Тая и Рони снова переглянулись.
– Так это не вы отклонили ее в последний момент, чтобы не попасть в?.. – удивился Рони.
– Конечно же, нет! Я бросал, чтобы попасть, а не чтобы не попасть. Скажу больше: я умею «хватать», «держать» и отклонять в сторону предметы, брошенные мной либо одержимым, некоторые из них даже успели удивиться, когда не смогли бросить мне обратно мою гранату… Но я не умею обивать вещи с силой, а тем более – в свою сторону. Это стопроцентно не я. – Тут я вспомнил про то, что остался без штруделя и того, чем могла бы «угостить» меня вдобавок та пухленькая девушка, и сказал: – …но разбираться с тем, у кого проснулся дар, мы будем позже, а пока – вы проиграли. Марш-марш на болота!
И курсанты понуро поплелись в раздевалку за полевой формой.
А вечером меня ждал не очень приятный разговор с министром.
– Вы поставили на уши полгорода… – сказал он, вызвав меня через видеотерминал.
– Провел учения максимально приближенно к боевым условиям и заодно вскрыл общую медлительность городских силовых структур. Полиция расчухалась только в самом конце.
– …Никого не предупредив.
– Просто между прочим: прорывы и вторжения всегда случаются без предупреждения. Не спорю, такой ход событий мною запланирован не был, просто я перехитрил курсантов, а они оказались тоже не лыком шиты и проявили инициативу, оказавшись в нештатной ситуации. Да, кстати: моя теория оказалась верна, сегодня у одного из курсантов обнаружился дар, сходный с возможностями одержимых. Завтра мы будем изучать это.
– Хоть какая-то хорошая новость, – проворчал Сабуров, – а то весь день – сплошь хреновые. Мало того, что нам надо будет гасить потенциальный скандал, так еще король перенес презентацию Линдеманна на завтрашний день. У вас есть план?
– Полагаю, что да, но мне еще надо ознакомиться с материалами, которые накопала Скарлетт. Увидимся завтра во дворце.
Утром мне пришлось поехать в столицу с самого утра: Скарлетт по указанию министра организовала пресс-конференцию, чтобы как-то уладить инцидент, и там мне предстоит давать интервью. Собственно, «организовать» – сильно сказано, она просто обзвонила всю прессу, имеющую приглашение на презентацию, и сообщила, чтобы они приехали на полчаса раньше.
Ну что ж, раньше значит раньше. Я прихватил у интенданта лом, бросил его на заднее сидение вместе с папкой рапортов – и мы поехали.
– А лом зачем? – полюбопытствовала Скарлетт, выруливая на проезжую часть.
– На крайний случай, если Линдеманн будет упрямым.
– Ты же не собираешься его этим ломом…
– Нет, конечно. Просто фокус покажу.
– Какой?
– Есть вещи, которые я не намерен рассказывать кому бы то ни было без самой крайней необходимости.
Где-то на половине дороги у меня зазвонил служебный телефон.
– Алло, Терновский слушает.
– Добрый день, я из Службы Безопасности. Мы подозреваем, что один из ваших курсантов – на самом деле шпион.
– Чей?
– Пока не знаем.
– Кто?
– Ярин Добровский.
– Аргументы?
– Вы видели его досье из предыдущего места учебы? Табели, зачеты?
– Эм-м… Нет. А что в них?
– У Добровского хорошие результаты в теоретических дисциплинах и практических умениях, но по части физической подготовки он пас задних. То есть, его результаты были удовлетворительно-приемлемые, на уровне пригодности – но не более того. Затем у вас при отборе он внезапно показал сногсшибательные результаты, набрав свыше тысячи баллов, при том, что вместе с ним попасть к вам пытались еще несколько кадетов из его училища. В училище он был им не ровней, а у вас внезапно обставил их. Показал абнормально высокий результат – и это подозрительно.
Я чуть задумался.
– Раз на то пошло – то таких, которые набрали более тысячи, у меня аж два…
– Леонид Бакарски и в своем прежнем училище был феноменально способным, его результат у вас на тестах – ожидаемо и закономерно высокий. А Добровский внезапно показал соизмеримые результаты при полном отсутствии оснований для этого. Иными словами, мы подозреваем, что за его баллами стоит допинг.
Интересное умозаключение, однако…
– Во-первых, допинг скорее свидетельствует о желании дурака проскочить в элитную учебку, потому что нагрузки после испытаний не снизились, как можно было бы подумать, только выросли. Во-вторых, все сдавали тест на допинг, и Добровский, как и остальные, его прошел…
– Это если рассматривать факты по отдельности, – возразил собеседник. – А если вместе – то картина иная. Абнормально высокий результат заставляет подозревать допинг. То, что допинг обнаружен не был, заставляет подозревать шпиона. Поймите, всего три дня назад я бы сделал те же выводы, что и вы, но есть одно «но». Существует засекреченный допинг-препарат, который никак нельзя обнаружить при однократном применении.
– Вот бы нам, сиошникам, такой… – мечтательно протянул я.
