Наблюдая за ним сегодня, смеясь и болтая с его друзьями и родными, Шилес вдруг поняла, что сможет просидеть с ним вот так за одним столом, за завтраком еще лет пятьдесят, и ей это не надоест. Любовь все-таки странная штука. Йен любил ее и делал все, чтобы стать для нее хорошим мужем. А ведь большинство женщин не могли рассчитывать на такое же отношение мужей, которым они отдали все в своей жизни. Судьба бедняжки-матери была у нее перед глазами.
Чувство, которое соединяло их в момент, когда они занимались любовью, было таким мощным, что Шилес поверила, что Йен со временем полюбит ее так же, как она любит его. Когда он входил в нее, то называл любимой или другими ласковыми именами, например, биением моего сердца.
Однажды одна молодая женщина рассказала ей, что ее муж, твердивший о любви в моменты страсти, ушел от нее, как только родился ребенок. Ее Йен будет говорить ей ласковые слова и в других ситуациях, возможно, сидя с ней за столом или держа на коленях их ребенка, но для нее это все равно будет проявлением любви.
Со временем она привыкнет к ним и — да! — даже к его ненасытной страсти по ночам, и будет радоваться этому.
Но с нетерпением будет ждать того дня, когда он целиком и полностью отдаст ей свое сердце.
Войдя в дом, Йен обрадовался, увидев, что в доме никого нет. Они поднялись в спальню, которая встретила их мягким светом от дюжины зажженных свечей. Йен улыбнулся заботливости матери.
Они остановились возле кровати, и он взял лицо Шилес в руки. Когда они первый раз занимались любовью в Стерлинге, из-за долго сдерживаемого желания их совокупление превратилось во что-то неистовое и жгучее. Если откровенно, желание обладать ею граничило с яростью, и так длилось до того момента, пока словно какое-то чудо не снизошло на Йена и потрясло до глубины души.
По дороге на Скай они занимались любовью каждую ночь в темноте, под его пледом, на холодной и влажной земле. И каждый раз с таким неистовством, как будто этот раз был последним.
Но сегодня они находились дома в собственной постели и впервые вместе как муж и жена. Заглянув в глубину зеленых глаз, Йен почувствовал, как нежность к Шилес переполняет его.
— Сегодня я буду любить тебя медленно-медленно.
Он погладил ее по щеке.
Шилес потянулась к нему, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Ах, какими теплыми и мягкими были эти губы! Желание переполняло его, но он не торопился, наслаждаясь поцелуем. Она теперь всегда будет рядом. Потому что принадлежит ему.
Йен провел руками вниз по ее спине. Руки спустились к талии и легли на бедра. Обняв его за шею, Шилес еще крепче прижалась к нему. Их поцелуй длился и длился. Так они и стояли возле кровати, не желая отпускать друг друга.
Наконец Шилес оторвалась от него и, положив голову ему на грудь, счастливо вздохнула. Йен заулыбался.
— Не могу наглядеться на твои волосы.
Он пропустил сквозь пальцы длинные пряди, наблюдая, как свет свечей искрится на них. Здесь были все оттенки красного — золота, корицы, меди и красного вина.
— Ты расстегнешь крючки на платье? — спросила она.
Нащупав застежки на ее спине, Йен принялся расстегивать крючок за крючком. Ему понравилась мысль, что теперь каждую ночь он будет заниматься этим. Стянув платье с плеч, Йен поцеловал ее теплую, молочно- белую кожу. Когда Шилес, слегка откинув голову, посмотрела на него, он увидел золотистые искорки в ее зеленых глазах.
Это было желание. У него кругом пошла голова.
— Давай ляжем в постель, Йен.
Он сглотнул, потому что Шилес отпустила платье, и оно упало на пол. Шилес перешагнула через него, и не успел он опомниться, как сорочка последовала вслед за платьем.
Судя по всему, жена решила задать тон на все их последующие супружеские ночи. И он был совсем не против. При этом ему больше всего нравилось, что она почти перестала стесняться своих, шрамов.
Его взгляд пропутешествовал от блестящей гривы волнистых волос, рассыпавшихся по голым плечам и прикрывавшим груди, как у лесной нимфы, к тугим завиткам на лобке и дальше, вдоль крепких бедер к стройным коленям и узким ступням.
