Куда делся Марк?!
Неужели опять…
Дурное предчувствие сковало по рукам и ногам. Но, хвала богам, вешаться сегодня никто не планировал. Марк обнаружился во дворе. Он сидел под молоденьким еще дубом, высаженным хозяйкой квартиры. В лунном свете черты его лица плыли.
Недвижимый. Спокойный.
О чем он думает?
Почему так хочется присоединиться к нему, присесть рядом и просто молчать?
Я надолго прилипла к открытому окну, но не стала выходить, чтобы не разрывать его покоя. Накрапывал мелкий дождь, что не смущало мужчину.
Вдруг Марк обернулся, словно почувствовал мой назойливый взгляд. Глянул с ухмылкой.
Я отпрянула от окна, задернула шторы, якобы этим и собиралась заняться. Нет, я не подглядывала. Не рассматривала острые черты. Не пялилась.
Да и вообще. Имею полное право выглядывать в собственное окно!
Почему сердце-то так молотит?..
Разумеется, этой ночью лабиринты сна привели меня прямиком во внутренний дворик. Теплая ночь лукаво щурилась, подмигивая тысячами звезд. Молоденький дуб так разросся, что его невозможно было обхватить обеими руками.
Я осмотрелась, но Марка рядом не наблюдалось. Если учесть, что последние ночи мы провели «вместе», его отсутствие казалось противоестественным. Что-то внутри даже ждало этих встреч, во время которых мы почти нормально общались, и меня отпускало стеснение.
Прикрыв веки, я позволила себе расслабиться.
– В твоих снах всё какое-то искаженное, – донесся полный ехидства голос. – Чем тебе не угодил реальный размер дуба?
Я присмотрелась. Дерево вымахало ещё сильнее и, казалось, могло кроной зацепиться за облака. Такая махина, на которую не взобраться, с которой не спуститься.
Марк стоял в метре от меня, в той самой синей рубашке с привычно закатанными рукавами, только руны по её кайме сейчас сияли серебром, словно вышитые драгоценными нитями.
– Чего ты вечно бухтишь? – смело спросила я, не боясь заглядывать ему в глаза.
Сознание спутано, и легкость пьянит. Я не ощущала робости, мой язык не прилипал к нёбу при общении с Марком. Да и чего мне страшиться? Собственных фантазий? Ведь это не реальность, а в своих сновидениях я могу делать то, что вздумается.
– Прикажешь заткнуться? – спросил, приближаясь. – Ты же госпожа, ты вообще можешь запретить раскрывать рот под угрозой наказания. Буду молчаливым рабом, покорным и послушным.
– Что-то сомневаюсь. Для покорного раба ты очень уж своенравный, – отбрила я.
– Своенравный? – с наглой усмешкой. – Что ж, если так… Давно хотел попробовать, – заявил Марк хрипло и смял мои губы своими.
Если даже я и планировала сопротивляться, то его напору невозможно было противостоять. Он сметал всё под собой как ураган. Не спрашивал разрешения. Не медлил. Не давал шанса одуматься.
Он был не рабом. Он был тем, кто сводил меня с ума…
Его язык очерчивал уголки моих губ, рождая невероятные эмоции. Внутри меня вскипала кровь, и сердце лихорадочно колотило о грудную клетку. Пальцы сжимали мои бедра, и хриплое дыхание сплеталось с моим. Мы застыли, растворились на частицы посреди внутреннего двора.
Желала ли я этой близости? Опасной. Вызывающей. Дурманящей сознание.
Мечтала ли касаться его скул или задыхаться от нетерпения?
Не мечтала. Не желала. Но теперь так остро хотела этого, точно поцелуй пробудил все запретные мои помыслы.
Я не могла насытиться. Перестала принадлежать себе.
– Ты пожалеешь об этом завтра, – произнес Марк тихо.
– Пускай…
Шрамы начали полыхать, и жар от них передался мне.
Но мужчина не расцеплял объятий даже в эту секунду, сжигаемый болью.
Я вскочила с кровати, чувствуя, как саднят губы, как трясутся ладони. Хотела добежать до душа, чтобы обмыть горящее точно в лихорадке тело. Но из кухни донеслись шорохи.
Нет уж. Не пойду.
Утром я скользнула мимо Марка со стыдливой физиономией и красными щеками. Хорошо, что ему неизвестно, какие стыдные сны мне видятся ночами. От которых низ живота сводит непонятным жжением, и сердце начинает биться чаще.
– Доброе утро, – отсалютовал он чашкой.
– Ага, – ответила рассеянно, садясь за другой край стола, так, чтобы нас разделял целый метр. – Где Грегг?
– Не имею ни малейшего представления. Он передо мной не отчитывается. Какие планы на день?
«Держаться от тебя как можно дальше», – хмуро подумала я.
– Нужно заглянуть в художественную лавку, разобраться с таинственным дарителем портрета Агнии.
– Звучит слишком просто. Как ты найдешь нужную лавку? – скептически.
– Пф, всё гениальное просто. Поисковое чутье не пропьешь, такие вещи нам очевидны, – я налила себе травяного отвара, вдохнула восхитительный аромат, растягивая паузу. – Ладно, если по-честному, то в нашем городе всего одна художественная лавка. Если даритель отсюда, мы его найдем.
Марк ничего не ответил, но усмехнулся практически дружелюбно.
