичу Маринеско невозможно было незаметно подкрасться к ним. Фашисты зорко следили за морем.
30 января шел густой снег. Лодка находилась в надводном положении. Снег все падал, падал, видимость практически нулевая. Только под вечер снег рассеялся, и Александр Иванович увидел в темной морской дали силуэт огромного океанского лайнера. Он шел из Данцига на запад с затемненными ходовыми огнями. Вокруг огромного судна шли сторожевые корабли.
Не подобраться к гиганту.
Капитан С-13 знал наверняка, что на палубе лайнера находятся гитлеровские офицеры, бегущие из Данцига, который вот-вот должны были занять советские войска. Простых солдат гитлеровские командиры заставляли стоять насмерть, а сами драпали без зазрения совести подальше от не остановимого потока советских войск. «Надо топить!» – решил Маринеско.
Александр Иванович Маринеско (1913–1963)
В такие мгновения думать, склонившись над схемами, чертежами и картами, некогда. Командир С-13 моментально принял решение атаковать противника не со стороны моря, а со стороны берега!
У Маринеско задача была сложная. Цена ошибки или даже небольшого просчета равнялась цене жизни. Да не собственной, а – всех членов экипажа, которые за годы войны стали родными, и подводной лодки, которая строилась на народные средства.
Лодка бросилась вперед. Мотористы старшины 1-й статьи Василий Прудников и Петр Плотников «выжали» из двигателей все. Дизели работали за пределом возможного. Запахло подгоревшим маслом. По отсеку поползли струи синеватого дыма. Подводная лодка, догоняя лайнер, вышла на его левый борт и помчалась под прикрытием берега. Глубина здесь небольшая. Если бы сторожевые корабли врага обнаружили С-13, то ей просто некуда было деться! Но немцы «сторожили» море. Никому из них и в голову не пришло, что за ними несется слева по борту смерть.
Лайнер «Вильгельм Густлофф». Гамбург
Два часа продолжалась погоня. Советские подводники настигли лайнер «Вильгельм Густлов» в 23:08. И командир дал приказ:
– Аппараты, пли!
И три торпеды устремились к вражескому кораблю. И подводники начали отсчет: 10 секунд, 20 секунд, 30 секунд, 35 секунд. Как долго тянулись эти мгновения!
На тридцать седьмой секунде подводники увидели мощный выброс пламени из утробы «Вильгельма Густлова». Через несколько секунд раздался грохот. И океанский лайнер неуклюже лег на левый борт и стал неохотно тонуть.
– Срочное погружение! Всем вниз! – скомандовал командир.
У него теперь была одна, не менее сложная задача: вырвать лодку из лап сторожевиков, бросившихся волчьей стаей на ее поиски.
На борту «Вильгельма Густлова» «находилось около 9 тысяч гитлеровцев, в том числе около 1500 выпускников школы подводников, которыми можно было укомплектовать 35 экипажей подводных лодок» (адмирал В. Ф. Трибуц).