Лишившись наследника, Дорш был вынужден как можно быстрее это исправить. Ни он, ни Иннес со временем не молодели, и промедление в этом вопросе могло привести их ветвь к краху. Было ли там давление со стороны старейшин, или Дорш как глава клана сам принял такое решение, вопрос десятый.
Наиболее важным было то, что теперь у Элина должен появиться брат.
– Меня радует то, что ты это понимаешь, сын. Но каков будет твой ответ теперь?
Элин не любил долги, но при этом у него их было по меньшей мере два. Долг перед кланом и долг перед человечеством. Он не мог просто взять и отказаться от одного из них и потому пытался усидеть на двух стульях разом, что, если мыслить рационально, было практически невозможно. А теперь перерождённый почувствовал близость свободы. Той свободы, которой он так жаждал.
– Я буду защищать Китеж, отец. Но место главы клана… – Внимательный взгляд Дорша, казалось, впился в самую душу экс-абсолюта. – Будет лучше, если оно отойдёт брату.
Сумерки наступали медленно и неспешно, ровно так, как и должно быть летом. Впрочем, перерождённый едва ли мог сказать, что вместе с поздним вечером приходила и темнота. Солнце хоть и скрылось за горизонтом, но его многократно отражённый свет всё равно дотягивался до Китежа, обволакивая его мягкими, огненно-рыжими лучами.
Прохладный – на такой-то высоте – ветер ласкал прикрытую лёгкой хлопковой рубашкой кожу, в нос бил непередаваемый аромат цветущего луга, а глаза отдыхали, глядя на раскинувшиеся далеко внизу улицы. Люди суетились, люди метались, люди спешили – обычный вечер перед наступлением комендантского часа был именно таким. Был живым.
Элин чуть шевельнулся, и этого движения хватило, чтобы мелкий мусор, коего было достаточно на вершине сторожевой башни, полетел вниз, отчаянно противясь хищным порывам ветра. Но перерождённый не обратил на это особого внимания, продолжая наслаждаться пришедшим после разрешения большей части проблем спокойствием. Он давненько не позволял себе расслабиться именно таким образом, сбежав от суеты и оставшись наедине с самим собой.
Почти наедине – змейка всё равно была рядом, хоть и не подавала вида.
Симбионты.
Марагос.
Мир.
Три столпа, на которых зиждилось всё. И первые, разумные демонические звери небывалой силы были самыми понятными, самыми примитивными.
Всего лишь смертные твари, пусть и обладающие неимоверной силой… Их можно убить, Элин знал это.
Понимал, как и куда нужно атаковать. Раз за разом прокручивал в разуме сценарии схваток, изыскивая варианты и наилучшие исходы.
Надеялся на то, что ради победы ему не надо будет жертвовать всеми теми, кого придётся обучать. Не придётся развеивать над пустошью прах товарищей, друзей и родных… Но шансы на успех были так малы.
Ничтожно малы, ведь симбионты не собирались сидеть и покорно ждать, пока человечество обретает силу. А объединить людей до того, как враг покажет себя, было невозможно. Падёт первый город, второй, третий – и только тогда до выживших дойдёт, что в этот раз поодиночке им не устоять.
И совсем не факт, что они согласятся пойти под руку сильнейшего, каковым к тому моменту намеревался стать перерождённый.
Марагос… О нём Элин предпочитал лишний раз даже не думать. Это всё равно было лишено смысла, так как единственным источником информации о нём служили рассказы его же фантома. Ну а домыслы, теории и предположения (пустышки без возможности их подтвердить или опровергнуть) сейчас интересовали анимуса в самую последнюю очередь.
О Мире Элин также знал не то чтобы очень много, и все эти знания пришли к нему от того же злосчастного фантома. Кое-что сказал сам Мир, но его сообщение, как перерождённый сейчас предполагал, было всего лишь попыткой достучаться до нерадивого подлинника… Но с какой целью? Очередная загадка.
Принимая во внимание все эти факторы, Элин намеревался сосредоточиться лишь на борьбе с симбионтами, до поры игнорируя существование богов и разумного мироздания. И на повестке дня было, что логично, собственное усиление.
В их первую – для этой линии – встречу Вардок правильно заметил: тело перерождённого не поспевало за духом. Система каналов росла и крепла, увеличивалась её пропускная способность, но плоть и кости не выдержали бы, вздумай Элин использовать свои силы по максимуму. Это можно было исправить, но предоставленных кланом Сонитус препаратов для этого было мало. С их помощью можно было восстановить повреждения и укрепить основу, но не форсировать её развитие.
На светлой стороне мира анимусов вообще не было ничего того, что могло бы даровать большую мощь в сжатые сроки. Ничего… кроме запретных ритуалов, не отличающихся особой однобокостью.
Втянув носом прохладный вечерний воздух, парень зацепился рукой за кладку и поднялся на ноги, тут же ощутив на себе, каково это – быть флюгером, трепещущим под яростными порывами ветра. Погода буйствовала, а небо, кажется, грозило вот-вот оросить Китеж тёплым летним дождём. По крайней мере, Элин на фоне вырывающихся из-под линии горизонта солнечных лучей отчётливо видел мрачные свинцовые тучи, не имеющие с облаками ничего общего.
