Страус — птица русская — страница 28 из 56

язает в болоте и приходит в беспамятство. Тут со скрежетом заработала дымомашина, которая, видимо, живет в «Ромэн» с 70-х годов, и в клубах едкого дыма плясунье стал грезиться любимый Ефим. Но враги оклеветали его, и Ефима отправляют на каторгу. Марфа бежит за ним, звучит выстрел… и она, сначала несколько упав, потом приподнимается и смотрит в небо. «Журавли летят…» – улыбается отважная цыганка, и мы понимаем, что гордая дочь шатров хоть и погибла, но не сдалась.

Эту архаичную нелепую мелодрамку, где действия набирается едва-едва на полтора часа, разыгрывают вполне симпатичные актеры. С плясуньей мне не очень повезло (корпулентная актриса танцевала без блеска), но что касается барина – Г. Жемчужного или темпераментного Ефима – Р. Грохольского, то они примерно соответствовали стандартам Малого театра 70-х годов. Но с примесью самодеятельной инфантильности. Играть-то, в сущности, нечего – все лица пьесы нарисованы одной краской. Но только лишь заиграет музыка, поведут плечами цыганочки, вскинут голову цыгане – и ветром вольных полей сдувает с артистов вялость, беспомощный текст, старомодную преувеличенность вскриков и смеха. И начинается страсть, горе, веселье, отчаяние, и всё это вместе, и пахнет как будто степными травами, и краденые кони ржут, и луна как бледный одинокий убийца светит в черном небе – словом, «айнанэ»!

А потом – опять наивная фальшь второсортной цыганской «драмы»…

Что-то явно забуксовало в идее цыганского театра, забуксовало – и остановилось в развитии. Быть ли «Ромэн» просто театром? Но зачем? Театров, даже сугубо архаического толка, у нас в избытке. Превращаться в цыганский ансамбль, нацеленный только на «айнанэ»? Но и в ансамблях недостатка нет. По-моему, театр «Ромэн» – это ценность, несомненная ценность, но нуждающаяся в реформах.

Ставить детские слабенькие пьесы, где зритель терпеливо пережидает вялые диалоги ради возлюбленного «айнанэ», – значит окончательно превратиться в какой-то курьез, недорогой советский антиквариат, смешную экзотику. Думаю, «Ромэн» можно было бы обратить в центр цыганского творчества и чередовать в афише честные, откровенные концерты с поисками сочетания «айнанэ» с драматическим действием. Только не перекладывать туда-сюда в тысячный раз одни и те же штампы про богатого барина и бедную цыганку. Если энергично и с умом подойти к делу да еще суметь грамотно «раскрутить» и подать этот театр публике – да на Ленинградском проспекте будет столпотворение!

Забавно как всегда

Вышла новая книга Виктора Пелевина под названием «П5» – «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана».


Странно было бы ждать от Пелевина сочных описаний природы и человека, глубокого психологизма или стилистических красот. Как говорят французы, «самая лучшая девушка не может дать больше того, что у нее есть». Писатель давно разработал собственное пространство, где главные темы наперед известны – приключения человеческого сознания, сатирические трактовки современной политики и нехорошие чудеса, которые творят с людьми деньги. Пять рассказов, которые собраны в новую книгу, – это пять сеансов забавной и привычной игры Пелевина с читателем.

Если В. Сорокин фатально встревожен Кремлем и не может отвести от его обитателей свой завороженный взор, Пелевина не интересуют современные политики сами по себе. Ему интересны манипуляции, которые используют колдуны-политтехнологи, чтобы внедрить политиков в жизнь. Мишени его сатиры из рассказа «Некромент» – геополитик «Дупин» и политтехнологи «Пушистый» и «Гетман». Это они так заморочили несчастного генерала ГАИ Крушина, что он стал добавлять в «лежачего полицейского» пепел реальных, замученных изувером постовых милиционеров. А в повести «Зал поющих кариатид» такие же гниды заманивают бедных девушек в подземелье, где оборудован суперкомплекс миражей для олигархов.

Девушкам, работающим кариатидами в малахитовом зале, вкалывают экстракт из насекомого по имени богомол. Теперь они могут стоять неподвижно часами. Но вместе с тем они ощущают богомола в себе – или себя в богомоле. Поэтому девушка Лена, вступив в ментальный контакт с божественным насекомым, поступает как самка богомола, то есть отрывает голову олигарху, ее возжелавшему. Таким образом, противоядие от черных технологий политических колдунов таит в себе сама природа-мать. Только ее решения будут куда более жуткими, чем идиотские грезы самодовольных болтунов.

А в рассказе «Пространство Фридмана» описывается уникальный эксперимент по выяснению того, как крупные суммы денег трансформируют сознание человека. Ученый профессор считает: «Простая параллель с теорией черных дыр позволяет видеть, что должна существовать сумма денег, обладание которой приведет к подобию гравитационного коллапса, ограниченного рамками одного сознания. По аналогии с радиусом Шварцшильда, при достижении которого происходит образование черной дыры, назовем эту сумму порогом Шварцмана… Расчеты показывают, что после пересечения этого порога никакой реальной информации о внутренней жизни сверхбогатого субъекта получить уже нельзя…» Участники эксперимента – «баблонавты» – пускаются в путь, снабженные растущим счетом и датчиками информации, но ничего выяснить так и не удается! Впрочем, читатель и сам может пуститься в подобные изыскания – «баблонавтика» наука молодая и на территории РФ, несомненно, прогрессирующая.