– Не исключено, что в свое время он будет и у вас, поскольку разрабатывается для специалистов вроде вас, спецназа, разведчиков, шпионов и тому подобных. Но пока что у него есть сильные побочные эффекты. Еще три дня назад я о нем не знал и сам, но случай помог. Один из бывших однокашников Добровского, удивленный тем, что Добровский, вечный замыкающий, прошел, а этот самый однокашник, куда более способный – внезапно был отсеян, своим удивлением поделился с родственниками, среди которых оказался один из разработчиков нашего секретного препарата. Он первым делом подумал об утечке и сразу же сообщил нам. Мы утечку не обнаружили, но предположили, что если такой препарат разработан нами – он может быть разработан кем-нибудь еще. И если Добровский достал препарат не у нас – то за ним стоит кто-то, кто в состоянии такое создать. То есть – иное государство, потенциально враждебное.
– Хм… А о каких побочных эффектах речь?
– После второго-третьего применения возникают сильные психические расстройства. Четыре раза его не применял ни один подопытный.
– Есть у меня один контраргумент против допинга. Добровский показывает стабильно высокие результаты на протяжении трех месяцев, и при этом прогрессирует. Я не знаю, как объяснить скачок его способностей, если только он не принимает допинг регулярно. Но, по вашим словам, он давно должен был загреметь в психушку.
– Вот это уже действительно странно, – послышалось в трубке. – Однократный прием дает эффект в течение примерно трех дней, с пиковыми показателями в первый. За три месяца ему понадобилось бы тридцать доз… Невозможно. Даже будь он устойчив к побочкам – украсть тридцать доз не смог бы ни один человек в лаборатории, это мы проверили. Две-три – еще реально, но тридцать… На всякий случай держите его в поле зрения, так сказать, пока мы будем копать всю его подноготную…
– Хм… Знаете, у меня есть идея, как вывести его на чистую воду. Этот ваш допинг при однократном применении безвреден?
– Абсолютно. Однократный прием совершило более пятидесяти подопытных, включая самих разработчиков, за период в три года. Никто не пострадал, никаких последствий.
– Если вы дадите мне одну дозу, я тайком дам ее Добровскому. Если он без допинга – будет резкое повышение результативности. Если он и так с допингом, неважно с каким – будут проблемы от двойного допинга, или в лучшем случае результативность не вырастет. Так мы точно узнаем, в допинге дело или в его собственных способностях.
– Я передам вашу идею своему шефу, мы сообща ее обдумаем. Запишите мой номер, с которого я звоню, и держите меня в курсе, если что.
– Принято.
Я отключился и спрятал телефон в карман.
– Добровский на допинге? – полувопросительно сказала Скарлетт.
– Предположительно, так как в его прежней учебке он звезд не хватал по физе, а на тестах вот так взял и за нефиг делать прошел тест, рассчитанный на подготовленного военного. Причем эсбэшник подозревает в нем шпиона, потому что допинг-тест Добровский прошел успешно. Вероятно, у него секретный препарат, который не обнаруживается на допинг-контроле.
Скарлетт притормозила на повороте и сказала:
– Идея давать курсанту хрен знает что плоха. Во-первых, а точно ли это эсбэшник звонил? Во-вторых, даже если эсбэшник – то точно ли все так, как он говорит? Что, если это операция по дискредитации проекта?
Я кивнул:
– Согласен. Поэтому вначале опробую полученный препарат на том, кто мне его принесет.
На контрольно-пропускном пункте лом вызвал закономерное недоумение охраны. Офицер недоверчиво косился на меня и вертел лом в руках, пытаясь понять, что же это на самом деле.
– Если вы думаете, что это замаскированный под лом опасный предмет, – ухмыльнулся я, – то можете оставить его себе, а мне дать другой. Я уверен, что где-нибудь во дворце найдется обычный железный лом.
Офицер чуть подумал и отправил своего подчиненного за ломом, решив, что лучше перестраховаться.
Пресс-конференцию устроили в небольшом боковом зале для малых приемов. Тут собралось прессы человек тридцать, и в первом ряду я увидел Роксану собственной персоной. Интересные обычаи: на презентации по военной тематике пускают журналистов из глянцевых журналов? Забавно. Я, впрочем, только рад.
Мы со Скарлетт прошли к нашим местам напротив журналистской братии и сели, я улыбнулся и подмигнул Роксане, которая сразу же покраснела.
– Приветствую, – начал я. – Сообщаю, что вчера мы провели первые учения в условиях, максимально приближенных к боевым. Учения прошли успешно. Можете задавать вопросы.
Вопреки моим ожиданиям, репортеры не стали наперебой выкрикивать вопросы: видимо, у вхожих во дворец есть некие правила «для своих» и определенная профессиональная культура.
– Если моя информация верна, вы провели учения посреди города, не уведомив городские власти и полицию, – сказал один журналист.
Я ухмыльнулся:
– Повторюсь: максимально близко к боевым условиям. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы одержимые заранее предупреждали о своем визите кого-либо?