«Эрида, проверишь, как там моя иллюзия?»
«Спит и не вызывает ни у кого беспокойств», – ответила змейка, поделившись с перерождённым образом его спальни.
В кровати спала крепким сном Алексия, а рядом с ней лежала точная копия Элина Нойр. Она была неотличима от него внешне, да и при поверхностном осмотре другим анимусом не должна была вызвать подозрений – это гарантировал артефакт, за счёт которого техника и держалась.
«Но я не считаю такой способ достаточно надёжным. Что, если мы не успеем к утру?»
«Если мы не успеем к утру, то проблема обнаружения иллюзии затеряется на фоне куда большей», – указал на очевидное перерождённый, ловко спускаясь по отвесной стене башни.
В Китеже не было строений выше, чем сторожевая башня, венчающая северные врата, и по этой причине Элин выбрал её в качестве места, откуда можно было наблюдать за бараками стражей.
Не одной лишь порученной работой занимался перерождённый, скитаясь между своим кабинетом, темницами и архивом, доступ в который он получил у Кацелиана авансом взамен на пару-тройку услуг в будущем. Он планомерно выяснял, кто, как и когда охраняет главный корпус и темницы. Когда сменяются караулы, когда основная масса стражей расходится по домам и когда активируются сигнальные артефакты, представляющие для целей Элина наибольшую угрозу.
Перерождённый мог обмануть разум человека, но не подчинённую строгим алгоритмам автономную технику. Одно лишь это обстоятельство выгадало выпотрошенным ментально, но ещё живым заключённым несколько дней, ушедших на подготовку к операции. В чём она заключалась? Естественно, в проведении ритуала. Иначе и быть не могло, так как сами по себе заключенные не представляли собой никакой ценности. Особенно те, из чьих голов Элин уже изъял всю необходимую Китежу информацию, перенёс её на бумагу и отослал курирующему стражей протектору.
Пустые тела, лишённые разума, никто толком не охранял. В этом не было смысла, так как те не то что передвигаться, даже есть самостоятельно не могли.
Пройдёт несколько дней, и они начнут умирать от истощения, ведь за бесполезными заключёнными ухаживать никто не собирался.
Но в глазах Элина живые мертвецы ещё могли принести пользу в качестве ресурса для тёмного ритуала, требующего человеческих жертвоприношений.
И для этого ему даже не надо было проникать внутрь, так как содержались несчастные в наименее безопасных камерах, расположенных на верхних этажах наружной части темницы.
Стена, отделяющая их от свободы, должна была послужить холстом, на котором перерождённый собирался изобразить соответствующие руны. И что самое смешное, это даже в теории не могло потревожить сигнальные контуры, основная масса которых защищала подземные уровни. Слишком извращёнными были тёмные техники, взаимодействующие не столько с анимой, сколько с иными, недоступными смертным энергиями.
Бесшумно приземлившись на крышу комплекса, Элин на секунду замер, охватив восприятием всё окружающее пространство. Тишина. Теоретические выкладки совпали с реальностью, и в Китеже не нашлось мастеров, способных сокрыть автономные техники от опытнейшего расхитителя руин. А ведь подобные опасения были, и экс-абсолют готовился сорваться с места в любой момент, окутаться техниками сокрытия и затеряться среди запутанных улиц вечернего города. К счастью, этого делать не пришлось.
Поток анимы тонкими, почти неощутимыми потоками устремился вниз, за считаные мгновения образовав тончайшую плоскость, на которую, в свою очередь, пролилась кровь перерождённого. Он не хотел оставлять после себя следов и потому применил хитрость – создал прослойку, которая не позволяла алому цвету соприкоснуться с холодным рельефным камнем.
С каждым ударом сердца запястье покидало всё больше крови, пока наконец Элин не оказался в центре завершённого круга диаметром в пять метров. Столб света, неизменно образовывающийся при проведении этого ритуала, не успел даже вспыхнуть, как его поглотила зависшая над головой перерождённого чёрная сфера.
А в следующую секунду человек, оказавшийся в камере под ритуальным кругом, выгнулся дугой, сипло захрипев. Элин этого не слышал, не видел и не ощущал, так как целостность окутывающего темницу охранного контура не была им нарушена: ритуал действовал по иным принципам, вырывая из жертвы не аниму, но жизненную силу.
В какой-то момент интенсивность испускаемого кровью свечения достигла пика, но искажения, привнесённые в реальность сферой, частично поглотили его, образовав жуткую аномалию. На крыше темницы застыл окружённый алыми, тянущимися снизу вверх дрожащими потёками силуэт, над которым раскрыла свой зев миниатюрная чёрная дыра, с жадностью пожирающая свет. Картина заиграла бы новыми красками, увидь потенциальный наблюдатель муки попавшего под удар заключённого, но за происходящим не наблюдал никто, кроме анимуса, прибегнувшего к запретным искусствам. И то всего он не видел.