Раздался хлопок, застрекотала кинокамера, и над бортом «Калабрии» появились свирепые физиономии пиратов. Они страшно ругались, размахивали ножами и пистолетами, набрасывались на моряков, валили их и связывали. Моряки только делали вид, что сопротивляются. Режиссер кричал в рупор:
— Злей, еще злей! Вы же пираты, черт побери!
Через полчаса весь экипаж «Калабрии» был связан.
К «режиссеру» подошел помощник и сказал:
— Готово, шеф!
— Радиорубка захвачена? — спросил «режиссер».
— Да, шеф! — кивнул помощник.
— Вяжите и этих! — приказал Бельведер.
Толпа пиратов набросилась на Сида и капитана. Через минуту они уже лежали на палубе, связанные по рукам и ногам.
— Я протестую! — сказал Сид. — Так мы не договаривались.
— Заткнись! — крикнул Бельведер и захохотал. Вместе с ним захохотали и пираты. — Договариваться будешь с рыбами, когда все вы и ваше корыто с бульдозерами пойдете ко дну!
Он повернулся к пиратам:
— Благодарю за работу, ребята! Съемки окончены. Можете грабить, пить и есть все, что увидите. Корабль будет взорван, так что не стесняйтесь!
В этот момент на палубу, потягиваясь и сладко улыбаясь после сна, вылез Тараканыч. Увидев его, «режиссер» удивленно свистнул:
— Это что еще за чучело?
— Сам ты чучело, — беззлобно отозвался Тараканыч.
«Режиссер» побагровел и закричал:
— Молчать! Пристрелю!
— Не ори, — строго сказал чародей, — и так слышу, не глухой. Ты кто такой?
— Режиссер! — сообщил Бельведер гораздо спокойней.
— Оно и видно, — Тараканыч вздохнул, — значит, мы с тобой коллеги.
— А ты кто такой? — спросил «режиссер». — Только не вздумай врать.
— А чего мне врать, — Тараканыч усмехнулся. — Злой волшебник я.
Бандит изумленно уставился на старика.
— Волшебников же нет! Я это точно знаю.
— Не болтай глупости, — рассердился Тараканыч, — слава богу, уже пятьдесят лет только волшебством и живу!
— А ты докажи!
— Пожалуйста! — Старик обвел пиратов глазами: — Эй, мордатый малыш, иди сюда.
Здоровенный верзила подошел, озираясь, к нему.
— Обратите внимание на нос этого джентльмена! — объявил Тараканыч.
— Нос как нос, — сказал Бельведер.
— Правильно! А сейчас на нем вырастет чирей, — злой волшебник приблизился к верзиле. — У тебя, мой дорогой май дарлинг, сейчас вырастет чирей. Понял?
Верзила ухмыльнулся, но в глазах его появилась тревога. Тараканыч сделал шаг назад, поднял руки над головой и закричал, надвигаясь на верзилу:
Ты расти, расти, чирей,
Прыгай с кочки на людей!
Чтоб заплакал хан Гирей,
Покровитель всех угрей!
Волшебник приподнялся на цыпочки и дыхнул в лицо пирату.
Бельведер и его компания ахнули. На носу у верзилы появилась точка, которая росла с каждой секундой. Верзила перестал дышать и, кося глазами, начал тихо скулить. Через минуту его нос украсился чирьем величиной с вишню.
— Комедия ля финита, то есть клиент готов. А ты не верил... — грустно сказал Тараканыч.
— Верю! — завопил верзила, падая на колени. — Верю! Только убери с носа прыщ!
Тараканыч развел руками:
— Сожалею, сеньор, сожалею. Но, как было выше сказано, я волшебник злой, то есть специалист по нехорошим делам, значит. А прыщ убрать — это уже дело доброе. И тут я тебе ничем помочь не могу. Да он и сам пройдет. Не убивайся, мон шер, встань в строй.
Тараканыч повернулся к Бельведеру:
— Убедился? Или для наглядности посадить чирей и на твой нос?
— Убедился! — быстро ответил главарь банды. — Предлагаю выпить ямайского рому за знакомство. Все-таки коллеги. Оба зло приносим. А?
Тараканыч почесал затылок:
— Вообще-то я вокруг света должен плыть. Но ром не помешает.
«Режиссер» и Тараканыч отправились в кают-компанию. Пираты занялись грабежом. Двое часовых остались сторожить связанных пленников.
Тараканыч слушал откровения пьяного «режиссера». Тот, с трудом ворочая языком, бормотал волшебнику:
— Ты думаешь, я — простой бандюга? Ошибаешься, Тараканчик, глубоко ошибаешься. В Зебубии меня уважают... Кое-кто кое-где... А знаешь почему? Никто не хочет пачкаться... А я — пожалуйста. Мне говорят: надо потопить «Калабрию». Зачем ее топить? Мне на это наплевать... Кто-то не хочет, чтоб на острове началось строительство. Мне на это тоже наплевать! Я говорю — пожалуйста! Потоплю! Только хорошо заплатите — и я потоплю кого угодно. Я талантлив, Тараканчик, чертовски талантлив. Я бы мог и Эйнштейном стать... Веришь?
— Да как же не верить, — всхлипнул волшебник, — я ведь и сам талантливый. Веришь?
— Слушай, ты, — сказал Бельведер, — поступай ко мне на службу!
— На какую должность? — спросил волшебник.
Бандит задумался:
— Ты сны толковать умеешь?
Тараканыч усмехнулся:
— Я был главным толкователем снов в княжестве Понти!
— Это где?
— По соседству с королевством Монти.
