— С каким? — устало спросила она, садясь рядом.
— С видом человека, который хочет сбежать через окно в туалете.
— Переживу, — отозвалась Лия, делая глоток, чтобы занять руки и рот.
Юрг откинулся на спинку скамьи и скрестил руки на груди.
— Ну что, юнцы, первый бой с экспериментальным зверем — событие.
— Дай угадаю, — Элвина подняла палец. — Ты сейчас скажешь, что после этого всё будет только хуже?
— Нет, — ухмыльнулся он. — Я скажу, что после этого вы уже не совсем новички. Слабаки, конечно, но уже чего-то стоите.
Марна хмыкнула и стукнула его локтем.
— Да ладно тебе их пугать. Живы, задачу выполнили — молодцы.
Лия снова опустила взгляд, а Марна по-свойски хлопнула её по плечу. Молча, но в знак поддержки.
Беседа полилась легче. Юрг Ной оказался вполне себе человеком, пусть и сварливым сверх меры. Да и Марна, которую побаивались все новички из-за излишней суровости, тоже сменила гнев на милость. Она как раз что-то тихо говорила Лие, когда двери «Капли» открылись.
Я не сразу обратил внимание — в таверне постоянно кто-то приходил и уходил. Но потом мой взгляд зацепился за белую нашивку с гербом Форта Элун на левом плече вошедшего. «Северянин». Самый дальний рубеж, где сейчас велась разработка Ноктиума.
Высокий силуэт в шлеме остановился у порога, прислушиваясь к шуму и оглядываясь по сторонам. Явно искал знакомые лица.
— Странно, — пробормотал Юрг. — Элунцы здесь редко бывают…
— Они вообще редко заявляются в Альбигор, — нахмурилась Марна.
Человек в доспехе снял шлем.
Свет лампы мазнул по коротким светлым волосам. По лицу, которое я знал слишком хорошо. По глазам, которые когда-то смотрели на меня с вызовом.
Я выпрямился, не сводя с него взгляда.
Он тоже меня узнал.
Но в его глазах не было удивления. Только усталость.
— Твою Ночь, — выдохнул Юрг. — Какого гриба здесь забыл Остен Рейвель?
Глава 5
Остен Рейвель стоял на пороге, всё такой же высокий и прямой, но… уже совсем не тот мальчишка, которого я помнил. Свет ламп мазнул по его лицу — худом, с ввалившимися щеками, тёмными кругами под глазами.
Он даже не снимал дорожного плаща, и всё равно от него пахло гарью, пеплом и чем-то кислым, что въедается в кожу после долгого боя. Потрёпанная мундирная нашивка болталась на одном шве, словно напоминание, что его место в строю теперь где-то на краю.
В зале повисла тишина. Кто-то перестал жевать, кто-то замер с кружкой на полпути ко рту. Даже в углу, где вечно шумели рекруты, стихли голоса.
Остен не спешил подходить. Его взгляд скользнул по лицам, ища знакомых. На Марне задержался, как будто примерял, стоит ли ждать удара. Юргу он кивнул в знак уважения. Нас с Элвиной Остен почти проигнорировал, и только на Лию он смотрел по-настоящему долго.
— Ну, — проворчал Юрг, отставляя кружку, — если уж пришёл, садись, Рейвель младший. Или ты решил стоять там до утра?
Я подумал, что он попытается сказать что-то едкое. Но Остен лишь выдохнул и коротко кивнул. Жестом подозвал официантку, и когда та подошла, коротко бросил:
— Большую грибного. И воды. Побольше.
Потом подошёл к нашему столу и опустился на край лавки напротив меня.
— Ну и видок у тебя, Рейвель, — сказал Юрг, не моргнув. — Будто тебя в печи держали.
— Почти так и было, — отозвался Остен хрипло, словно каждое слово давалось ему через силу. — Форт Элун подвергся нападению тварей. Уже дважды. И подвергнется снова.
Марна скрестила руки на груди. Её глаза потемнели.
— Рассказывай, — бросила она. — Что там?
Он замолчал, пока трактирщик ставил перед ним кружку. Остен не прикасался к ней. Только обхватил ладонями — видно было, что пальцы дрожали. Может, от холода. Может, от усталости. Может, от чего-то, чего он не собирался озвучивать.
— Что-то действительно серьёзное, — заметил я. — Если элунцы отправили посыльного.
Остен посмотрел прямо на меня. Не враждебно. Но и без прежней горячности. В этом взгляде была тяжесть — и ещё что-то едва заметное, будто короткий укол ревности. Как если бы он наконец понял, что место, которое он когда-то считал своим, уже занято. И не им.
— Я прибыл не один, — ответил Остен, наконец поднимая кружку и делая глоток. — Меня не должно было быть в отряде, но думаю… комендант просто решил выдворить меня из крепости на случай, если твари всё-таки её возьмут.
На миг в его глазах мелькнула пустота. Будто он снова видел то, что хотел бы забыть. Когда заговорил, голос у него сорвался на хрип:
— Когда мы потеряли первый… Я имею в виду… Когда форт впервые подвергся атаке, треть гарнизона погибла. Те, кто остался, больше не могли прикрывать периметр полностью. Твари шли волной — не как обычно. Не ночью, не изголодавшиеся. Они приходили днём. И они… Они словно знали, куда бить.
— Знали? — переспросила Элвина, тихо.
— Да, — подтвердил он. — Как будто кто-то… учил их. Или выпускал партиями. С разницей в час.
