— Юрг… — начал я, но язык словно споткнулся. — Я не…
— Ты, — прервал он. — И не смей спорить.
Он шагнул ближе, положил мне руку на плечо — крепко, по-солдатски.
— Я видел, как ты ведёшь людей. Как сражаешься. Как держишься. С тобой идут даже те, кто боится собственного отражения. Ты, драть тебя, даже тварей как-то приручил. Мне нужен такой человек рядом. Приказ не обсуждается.
Я коротко кивнул. Плечо горело под его ладонью, но не от тяжести.
— Я не хочу славы. Не хочу значков и постов.
— Знаю, — мрачно усмехнулся Юрг. — Потому тебя и выбрал.
Он отпустил. Отступил на шаг.
— Но сначала — прощание. И тризна. Они все заслужили достойных проводов.
Глава 16(БОНУС)
Дорогие читатели!
Благодарю вас за внимание к этой истории.
Это — бонусная глава, мой маленький подарок вам за поддержку, лайки и комментарии.
Приятного чтения!
Мы начали собираться ещё до рассвета.
Небо над долиной было тяжелым, как взгляд коменданта Варейна. Ни звёзд, ни ветра, только плотная предрассветная тишина, которая давила на плечи сильнее, чем броня.
Я стоял на уступе, откуда было видно всё — костры, выстроенные в ряды, тела, прикрытые тканью, лица тех, кто остался.
Пламенники — как всегда — всё сделали со вкусом: у их павших были собственные погребальные знаки, аккуратно вырезанные символы огня на рукавах и широкие, вычищенные шлемы рядом. У Белотканников — цветы. Откуда — не знаю. Видимо, кто-то всё же вырастил пару лепестков на подоконнике и хранил до особого случая.
У Лунорождённых было всё проще: тёмная ткань и руки, сложенные на груди. Без лишнего пафоса. Только ранговые браслеты и эмблемы на груди, уже никому не нужные. Артефактное оружие всегда возвращалось в клан.
Когда Варейн вышел вперёд, долина затихла. Даже те, кто вечно перешёптывался — Тар, Хван, Пелар — смотрели молча. Ильга держала меня за руку. Лия смотрела в сторону. Элвина — вниз, на серую пыль, которой теперь была усыпана каждая трещина в земле.
Комендант выпрямился, медленно провёл взглядом по рядам, где на досках лежали мёртвые. А потом заговорил:
— Каждый, кто пал здесь, сделал выбор. Не между жизнью и смертью. Между собой и другими. Между страхом и долгом. Между тем, чтобы уйти — и тем, чтобы остаться. Те, кто лежат перед вами, не просто воины. Это стена, которая не дала пасть Элуну. Стена, в которую упёрлась сама смерть.
Он сделал паузу. Кто-то всхлипнул. Варейн говорил дальше:
— Среди них были разные. Молодые и старые. Маги и стражи, строители и лекари, добытчики и слуги. Те, кто любил, и те, кто не успел. Мы запомним их всех поимённо — и запомним, что они были здесь. Их прах будет отправлен в Альбигор — в крипты кланов, согласно обычаям. Но их слава останется в Элунe. Здесь они сражались. Здесь они умерли. И здесь мы будем их помнить, пока стоит эта крепость.
Он обернулся и кивнул. Главы отрядов подняли факелы. Я — вместе с ними.
Пламя дрожало от лёгкого ветра. Я медленно шёл к костру стражей. Там, где лежал Римел, с которым мы дрались плечом к плечу. Там, где лежала Айлен — та самая, что закрыла собой брешь, чтобы спасти весь свой отряд. Их было много. И каждый погиб с честью.
И Марна. Её я не увидел сразу — только когда шагнул ближе и почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Парадная форма закрыла страшную рану, а лицо молодой стражницы теперь выглядело незнакомо. Слишком спокойное, умиротворённое. Я помнил её другой.
Юрг стоял рядом. В правой руке — факел, в левой — ранговый браслет Марны.
Он ничего не сказал. Только поднёс огонь, как и положено. Пламя взметнулось вверх, рыжее, жадное. Я видел, как он стиснул зубы. Как сжал кулак. Ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя глаза были красными.
Он обернулся, заметил меня и чуть кивнул. Никаких слов. И не надо.
Сзади кто-то пел. Старую песню Белотканников — тихую, почти монотонную молитву о жизни. Кто-то шептал имена. Кто-то бросал в огонь прощальные записки — короткие, написанные от руки. Я тоже бросил. Один лист. Пустой.
Потому что всё, что я хотел бы сказать… я уже не успел. А сейчас не было смысла.
Пламенники разожгли свои костры заклинаниями. Сложные, с формулами и жестами. У кого-то вырвался язык пламени прямо с ладони. Белотканники — торжественно, в молчании, прикладывали факелы и читали молитвы. Дров было мало, и магам приходилось поддерживать пламя искусственно.
Я остался стоять, пока не погас последний костёр. Над долиной поднялся чёрный дым, густой и медленный. Запах гари перебил остатки рассветной прохлады.
Это было красиво. И страшно. И правильно.
— Ром, — позвала Элвина. — Довольно. Они ушли в Ночь. Идём.
Когда я уходил с уступа, ветер донёс до меня слабый хриплый голос. Хван пел.
— Тех, кого рядом нет, мы носим в крови…
Песня была старая, кабацкая. Я много раз слышал её в «Чернильной капле». Правильная песня.
Я обернулся лишь один раз и пошёл прочь.
