– И вам не кажется, что устраивать в городе беспорядок и панику – перебор? Мэр города и начальник полиции уже высказались крайне негативно о ваших учениях, особенно их задело ваше обхождение с полицейскими, одним из которых вы закрылись, как щитом.
– Я считаю, что такие учения надо устраивать в каждом населенном пункте, и как можно чаще, – возразил я. – Для блага самих горожан. Во время учений, убегая от группы зачистки, я наблюдал совершенно неадекватную реакцию окружающих. Люди просто не знают, как необходимо вести себя в подобных ситуациях.
– Что вы имеете в виду? – спросила репортерша в очках.
– Например, когда вы услышали крик «это зачистка!» – необходимо как можно быстрее покинуть место, где вы находитесь, в направлении, противоположном крику. Десятки, а то и пара сотен горожан этого не сделали – и это большой минус мэру. Людей надо учить, как правильно действовать, проводить занятия по гражданской обороне. В Аркадии это, между прочим, норма. И если вы видите человека, бегущего ненормально быстро – разумнее всего будет как можно быстрее убежать подальше, не разбираясь, кто этот бегун, потому что с очень высокой вероятностью это может оказаться одержимый. Что касается начальника полиции – на его месте я бы молчал в тряпочку и не шумел. Те двое полицейских вели себя беспечно и даже не держали дистанции, оттого и попали под залп оба. А надо было держать. Про то, что патрули начали стягиваться с опозданием, я вообще молчу.
– Прошу прощения, – сказал кто-то из заднего ряда, – мы с коллегами провели вчера подсчеты, камеры просмотрели. Ваши курсанты условно «убили» двадцать шесть гражданских. Вы считаете это успешными действиями?
Вот же зараза… Ладно.
– Тому есть объективные причины. Вы не учли, что на учениях применялись пневматические маркеры – они стреляют тихо. Если б стрельба велась из огнестрела – прохожие быстро бы разбежались в панике, картина совсем другая была бы, и убитых было бы меньше… от пуль, по крайней мере. Будь там настоящий одержимый – могло быть погибших не двадцать шесть, а куда больше, с учетом беспечности горожан. Ну и наконец – когда в прицеле одержимый, боец обязан стрелять, не заботясь о возможных жертвах, в том числе и сквозь живой щит. Статистика неумолима: зачистки очень часто идут в людных местах, а попытки избежать жертв среди населения оборачиваются еще большими жертвами более чем в восьмидесяти процентах случаев. Если не убить одержимого при первой же возможности – жертв будет больше.
– А как вообще вы оцениваете нынешний уровень боеспособности ваших курсантов? – задал вопрос самый первый журналист.
Я приподнял брови:
– Странный вопрос. У них в прошлом – от года до трех в училищах, не всегда профильных, а я обучаю их всего-то три месяца. Меня самого четыре года готовили, между прочим. Какой боеспособности вы ждали от зеленых новичков?
– Пожалуй, я неверно сформулировал… Как вы оцениваете их прогресс? Как скоро ваше подразделение сможет, так сказать, проявить себя в деле защиты страны от потусторонней дряни?
– О, да хоть сегодня вечером. Давайте я вам кое-что объясню… Понимаете, я не для того их учу, чтобы они пошли в бой – а для того, чтобы пошли, победили, выжили и повторили с начала. Пойти в бой может кто угодно, для этого не нужна никакая подготовка – только достаточная отвага. Для всего остального нужно очень много чего. Помните последний инцидент с моим участием? Там взвод спецназа был – и они потеряли шесть человек. Спецназ, понимаете? Я в целом высокого мнения о качествах сиберийского спецназа – но это если сравнивать с другими спецназами. Если сравнивать с тем же одержимым – там их уровня оказалось недостаточно, чтобы победить без потерь. А спецназ, если вы не знали – это бойцы, которые отслужили три года, затем прошли отбор и еще три года подготовки и стажировки – и только потом солдат официально становится спецназовцем. Если курсант идет в спецназ целенаправленно – он учится в училище пять лет. Конечно, в моей учебке все намного жестче – но быстрых чудес не ждите.
– Понятно. А как вообще прошли учения? Курсанты выполнили задачи?
– И да, и нет. С задачей поразить условного противника четыре раза они не справились – условный противник оказался слишком хорош и получил лишь три попадания. Но если бы это были реальные боевые условия, а я – настоящим одержимым… Я бы сыграл в ящик много раз. Это от маркера я могу увернуться или закрыться полицейским, а от залпа «потрошителей» мы оба разлетелись бы в клочья. У маркера вначале хлопок, потом прилетает шарик, а у «потрошителя» вначале прилетает пуля, и тогда выстрел услышать уже не успеешь. В целом же, меня радует прогресс курсантов. Точнее, даже не столько прогресс, сколько стойкость. Я боялся, что уже через пару недель большинство разбежится – не разбежались. Я закручиваю гайки – пока держатся. Вопрос не в том, насколько быстро они пройдут путь – а в том, дойдут ли до финиша. Из того, кто выдюжит и не сломается, я сделаю кого-то вроде себя. Рано или поздно.
