Боль была острой, но очищающей. Она вытеснила тошноту, вернула контроль. Он открыл глаза. Руки всё ещё дрожали, но теперь он мог ими управлять. Стежок за стежком, грубо, криво, он стягивал края раны. Кровь смешивалась с потом, капающим с его лба. Каждое движение было пыткой, но он продолжал, подстёгиваемый злостью на самого себя.
Закончив, он туго забинтовал руку и рухнул на стул, тяжело дыша. Во рту был привкус металла. Он потратил больше сил на борьбу с собой, чем на бой с врагом.
Он поднял голову и посмотрел на Люсию.
И замер.
Она больше не сидела на кровати. Она стояла у окна, спиной к нему. В комнате было холодно, но она дышала на стекло, оставляя на нём небольшое, расплывчатое облачко пара. А потом её указательный палец медленно, с какой-то нечеловеческой точностью, начал выводить на запотевшей поверхности линии.
Хавьер встал, подошёл ближе. Это были не бессмысленные каракули. Это была диаграмма. Сложная, симметричная, похожая на паутину или схему нейронной сети. Линии пересекались под идеальными углами, расходились от центральных узлов, образовывали новые кластеры. Её палец двигался уверенно, без пауз, словно она не рисовала, а переносила на стекло уже готовую, существующую в её голове карту.
Что это? — пронеслось у него в голове. — Что это такое?
Это не было похоже на помутнение рассудка. В этом хаосе была ледяная, пугающая логика. Словно внутри его сестры, в пустоте её сознания, что-то жило. Что-то разумное. Что-то, что сейчас выводило на стекле свои чертежи.
Палец Люсии замер в центре диаграммы. На мгновение. А потом медленно нарисовал последний символ.
Стилизованный скорпион с задранным хвостом-жалом.
У Хавьера перехватило дыхание. Он знал этот символ. Он носил его нашивку на своём рукаве четыре года. Эмблема его бывшей частной военной компании. «Аквила». Той самой, на чьи кровавые деньги Люсия и начала своё журналистское расследование. Расследование, которое привело её в этот ад.
Осознание ударило, вышибая воздух из лёгких.
Это не была случайная атака. Это не были конкуренты по её расследованию.
Они пришли по его следу. Его прошлое, которое он так отчаянно пытался похоронить в песках Африки, нашло его. И теперь оно держало в заложниках самое дорогое, что у него было. Оно смотрело на него из пустых глаз его сестры и рисовало на стекле его собственное клеймо.
Он медленно протянул руку и стёр ладонью диаграмму. На стекле остались лишь мутные разводы. Но образ выжженной в его мозгу схемы уже ничем было не стереть.
В отличие от Хавьера, Хелен Рихтер любила, когда всё можно было стереть и исправить. Она любила порядок.
Её кабинет на шестьдесят третьем этаже стеклянной башни, пронзающей небо над Франкфуртом, был воплощением этого порядка. Стол из полированной стали и дымчатого стекла. Кресло из чёрной кожи. Ни единой бумажки, ни единой лишней вещи. Только ноутбук и панорамное окно, за которым расстилался город — гигантская, упорядоченная сеть из света и бетона.
На столе, на специальной бархатной подложке, лежало то, что нарушало эту идеальную гармонию. Детали старинной музыкальной шкатулки фирмы «L’Épée», которую она нашла у антиквара в Женеве. Механизм был повреждён. Вместо чистой, гармоничной мелодии он издавал диссонирующий скрежет.
Хелен взяла в руки пинцет с хирургической точностью. Её ногти были покрыты прозрачным лаком, манжеты белоснежной рубашки выглядывали из-под рукавов идеально скроенного пиджака ровно на полтора сантиметра. Она подцепила крошечную латунную шестерёнку, зубцы которой были едва заметно погнуты.
В её наушнике раздался тихий сигнал. Она не вздрогнула.
— Говорите, — произнесла она, не отрывая взгляда от механизма. Её голос был ровным и холодным, как стекло её стола.
— Объект «Агнец-7» выведен из строя, — доложил безликий голос оперативника. — Цель скрылась. Потеряли в портовой зоне. Туман.
Хелен на мгновение замерла. Пинцет в её руке не дрогнул ни на микрон. Провал. Негативная итерация сценария.
— Объект «Страж» оказал сопротивление. Жёстче, чем мы ждали, — продолжал голос. — Рекомендую задействовать группу «Зачистки».
Хелен молчала. Она рассматривала погнутую шестерёнку. Небольшой, почти незаметный дефект приводил к полному отказу всей системы. К хаосу. Хаос был неэффективен. Хаос нужно было устранять.
— Нет, — наконец сказала она. — Группа «Зачистки» — это слишком грубый инструмент. Это признание неудачи. Мы не терпим неудач.
Она аккуратно положила пинцет и взяла другой инструмент — миниатюрные плоскогубцы.
— У нас есть его психологический профиль. Его сестра — его единственная уязвимость. Он загнан в угол. Без ресурсов. Без поддержки. Он начнёт делать ошибки. Он сам выведет нас на цель.
Она осторожно, с выверенным давлением, выпрямила погнутые зубцы шестерёнки.
— Продолжайте пассивное наблюдение. Активируйте все наши источники в криминальной среде. Рано или поздно ему понадобится помощь. И мы будем ждать.
Она отключила связь.
Снова взяла пинцет и с ювелирной точностью установила исправленную деталь на место. Затем аккуратно завела механизм.