Фантастический элемент присутствует во всех рассказах Пелевина, но это не каприз писателя, а необходимый инструмент воздаяния. А как иначе наказать или поощрить? Поэтому разболтанных и ни во что не верующих современных людей хитроумный фокусник отправляет во времена фараонов строить пирамиду – так сказать, на трудотерапию («Кормление крокодила Куфу»). Реалистическими средствами с ними не справишься…

Хотя рассказы из «П5» не обладают большой художественной силой, они весомо подтверждают существование уникальной личности В. Пелевина. Ведь этот писатель известен нам только из своих произведений. Он не сидит с видом судной жабы в телевизионных конкурсах для обезумевших от тщеславия и алчности масс. Не вещает глупости в ток-шоу. Даже интервью не дает. А ведь мог бы при такой-то популярности стать телевизионным кошмаром номер один, и пустота, о которой Пелевин знает столь много, одарила бы его всеми своими пустыми дарами. Со своим игривым умом Пелевин в состоянии и высмеянных им политколдунов оттеснить от кремлевской кормушки запросто. Но нет, назвался писателем – пиши! И Пелевин честно пишет примерно одну книгу в год, притом очевидно пишет ее сам. Характер!

Что касается «политических пигмеев Пиндостана» и «технологий боевого НЛП» (нейролингвистического программирования), которые якобы применены в книге, то все это попытки шутить, когда на душе не слишком весело.

«Патриотизм и любовь к России в русской душе живы и часто просыпаются, но сразу обваливаются в пустоту, поскольку становится ясно, что их уже ни к чему не приложить – это как попытка поцеловать Марию-Антуанетту после того, как силы прогресса отрубили ей голову…» – замечает писатель.

Какие уж тут пигмеи и НЛП. Честная русская грусть.

Пелевина терзают демоны

Если книга вышла тиражом более 100 000, шансы на то, что ее писал один человек, а не бригада, стремятся к нулю. Подавляющее большинство современных раскрученных писателей – это бренды, литературная фабрика. Не сдается один гордый Пелевин! Однако, судя по его новому роману «Т», демоны подступают всё ближе…


Виктор Пелевин выпускает примерно по одной книге в год – это много для лично творящего писателя, но смехотворно для коммерции. «Акунин» и «Донцова» по три-четыре штуки мечут на прилавок! Ясно, что маркетологи давно замучили писателя предложениями взять в помощь литсотрудников.

Нет, нет! – отвечал наш герой. И тут, по моим предположениям, его и пронзила страшная мысль, которая затем легла в основу романа «Т».

С чего это мы взяли, что мир создал единоличный Господь Бог? Может, когда-то так и было, когда книги писались авторами. Но нынешний дурной и халтурный мир – не сочинен ли он подлой бригадой демонов-халтурщиков, давно подменивших подлинного автора?

Герой романа, граф Т., – фантом, снабженный некоторыми чертами графа Льва Толстого. Он ввязывается в различные приключения по дороге в Оптину пустынь. С ним вступает в диалог некий демон Ариэль Брахман, открывающий графу глаза на действительное положение вещей: текст, в котором существует граф, есть коллективное творчество разных демонов. Один, Митенька, пишет эротические сцены. Другой, Гриша Овнюк, – боевые. Третий, Гоша Пиворылов, отвечает за бредовые видения героя. Четвертый – метафизик, кропает внутренние монологи… И все потому, что когда-то под историю Льва Толстого, стремящегося в Оптину пустынь, дали нажористый кредит и его надо хоть как-то отбить… А Бог в этом мире – просто бренд на обложке. «Хорошо раскрученный бренд. Но текст пишут все окрестные бесы, кому только не лень».

Узнав о подлой сущности мироустройства, герой начинает бунтовать. Он мечется по разным фантасмагорическим пространствам, отыскивает друга – засевшего в адском Петербурге Федора Достоевского, отстреливающего мертвые души. Но одолеть демонов герою, запертому внутри текста, невмочь! Только он решит, что действует сам, – тут же появляются циничные халтурщики, распоряжающиеся его судьбой. Для них славные имена прошлого – источник коммерции. «Главная культурная технология двадцать первого века, – объясняет Ариэль, – чтоб вы знали, это коммерческое освоение чужой могилы. Раньше думали, одни чекисты от динозавров наследство получили. А потом культурная общественность тоже нашла, куда трубу впендюрить. Так что сейчас всех покойничков впрягли!»

Пелевин, конечно, знает о реальности. Вот, к примеру, как он прелестно обмолвился об экономическом кризисе: «В этот раз даже объяснять ничего не стали. Раньше в таких случаях хотя бы мировую войну устраивали из уважения к публике. А теперь вообще никакой подтанцовки. Просто женщина-теледиктор в синем жакете объявила тихим голосом, что с завтрашнего дня все будет плохо…» Однако реальность так отвратительна писателю, что он с явным аппетитом кидается в описание миражных злоключений своего героя. Громоздит горы интеллектуального бреда, из-под которых с блеском выбирается. Роман мчится со скоростью лихой компьютерной игры, рассыпается на сны и сны внутри снов, чтоб иногда затормозить в глубокой грусти. Грусти благородного героя, вынужденного жить по указке мерзких демонов… «Да вы хоть представляете себе, – говорит граф Т., – какая это мука – знать и помнить, что ты живешь, страдаешь, мучаешься с той единственно целью, чтобы выводок темных гнид мог заработать себе денег?»