Тут по громкоговорителям внутренней связи прозвучало оповещение о начале презентации в основном зале, и моя пресс-конференция на этом закончилась.
– Хорошая тут пресса, – тихо сказал я на ухо Скарлетт, – удобная.
– Это потому, что они получили список вопросов, которые надо задать, – улыбнулась моя заместительница. – Ну, кроме того, что ввернул реплику про условные жертвы… Он «оппозиционный». Их тоже приходится пускать, чтобы в оппозиционных СМИ появлялись нужные нам материалы.
Тут ко мне подошла Роксана и улыбнулась:
– Здравствуйте! Александер, помните меня?
– Как бы я мог вас забыть, – ответил я.
– Как насчет небольшого интервью по окончании мероприятий? – ее улыбка стала откровенно лукавой.
– Разве ж я могу отказаться?
Мы прошли в главный приемный зал, где уже набралось немало народу. Пока я искал глазами свободное место, мне из переднего ряда помахал какой-то человек, и в нем я узнал Яна Сабурова. Мы со Скарлетт сели рядом с ним, поскольку на двух креслах лежали карточки с нашими именами.
– Приветствую, Александер, – сказал Ян, – надеюсь, у вас есть план?
Я поприветствовал его и ответил:
– Полагаю, что есть. Я ознакомился с документацией – там все довольно правдоподобно, надо это признать, но если присмотреться – концы с концами не сходятся. Если рейховцы своего «айзенриттера» не смогли довести до ума…
– Угу, осталось это доказать остальным, – вздохнул Ян, – иначе мне только и останется, что ждать отставки кого-то из старших братьев…
– Простите, не понял?
– Я имел в виду, что если мой научный проект похоронят – мне не останется в жизни особых перспектив, разве только пойти в боевые маги, но для этого должен уйти со службы один из двух братьев. Мне ведь служить запрещено, пока служат они.
– Вы про тот специальный указ короля? Я так и не понял, за что вам служба запрещена…
– Закон о сохранении благородных линий крови… Чтобы достойный род не прервался – запрещена одновременная служба всех его наследников. Разумеется, с одной стороны – это огромная честь, когда король лично вносит род в список особо достойных… Но с другой – это трагедия для таких, как я, которые просто оказываются на обочине социума… Я нашел себя в науке, конечно, но осадочек…
Я вздохнул: мне бы его проблемы.
– В общем, я тут еще одного парня провел – инженер из танкостроительного конструкторского бюро, – сказал Ян. – Он любые попытки обмануть пресечет быстро… Спец по антимагической защите, работал на предприятии, где делают доспехи для магов.
Тут в зал в сопровождении свиты – охрана, а также министр Сабуров и еще пара человек, среди которых я узнал Потоцкого – вошел король. Все присутствующие встали, поприветствовав монарха, вся процессия проследовала к «королевскому ряду» – король, как оказалось, сидит в первом ряду, наравне с остальными, только его кресло визуально напоминает трон.
Как только король и свита расселись, приятный женский голос сообщил из динамика, что презентация начата.
На возвышение – то ли сцена, то ли трибуна – из-за кулис вышел, неуклюже шагая, человек в странной громоздкой экзоскелетной конструкции. По сути, не полностью покрытый обшивкой каркас, на груди и спине – массивные агрегаты, да суставы ног снабжены странными двигателями. К плечам цепями прикреплены четыре массивные гири.
– Вот и Линдеманн собственной персоной, – сказал Ян.
Рейховец оказался типичным рейховцем: долговязый и белобрысый. Высокий лоб и глубоко посаженные глаза делают его похожим на человека умственного труда, каковым он, видимо, и является.
– Приветствую вас, ваше величество, дамы и господа! – сказал он. – Поклониться, как подобает, не могу в этом снаряжении, уж не взыщите. Итак, позвольте представить вам концепцию боевого доспеха, предназначенного для рыцарей-магов, сражающихся с одержимыми и прочими тварями. Собственно, то, что вы видите на мне – это прототип. На спине – силовой привод, он питается за счет моей магической силы и позволяет этому костюму шагать, неся весь свой вес. Брони тут, как видите, пока нет, потому вместо них мои помощники приварили четыре гири общей массой почти в центнер. Вес всего костюма – сто восемьдесят и это не предел. То, что вы видите у меня на груди – это преобразователь, который я нескромно назвал своим именем. Он тоже питается за мой счет, но без моего участия, и обеспечивает мне постоянную круговую защиту от летящих предметов. Сейчас мы с вами это и проверим.
По залу пошли слуги в ливреях, везущие тележки с бильярдными шарами. Линдеманн призвал всех желающих взять несколько шаров, а затем предложил бросать в него.
– С вашего позволения, я повернусь к вам спиной, это не из неуважения, а чтобы я не видел летящие шары. Я могу даже заснуть в костюме – защитный преобразователь продолжит работать.
– Знает, гад, как вовлечь зрителя, – резюмировал Ян.
Демонстрация, надо признать, прошла успешно: шары сыпались на пол, не долетая до изобретателя. Мой бросок, в который я неплохо вложился, тоже цели не достиг.