– Сами свартальвы этого почему-то нам не сказали.
– Угу. Они и про психоклинок говорят, что ничего такого у них нет. Но если у вас есть компаньон-изгнанник, которому уже не нужно хранить тайны его народа, к тому же кое-что знающий по теме – то, внезапно, вы можете узнать кое-что, чего не знают другие. Вы, Александер, частично правы, потому что психоклинок и струна имеют разное происхождение и даже не совсем идентичную природу. Однако принцип рассечения материальных объектов один и тот же.
– Это голословное утверждение, герр Линдеманн. Надо бы доказать.
– Ну, чтобы доказать, нужна встреча с одержимым, вы к этому клоните? Беда в том, что вначале нужен сам костюм, с броней и полнофункциональным преобразователем, иначе одержимый убьет испытателя другим способом. Если будут средства на разработку и создание боевого прототипа – в нем я готов встретиться с одержимым лично.
В зале снова раздались скромные аплодисменты.
– Да-да-да, понимаю, – кивнул я. – В этом-то вся проблема… Ладно, герр Линдеманн, давайте начистоту. Есть всего три возможных варианта. Первый – я ошибаюсь, а вы правы. Второй – я прав, а вы ошибаетесь. И третий – вы сознательно пытаетесь всех тут обмануть, герр Линдеманн, как бы грубо это ни звучало. Но, к счастью, у нас есть возможность установить истину прямо здесь и сейчас. Давайте предположим, герр Линдеманн, что за дверью ждет мой приятель. Он одержимый, но ручной. Он войдет, когда я позову, и попытается разрезать вас эфирной струной. Никаких летающих кирпичей, только струна. Вы согласны провести этот эксперимент?
– Да легко… если у вас есть такой приятель.
Тут подал голос один из джентльменов с явно военной выправкой из свиты короля:
– Вы же это не всерьез насчет одержимого во дворце?
– Да нет, конечно, скорее небо рухнет на землю, чем у меня появится такой приятель. Но эксперимент мы все-таки проведем.
Я подошел к возвышению, оттолкнулся носками, изящно запрыгнул наверх, к Линдеманну, и повернулся лицом к залу.
– Слыхал я, дамы и господа, что есть у вас в Сиберии один старый обычай. Когда покупатель приходил к мастеру за кольчугой – тот надевал ее сам, а заказчик бил кинжалом. Если кольчуга оказывалась плоха – в Сиберии становилось одним халтурщиком меньше… Ваше величество! Герр Линдеманн утверждает, что его преобразователь защищает от эфирной струны. Если я сейчас махну рукой и он развалится на две части – это не будет считаться убийством?
– А почему он должен… развалиться? – нахмурился король.
– Потому что я у одержимых научился не только быстро бегать. Видя, как они пытаются убить меня, я пытался повторять их способности. Не все мне удалось повторить, но эфирную струну я кое-как сумел освоить. Так что мы можем провести испытание преобразователя прямо сейчас, если, разумеется, вы освободите меня от ответственности за возможную гибель экспериментатора.
– Конечно же, это не может считаться убийством! – воскликнул Потоцкий и повернулся к королю: – герр Линдеманн утверждает, что неуязвим для струны. Соответственно, попытка испытать на нем его защиту не может считаться убийством, потому что если он прав, то останется невредимым, а если погибнет – сам виноват!
Король огляделся налево и направо и спросил:
– Дамы и господа, тут все разделяют точку зрения графа Потоцкого?
Послышались одобряющие реплики.
Король пожал плечами и резюмировал:
– Похоже, подавляющее большинство «за». Мне это совершенно не импонирует, но… Слушайте, Александер… Вы нас не разыгрываете? Вы действительно перенимаете способности одержимых?
– Спросите у министра Сабурова, как у него по кабинету летали печеньки, если не верите.
– Ну что ж… Герр Линдеманн, вы согласны на это эксперимент?
– Разумеется, – кивнул германец. – Я только «за».
И тут поднялся сидящий неподалеку от короля молодой дворянин.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь, и заранее прошу прощения за свое предположение, если оно несправедливо, но не может ли быть так, что оба экспериментатора в сговоре? Александер, вы махнете рукой, герр Линдеманн не пострадает – так была ли эфирная струна, если ее не видит никто, кроме вас?
– Очень справедливое подозрение, многоуважаемый, – сказал я. – Скарлетт, дай лом этому господину. А вы, будьте так любезны, убедитесь, что лом целый, прочный и железный. Заодно можете передать его всем скептикам, пусть любой желающий убедится, что это обычный лом.
Зал оживленно загудел, пока группа зрителей собралась в центре, осматривая лом. Затем Потоцкий его взял, одним концом упер в подиум, вторым в пол и как следует налег на него ногой. Лом, разумеется, выдержал.
– Бесспорно, это обычный лом, – заключил он.
– Отлично, возьмите его за один конец, пожалуйста, и поднимите вверх, чтобы весь зал хорошо видел.
Как только Потоцкий это сделал, я шагнул на край сцены, вытянул руку, выпустил из указательного пальца эфирный «коготь» и провел им поперек лома, а затем ткнул пальцем. Отсеченная треть лома со стуком упала на пол.
– Ну вот, сами видите. Прошу дам и впечатлительных покинуть зал, когда человека рассекает надвое – это зрелище сильное, даже для моей закаленной психики.