Хозяйку лавки, болтливую женщину с тонкими пальцами и широко распахнутыми зелеными глазами, даже спрашивать особо не пришлось. Заслышав, что речь пойдет про Агнию Шварц, она ахнула, закивала и достала из-под стойки толстенную книгу.
– Я веду учет всех работ, заказанных у моих мастеров, – заявила горделиво. – Сами понимаете, придет ко мне человек, скажет, что полотно потрескалось, а я оп, в книжечку глянула, а он заказывал работу десять лет назад, да ещё из низкопробных красок. Смотрите, вот наш покупатель. – Палец с длинным острым ногтем ткнул в строчку. – Заказ добротный, не скупился на материалы. Сроки тоже не ужимал. Клиент каких поискать. А что, говорят, убили бедняжку? Зарезали в собственном доме?
Тут она наконец-то подняла нас взгляд, а точнее – на Марка. Увидела ошейник, стягивающий его шею. Сглотнула нервно и уставилась на меня как на живую достопримечательность.
– Ой. Вы та самая, которая в Забытых шахтах побывала?
– Да.
Это ж с какой скоростью разносятся сплетни по Хорхеллу, что про меня и моего «раба» известно незнакомой мне женщине через несколько дней после покупки?
– О-о-ох. Давайте я вас нарисую, половину цены сброшу? – живо предложила она. – По последней столичной моде, там сейчас какая композиция в цене. Стоит хозяин, а у него в ногах на коленях сидит раб, а цепочка от ошейника в руках. – Она мечтательно причмокнула. – Ну очень красиво выходит! Всё хотела попробовать, а у нас и некого особо изображать.
Я мысленно представила, как «обрадуется» Марк такой позе и самой идее портрета. Очень смешно, прямо обхохочешься. А вот мужчина резко напрягся, я ощутила, как потяжелела его аура от сказанных слов.
Что с ним такое?
Должен же понимать: не позволю я подобные портреты вырисовывать.
Знал бы Марк, какие мысли всё утро крутились в моей голове, не давая покоя, лишая рассудка, ломая представления о плохом и хорошем. Совсем не о рабском подчинении. О другом. Запретном. Недозволенном. Что допустимо только в самых потаенных снах.
– Пожалуй, откажусь, – улыбнулась. – Сможете предоставить мне данные заказчика?
– Точно не хотите? Может, передумаете? Смотрите, пожалеете. Ладно, а если кто-нибудь из моих художников напишет вас? Есть предпочтения по стилю? – хозяйка лавки не прекращала зазывать, но пальцы её уже переписывали имя на клочок бумаги. – Подумайте хорошенько. Нет? Уверены? Что ж… Заходите, я всегда готова помочь.
Мы выползли на улицу. Поднялся ветер, разносил песок, швырял дорожную пыль в глаза. Марк оглянулся на лавку, и лицо его не выражало ни единой доброй эмоции.
– Что-то не так?
– Слишком уж хозяйка носится, – ответит коротко. – Это вызывает подозрения. А ещё она соврала.
– В смысле?
– Имя не совпадает. Искомого клиента зовут Оквэн Сен-Арру, эта запись числится в книге, а она написала другое имя: Квирет Сен-Арру. Запудрила тебе мозги, заболтала своими портретами и подмахнула другое имя. Зачем?
Хороший вопрос.
Ладно, выясним в гильдии правопорядка адреса обоих личностей.
Вскоре оказалось, что про Квирета Сен-Арру выяснять нечего, да и незачем. Скончался меньше года назад от затяжной болезни. Марк лишь хмыкнул, когда заведующий городским архивом скорбным тоном сообщил о кончине.
– Хорошо, а Оквэн Сен-Арру? – спросила я, закусив губу.
Зачем же хозяйка художественной лавки обманула нас? Как она связана с этим Оквэном и связана ли вообще? Неспроста же «ошиблась» в имени заказчика. Или просто перепутала? Могла ли она знать и того, и другого?
– Минутку, – вздохнул заведующий, удаляясь в картотеку размером с целое поле.
– Я же говорил, соврала, – шепотом отметил Марк.
– Повезло, что ты такой внимательный. Мне даже в голову не пришло перепроверить.
Промолчал.
Иногда мне не хватало какой-нибудь реакции, продолжения диалога. Я вообще-то не из молчуний, и мне тяжело дается нахождение друг с другом в тишине. Хочется обсудить что-то или рассказать, но в ответ натыкаюсь на стену безразличия.
Если я интересую Марка как человек, то только в собственных фантазиях.
Что и неудивительно. Мы слишком разные, а потому бесполезно гоняться за Марком в тщетных попытках соответствовать ему. Будь собой, малышка Трозз, это лучшее, что ты можешь сделать.
– Есть такой, живет на Липовом бульваре, дом семнадцать, – донесся из глубин картотеки голос заведующего. – Ничем противозаконным не занимался, содержит рыболовецкое судно, лишен магии, жены или детей не имеется.
– Спасибо! – крикнула я, но в ответ не получила даже мычания.
Ещё один неразговорчивый. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
Дом на Липовой аллее отличался от особняка Агнии Шварц настолько, насколько не сравнить черный цвет с белым. Покошенная развалюха, одно из окон заколочено досками, дверь кривая-косая, крыша наваливается на стены.