Бельведер уважительно кивнул головой, хотя слышал эти названия первый раз в жизни.
— Объявляю тебя моим личным адъютантом! Приступай к работе. Вчера мне снилась грязная вода. Толкуй.
— Это плохой сон, — сурово сообщил Тараканыч.
— А позавчера приснилась клубника...
— Это хороший сон!
— А на прошлой неделе вот что видел. Будто еду я на слоне, с неба деньги сыплются, а люди на коленях стоят. И вдруг слон побежал к пропасти. Я кричу: «Стой!», а он мне отвечает: «Некогда!» И полетели мы в страшную пропасть. Проснулся я в холодном поту. Толкуй!
— Сначала тебе, Бельведерчик, будет очень хорошо, а потом — очень плохо. Может, даже и убьют.
— Нет! — взревел бандит, хватая волшебника за бороду. — Все ты врешь, Таракан! Меня не убьют, я буду долгожителем!
— Пусти бороду! — сказал волшебник.
— Не пущу!
— Пусти, а то чирей посажу, ты меня знаешь.
Бельведер разжал пальцы. Тараканыч расправил бороду, обиженно буркнул: «Псих ненормальный!»
— Злишься? — спросил Бельведер.
Чародей не отвечал.
— Пошутить с тобой даже нельзя, — «режиссер» вздохнул. — Лучше предскажи мне судьбу по звездам.
— Надо на звезды взглянуть, — грустно сказал Тараканыч.
— Так в чем же дело! — вскричал Бельведер. — Иди на палубу, полюбуйся на свои звезды и расскажи мне всю правду. Только не вздумай расстраивать меня! А не то вздерну на рее...
Бандит уронил голову на стол и захрапел.
Темная ночь окутала корабль. Океан вздыхал за бортом, облизывая «Калабрию» соленым языком волн. Слева мерцали огни «Пилигрима». Волшебник побрел туда, где лежали пленники. Охранники преградили ему путь.
— Вот что, чилдрены, дети мои дорогие, — сказал старик. — Начальник ваш, небезызвестный Бельведер, назначил меня своим звездочетом. Приказал он к утру определить его судьбу по звездам, а вас назначил моими помощниками.
Бандиты заикнулись, что они уже назначены часовыми.
— Одно другому не мешает, — успокоил их Тараканыч. — Левым глазом на палубу глядите, а правым — на звезды. Можно и наоборот.
Он провел рукой, как бы разделив небо чертой:
— Тут как раз середина неба будет. Ты, май френд, посчитай звезды слева, а ты, мон ами, считай те, что справа.
— Но мы умеем считать только до ста, — сообщил любезно пират.
— Не беда, — волшебник погладил бороду, — как до ста досчитаете, вырывайте из своих голов волосок, складывайте в пучок и начинайте следующую сотню. Приступайте, чилдрены, приступайте!
Пираты задрали головы к небу и, тыкая указательными пальцами в звезды, забормотали цифры. Тараканыч уселся на палубе, рядом со связанным экипажем «Калабрии», и вздохнул.
— Давно лежите? — спросил он.
— Лежим, — с ненавистью отозвался Сид. — А вы проваливайте отсюда, любитель бычков в томатном соусе!
— Ты меня едой не попрекай, — тоскливо произнес Тараканыч, — мне сейчас очень плохо. Меня «режиссер» за бороду таскал, всячески оскорблял и унижал. Это меня! Тараканыча! Гордость всех злых волшебников!
Он покачал головой и неожиданно заплакал. Слышно было, как повизгивают пираты, вырывая из головы волосы.
— Отомстить «режиссеру» надо! — сказал Тараканыч, кончив плакать. —Чирей, может, ему посадить? Так ведь для такого барбоса это пустяки. А я больше ничего не умею.
— Если хотите ему насолить, — сказал капитан, — спасите «Калабрию».
— Спасти — это значит делать доброе дело, — старик вздохнул, — а я ведь злой волшебник, мне совесть не позволяет творить добро.
— Вы заблуждаетесь, Тараканыч! — взволнованно воскликнул Сид. — Спасая «Калабрию», вы совершаете зло! Посудите сами: если пиратам не удастся потопить «Калабрию», их накажут, снимут с работы, например. А у них куча детей. Дети начнут голодать, болеть. Вот вам и зло.
— Действительно, — прошептал Тараканыч, — и как я сам об этом не подумал.
— И кроме того, — продолжал укротитель вареников, — можно потопить «Пилигрим», красивый корабль, один из последних парусников. Разве это не злое дело?
— Верно, — обрадовался Тараканыч, — молодец!
Когда небо на востоке окрасилось в нежно-розовый цвет, на палубу «Калабрии» вылез хмурый, с опухшим лицом Бельведер.
— Ну, звездочет, — сказал он недобро, — определил мою судьбу?
— А как же, — улыбнулся Тараканыч, — значит, сначала тебе будет хорошо, потом — плохо, потом опять хорошо, опять плохо, и так это будет идти одно за другим: то хорошо, то плохо. Но кончится все хорошим, прямо сердце за тебя радуется.
— А не врешь?
— Чего мне врать, когда на небе ясно все указано. Хороших звезд на одну больше, чем плохих. Вот — братики кудрявые могут подтвердить.
Он обернулся к двум совершенно лысым пиратам с букетами волос в руках. Счетоводы смущенно кивнули гладкими головами.
«Режиссер» повеселел.
— Ну, сейчас взрывать будем, — объявил он.
— А взрывчатки хватит? — осведомился Тараканыч.
Бандит ухмыльнулся:
— У нас этого добра на десять таких кораблей хватит! Полный трюм на «Пилигриме»!