Некоторые присутствующие начали покидать свои места, а я повернулся к Линдеманну, который уже немного побледнел.
– Герр Линдеманн, если вы думали, что я пытаюсь взять вас на испуг – вы ошиблись. И если вы мошенник – это будет сейчас стоить вам жизни, уж не взыщите.
И я экспрессивно замахнулся, словно намерен расколоть его надвое ребром ладони.
Линдеманн взвизгнул, попытался закрыться руками, отшатнулся от меня, потерял равновесие и опрокинулся, гремя цепями и гирями.
Я повернулся к залу и сказал:
– Ну вот, дамы и господа. Вы сами все видели: нет у него никакой защиты, и он это знает.
Зал не то чтоб взорвался аплодисментами, но рукоплескали мне гораздо громче, чем до этого – Линдеманну.
Король вздохнул и сделал знак двум крепким молодцам:
– Выкиньте жулика вон. Из дворца и из Сиберии.
Я поклонился королю и залу, словно актер, исполнивший свой номер, и спрыгнул со сцены.
– Александер, да вы же гений! – восторженно воскликнул Ян.
– Присоединяюсь, – ввернул министр Сабуров и добавил: – только не исчезайте, у нас тут куча вопросов появилась…
– Вы про струну? – я поднял брови в наигранном удивлении. – Если что – увы, но не было никакой струны.
– А как же лом?! – воскликнули сразу несколько человек, и среди них сам король.
– В бытность мою беспризорником я зарабатывал на жизнь подмастерьем бродячего фокусника, господа, вот и все объяснение, – солгал я.
Увы, без лицемерия еще обходиться можно, а без лжи – никак.
– Но я уверен, что лом был целый! – возразил Потоцкий. – Как вам это удалось?!!
– Не скажу. Фокусник, беря меня в подмастерья, заставил поклясться на Священном Писании, что я не расскажу ни один его секрет никому, кроме как своему ученику, когда сам стану фокусником, и не раньше, чем умрет мой учитель, а он сейчас, я полагаю, жив-здоров. Я вообще-то атеист, но клятва есть клятва, – сказал я и повернулся к Сабурову: – кстати, господин министр, у меня к вам тоже есть небольшая просьба… Ну это потом, когда тут все закончится.
– Тут уже все закончилось вашими стараниями, – хохотнул Потоцкий. – Создательница мой свидетель: я нутром чуял, что не все ладно с этим капустником. Но вот так красиво разоблачить мерзавца – просто нечто. Мастерская актерская игра… Кстати, о мастерстве… Одну секунду.
Он вынул телефон, позвонил и сказал коротко:
– Неси сюда.
Секунд через двадцать рядом нарисовался неприметный молодой человек с дипломатом и без лишних слов поднял его и открыл перед нами. В дипломате я увидел ряды лежащих в своих ячейках странные патроны и еще несколько картонных коробок.
– В общем, мы тоже не лаптем щи хлебаем, – сказал Потоцкий, – но по своему профилю, так сказать. Вы хотели аналог картечи – получите и распишитесь. «Гидра».
– Что это? – спросил я.
– Фактически, пустотелая пластиковая пуля со стальным поддоном, заполненная текучим гелем с удельной массой чуть ниже свинца. «Гидра» – потому что передает кинетическую энергию через гидроудар. Первоначально мы экспериментировали с ртутью – по старой нашей традиции эпохи капсюльных пистолетов…
– По какой? – я приподнял бровь.
– В качестве мести порой использовался пистолет, в который между двух плотных пыжей заряжалась ртуть. Жертва получала чудовищные очаговые поражения, но зачастую выживала достаточно долго, чтобы осознать факт свершившегося возмездия, а затем неотвратимо скончаться в ужасным муках – от травм либо от отравления, смотря что убьет раньше. Разумеется, такой выстрел нес в себе смертельную опасность и для стрелка: он мог быть как поражен отраженными брызгами, так и получить смертельное отравление парами ртути… В общем, у нас появилась идея упаковать немного ртути в пластиковую оболочку – и мы получили потрясающие результаты. Тяжелая жидкость равномерно распространяет разрушения во все стороны, и вдобавок при ударе с энергетикой крупнокалиберной винтовки ртуть закипает внутри тела, производя эффект похуже разрывной пули. Как итог – моментальная смерть для любого зверя, кроме слона, носорога и бегемота, а эти трое если не издохнут на месте – скончаются несколькими секундами позже. Шансы не околеть на месте есть только у слона – но и он умрет, либо от травм, либо от отравления ртутью. Короче говоря, ни одно живое существо нашего мира не способно пережить прямое попадание в туловище. Звери с панцирем, вроде крокодила или того шестиногого ящера из Свартальвсхейма тоже погибнут, так как ртуть пробьет панцирь, верней – проломит.
– Вот это уже охренеть, – я даже присвистнул, представив себе, как стреляю такой пулей в одержимого.
– Ну… Есть проблема. Существует очень малая вероятность, что при выстреле в тонкое тело типа человеческого отдельные капельки пройдут насквозь и могут попасть в окружающих, проникновение ртути под кожу куда смертоносней картечи. Плюс – пары ртути, опасные для самого стрелка. Плюс – обязательная демеркуризация места зачистки.