Над площадью перед домом коменданта, недавно ещё залитой кровью, теперь витали ароматы вина, дыма и горьких трав. Мы называли это тризной, хотя по факту это был лишь символический пир, дань традиции. Жрать было нечего, а немногие припасы распределили в пользу раненых.
Длинные столы вытащили из казармы и штаба. На них — остатки сухарей, кореньев и окаменевшего вяленого мяса. Зато Старый Лайнер велел притащить несколько старых бочек старого ягодного вина, и теперь эта кислятина казалась нам самым вкусным напитком на свете.
— Простите, Ночные братья, у самих в запасах мышь повесилась, — вздохнул Химваль и плюхнулся за стол. — Готовить почти не из чего…
Пламенники, к их чести, всё же не пришли с пустыми руками. Принесли два котла какой-то острой похлёбки, бросили на стол свои остатки пайков. Кто-то даже принёс лук — я понятия не имел, откуда он его выкопал, но почти захотел обнять за это.
Мы сидели плотно и молча, у всех в глазах была усталость.
Я обнимал Ильгу за плечо, лениво поглаживая её пальцами по вороту мантии. Она не возражала. Тепло её тела напоминало, что я ещё жив, а она — здесь, несмотря ни на что. Мы почти не разговаривали. И не нужно было. Покой — вот чего нам не хватало.
На другом конце стола Тар суетился с тарелкой. В ней — тонкая полоска вяленого мяса. Он протянул её Элвине, та отмахнулась, но Тар не отставал:
— Ешь. Ты, конечно, всё ещё злющая как фурия, но вдруг оно сделает тебя добрее…
— Отстань, — пробурчала Элвина, но всё же взяла мясо. Это по-своему было мило. — Спасибо, Тар.
Лия сидела чуть поодаль, вцепившись в кружку с вином, словно в последний кусок прошлого. Волосы слиплись, взгляд обращён в пустоту. Не надо было быть магом или эмпатом, чтобы понять: там, внутри, была буря. Но Лия ни с кем не делилась тем, что творилось у неё на душе.
Рион хмыкнул, подливая себе эля:
— Я думал, хуже гибрида, рвущего тебе плечо, может быть только гибрид, рвущий тебе ногу. Но потом я услышал Хвана, поющего в бане, и всё встало на свои места.
— Очень смешно, — буркнул Хван, облокачиваясь на бочку. — Я между прочим, ещё играть на пятиструнке умею. Хочешь, принесу? Видел у Пламенников валяется одна бесхозная…
— Избавь! — взмолился Рион. — Этого я точно не вынесу.
Смех прокатился между нами, сдержанный, усталый. Это было нужно — как вдох.
Пламенники начали петь. Сначала негромко, вспоминая слова, а потом — во весь голос, хрипло, но так, что мороз пробегал по коже. Это были песни не о победе. О потерях. О тех, кто ушёл в огонь и не вернулся. У Пламенников была странная черта — они не боялись смерти, но всегда её оплакивали.
Именно в этот момент — когда вино чуть ударило в голову, когда я почти поверил, что мир на миг оставит нас в покое — рядом оказалась Салине.
Она не села. Просто наклонилась и прошептала мне на ухо:
— Я закончила с анализом твоей крови.
Площадь перед домом коменданта снова была заполнена. Но на этот раз не было уже ни столов, ни бочек, ни песен. В форте царила напряжённая тишина.
Все собрались ради суда. Все взгляды были устремлены на обвиняемого. И звали его Остен Рейвель.
Он стоял на коленях у подножия помоста, скрученный, как сухая ветка. Руки стянуты за спиной, лицо в синяках. Его уже не держали — не нужно было. Он и сам не мог бы встать без посторонней помощи. Охрану тоже приставили для порядка — Два стража и одна Тень.
Я стоял выше — на помосте рядом с Варейном, Салине, Юргом и Старым Лайнером. Ветер играл плащами и мантиями, норовя сорвать с магистра маску.
Варейн поднял руку.
— Форт Элун, — обратился он. — Форт Элун прошёл через ночь, через кровь, через гибель. Он стоял, когда все прочие падали. Стоял, потому что всегда был един.
Пауза. Он смотрел не на меня. Не на Остена. На остатки гарнизона.
— Но враг был внутри. Не только в пещерах и гнёздах. Не только среди гиьридов. Самый страшный враг всегда был рядом с нами. И это предательство стоит больше, чем сотня мертвецов у стен. Потому что тот, кто должен был защищать, ударил в спину.
Варейн шагнул вперёд. Глаза его были темнее стали. Он указал вниз, на Остена.
— Остен Рейвель, сын барона Делмонда Рейвеля. Стажёр Лунных стражей, уже разжалованный в рекруты. У него был шанс вернуть доверие здесь, в Элуне. Ты обвиняешься в попытке убийства сослуживца, нанесение вреда во время боевых действий, и, наконец, за предательство клана и отказ от Клятвы Тени.
Он перевёл взгляд на меня.
— В крови стража Рома — нашего брата по оружию —, был найден яд. Анализ почтенных магистров подтвердил это.
Я даже не пошевелился, когда все взгляды обратились ко мне.
— Мы знаем, что ты ждал удобного момента, чтобы ударить в спину, Остен Рейвель. Ты был уверен, что гибриды завершат начатое. Ты был удостоен чести начать всё заново, но упустил этот шанс. — Комендант стиснул кулак. — И ты услышишь приговор не по законам Альбигора. Тебя будут судить по закону Диких земель.