Из шкатулки полилась чистая, хрустальная мелодия. Идеальная гармония, рождённая из хаоса.
Хелен позволила себе едва заметную, холодную улыбку. Порядок будет восстановлен. Всегда.
Хавьер сидел на краю кровати, напротив Люсии. Он стёр диаграмму, но она всё ещё стояла перед его глазами. Он чувствовал себя так, словно его выпотрошили. Вся его тактика, весь его опыт, все его навыки оказались бесполезны. Он мог защитить её тело, но он понятия не имел, как сражаться с тем, что поселилось в её голове.
Он в отчаянии потянулся и осторожно взял её руку. Кожа была прохладной, но не ледяной.
— Люсия… — его голос был хриплым, сорванным. Он не узнавал его. — Что они с тобой сделали, а? Скажи мне.
Она не реагировала.
— Этот скорпион… на стекле… Это из-за меня, да? — он сжал её руку чуть сильнее, пытаясь пробиться сквозь пустоту. — Они пришли за мной. А попали в тебя. Прости меня…
Слова застряли в горле. Он никогда не извинялся. Он не умел.
— Ты меня слышишь? Люсия… сестрёнка… — он перешёл на испанский, язык их детства, язык, на котором они шептались по ночам, строя планы побега из их маленького сонного городка в Андалусии. — Просто… дай мне знак. Что ты ещё там. Что угодно. Пожалуйста…
Его мольба повисла в спёртом воздухе номера, пропитанном запахом безысходности. Её лицо оставалось бесстрастным. Он был готов закричать, разнести эту комнату на куски, но это бы ничего не изменило. Он был в тупике.
В этот момент тишину разорвала резкая, назойливая вибрация.
Хавьер вздрогнул. Звук исходил из его сумки. Он отпустил руку Люсии и, нахмурившись, полез внутрь. На дне, среди запасных обойм и бинтов, вибрировал тонкий, дешёвый телефон. Одноразовый. Зашифрованный. Его «телефон судного дня», контакт, который он не использовал уже два года.
Он достал его. Руки слегка дрожали. Он не ждал звонков. Звонок означал, что случилось что-то непоправимое. На экране светилось уведомление об одном новом сообщении.
Он открыл его.
Короткая строка текста на белом фоне. Без подписи. Без номеров.
Я знаю, что с ней. И знаю, как это остановить. Центральный вокзал, 14:00. Будьте один.Хавьер прочитал сообщение. Потом ещё раз. И ещё. Пять коротких фраз, которые прозвучали в его голове как приговор.
Каждый инстинкт, отточенный годами выживания в самых грязных дырах мира, кричал ему, что это ловушка. Классическая. Выманить цель на открытое пространство. Навязать свои условия. Лишить преимущества. «Будьте один». Это словосочетание было красным флагом, сигнализацией, воющей в его мозгу. Никогда. Никогда не идти на встречу, условия которой диктует враг. Это была первая заповедь.
Он поднял взгляд на Люсию. Она всё так же сидела на кровати, безмолвная и пустая. В её глазах отражался мигающий неон из окна. Он вспомнил диаграмму на стекле. Сложную, чужую, разумную.
Его правила больше не работали. Его опыт оказался бесполезен против этой новой, непонятной угрозы. Он мог бежать. Прятаться. Меняя города, отели, личности. Но он не мог бежать от того, что было внутри неё. Рано или поздно оно бы его уничтожило. Или её.
Он посмотрел на свои часы. 10:47. У него было чуть больше трёх часов, чтобы принять решение.
Решение, которое он уже принял.
Он встал. Подошёл к столу, где лежал его «Глок». Проверил магазин. Семь патронов. Мало. Слишком мало. Он достал из сумки последнюю обойму, дозарядил. Щелчок патрона, входящего в патронник, был единственным определённым звуком в этом мире, полном тумана и безумия.
Он пойдёт.
Потому что бежать больше было некуда. Потому что бездействие было таким же выбором, как и действие. И оно вело к гарантированной смерти. А эта встреча, эта ловушка, давала хотя бы один шанс из тысячи.
Призрачный. Смертельный.
Но единственный.
Глава 2: Призрак
Центральный вокзал Гамбурга гудел на тысяче языков. Воздух, плотный и влажный от тумана снаружи, здесь был пропитан запахами, которые смешивались в один тошнотворный коктейль: горячие крендели, дешёвый парфюм, антисептик и едва уловимая вонь сырых пальто.
Неоновые вывески отражались в мокром гранитном полу, который ещё не высох после утренней уборки, размазывая названия городов в яркие, нечитаемые кляксы. Для тысяч людей это было место транзита. Для Хавьера Рейеса — сектор огня.
Он усадил её на холодную металлическую скамью, поправил капюшон её куртки, чтобы скрыть пустое лицо. Со стороны они выглядели как брат, ждущий поезда с больной сестрой. Уставший. Заботливый. Нормальный. Ложь была лучшим камуфляжем. А сам встал рядом, прислонившись к стальной колонне.
Его взгляд не отдыхал ни секунды. Он методично прошивал толпу, отсекая лишнее, выискивая аномалии. Вот пара полицейских, расслабленных, пьющих кофе. Норма. Вот группа туристов, громких, потерянных. Норма. А вот мужчина в сером плаще у газетного киоска. Он не читал. Он смотрел в отражение в стекле витрины. Пятый раз за три минуты. Не норма.