Я видел, как напряглась Марна. Она краем глаза посмотрела на меня, но не сказала ни слова.
— Ты говоришь о тех, что не боятся солнца? — спросил я.
— О них, — Остен снова сделал глоток, но кружку так и не отпустил, будто держал её как якорь. — И если вы думаете, что это случайность, то зря. Это больше не атаки. Это осада. Я своими глазами видел их. И клянусь, что это необычные твари.
Мы с Юргом переглянулись. Все за столом вспомнили наше недавнее приключение на заброшенной платформе.
Остен медленно провёл пальцем по потрёпанной мундирной нашивке. Там всё ещё просматривался герб форта — выцветший, в копоти.
— Элун без помощи не выстоит, — сказал он тихо. — Мой отряд прибыл, чтобы доложить обо всём Герцогу и привести в Элун помощь.
Марна молчала. Юрг тоже. Даже Элвина не нашла, что ответить.
Тишину нарушил только звук, с которым Лия отставила свою кружку. Остен сразу перевёл взгляд на неё.
— Лия, — сказал он, чуть тише. — Я… рад, что ты жива и… исполнила свою мечту.
Она долго смотрела в стол. Потом подняла глаза — и я видел, что ей почти физически больно это слышать. Словно в этих нескольких словах пряталась тысяча недосказанных обвинений и сожалений.
— Спасибо, — выдавила она. — Я тоже рада, что ты жив.
Голос у неё звучал так ровно, что в нём слышался почти вызов. Остен больше не стал ничего говорить. Только опустил взгляд.
Я откинулся к стене, скрестив руки на груди. Он действительно изменился. Раньше в нём было больше бравады. Теперь — только усталость. Это был человек, который уже повидал ужас.
— И что теперь? — спросил я. — Вернёшься обратно в Элун? Вместе с подмогой?
— Конечно, — ответил он, коротко. — Мои люди там. И если я не вернусь, они будут знать, что я бросил их.
Юрг кивнул и даже слегка улыбнулся.
— Ты повзрослел, юный Рейвель, — тихо сказал он.
— Ваше уважение не остановит тварей. Не заткнёт голод. И не починит стены. Я пришёл за людьми.
Я уловил, как в этой фразе прорезалась почти невидимая ревность. Как будто он сам ненавидел то, что мы сидим здесь — живые, не пахнем дымом, не смотрим в пустоту.
— Если Герцог прикажет, — сказал я, — мы придём.
Он снова посмотрел на меня. Долго, без улыбки.
— Знаю, — наконец произнёс он.
Я всегда думал, что стены замка Герцога давят.
Слишком много арок, слишком мало окон, слишком много камня и высоких потолков. Сегодня, когда я шагал по выстланному темно-синим ковром коридору, это ощущение стало почти осязаемым.
Перед залом заседаний собралось с два десятка человек. Маги, бароны, воины-элунцы, твареведы. У некоторых магов на руках всё ещё проступали следы ожогов. Никто не разговаривал. Ждали.
Я подошёл ближе к Марне и Юргу. Они стояли у дверей, переглядываясь. Марна первая посмотрела на меня.
— Готов? — спросила она с тем невесёлым спокойствием, которое появляется у людей, уже испытавших весь возможный страх.
— Смотря к чему, — отозвался я. — Если к хорошим новостям, то нет. Если к дерьму — всегда.
Юрг усмехнулся, но в этой усмешке не было радости.
— Тогда поздравляю, Ром. Твоё ожидание оправдается. Судя по лицам магов, новости будут скверные.
Дверь в зал открылась с тихим скрипом. Один из помощников Герцога вышел к нам и жестом пригласил внутрь:
— Заходите.
Зал был высоким, с балками под потолком и огромным столом, за которым обычно заседали влиятельные лица клана.
Сегодня за столом сидела только одна фигура — Герцог. Перед ним — разложенные фрагменты панциря твари, прозрачные колбы с тканевыми пробами и несколько артефактных зеркал, отражавших с разных углов распластанное под печатями тело существа.
— Прошу, — сказал он, не поднимая головы. — Присаживайтесь.
Многие расселись, но из всех лунных стражей место занял лишь Тарен Сойр. Мы остались стоять чуть поодаль.
— Магистр Салине доложила, что у них есть первые данные анализа, — сказал Герцог и жестом пригласил ее говорить. — Прошу вас.
Салине поднялась, провела ладонью над ближайшей колбой. Внутри ткань, похожая на чёрный воск, чуть дрогнула — словно от слабого дыхания.
— Первичные анализы структуры подтвердили, что это не естественный мутант, — сказала она. — Не предмет естественной мутации под влиянием Ноктиума, а… искусственный процесс.
— То есть? — Тарен Сойр поднял бровь.
— Тварь создана в лаборатории. Она содержит материал нескольких видов тварей и… человеческий. Видите вот эти синие вкрапления? — Салине ткнула длинным стилусом в разрезанный фрагмент костной ткани. — Это следы стабилизации волокон алхимическими реактивами.
Я медленно выдохнул. Не потому что удивился, а потому что понял, что мы в заднице.
— Пепельники? — спросила Марна. Голос у неё был низкий, почти глухой.
Салине подняла голову.
— Пепельники умеют многое, но таких технологий у них нет, — покачала головой магистр. — Либо же мы многого не знаем о Пепельниках… Я не смею ничего утверждать. Пока у нас нет полной картины, и это лишь догадки. Но следы алхимической сборки по составу и структуре похожи на те, которые используются у нас. В Альбигоре.