— Ах, как ты прекрасна, Шилес!
— Теперь твоя очередь раздеваться. — Когда Йен присел на край кровати и принялся стягивать сапоги, она наклонилась над ним. — Дай, я сама.
Он даже не представлял, насколько это может быть возбуждающе, когда обнаженная женщина сидит у его ног и стаскивает с него сапоги. То была сногсшибательная картина, от которой член встал в полный рост. Шилес опустилась на колени и провела руками вверх по его икрам. Расстегнув пояс, Йен не глядя отбросил его в сторону.
Затаив дыхание, ждал, когда ее руки двинутся дальше, под длинную рубашку. Под ней ничего не было, конечно. Вздыбившийся член приподнимал ткань, привлекая к себе внимание.
— Пожалуйста, Шил!
Йен закусил губу, чтобы не взмолиться о том, чтобы она дотронулась до него.
Пристально посмотрев ему в глаза, Шилес провела руками вдоль его бедер.
— А рубашку?
— Ах да!
Йен чуть-чуть приподнялся, чтобы вытащить ее из-под себя и сдернуть через голову.
Это было настоящее мучение, пока Шилес гладила его ноги, бедра, грудь. И только потом взялась за его член.
Зажав его в руке, она сделала несколько движений вверх и вниз. Тут он не выдержал, сжал ее плечи и поцеловал. Поцеловал со всей страстью, от которой мутилось в голове. И совсем забыл, что хотел любить ее медленно и не торопясь. Когда Шилес прервала поцелуй, он снова вспомнил об этом. Но куда там! Думать ни о чем не хотелось. Ее рассыпавшиеся волосы щекотали ему бедра, живот, а она целовала ему грудь. Когда ее поцелуи спустились еще ниже, Йен вообще перестал думать.
— О!
Весь воздух вышел из него, когда он почувствовал, как ее губы коснулись головки его члена.
— Я правильно делаю? — спросила она.
У него не было сил сказать ни слова. Стон она, должно быть, восприняла как руководство к дальнейшим действиям. И они оказались выше всяких похвал. В конце концов, в нем все-таки прорезалась способность говорить.
— Ты можешь взять меня в рот, любимая?
Шилес подчинилась собственному инстинкту, и поэтому дальнейших инструкций не потребовалось. Йен откинулся на спину. Его колотила дрожь. Мелькнула неясная мысль остановить ее и заняться с ней любовью обычным способом. Но Йен не мог заставить себя пошевелиться. То, что она делала, было чертовски приятно.
Он кончил. Это было сравни взрыву, который чуть не убил его. И оставил чувство благодарности. Йен поднял ее и, обняв, прижал к себе.
— Ах, любимая, это было… Это было… что-то умопомрачительное.
Веки у него отяжелели. Глаза начали слипаться. Уже две недели он нормально не спал.
Йен внезапно проснулся от запаха цветущего вереска, которым пахли ее волосы. Когда он открыл глаза, Шилес сидела рядом, опершись на руку, и с улыбкой разглядывала его. У нее был довольный вид.
— Я долго спал?
— Нет. Совсем чуть-чуть.
Судя по тому что свечи выгорели едва-едва, это была правда. Должно быть, она снилась ему, потому что, как только он открыл глаза, ему снова захотелось ее. Йен положил ей руку на бедро.
— Откуда ты узнала про это?
Он имел в виду то, как она его только что ласкала.
— Я слышала, замужние женщины рассказывали, что мужчинам это нравится.
До сего момента Йен терпеть не мог женские пересуды.
— Они рассказывали и смеялись, поэтому мне показалось, будто они шутят. — Шилес криво усмехнулась. — Теперь понимаю, бабы говорили серьезно.
Свет от канделябра играл на ее коже. Розовые соски задорно торчали. Глаза стали темными, когда он взял в руки ее груди и большими пальцами погладил соски.
— Мне понравилось, — сказал он.
Притянув к себе, Йен стал целовать ее, одновременно сунув руку ей между бедер. Она была там горячая и влажная. Все для него! По тому как Шилес жадно отвечала на его поцелуи, она не хотела ждать.
В следующий раз, это точно! В следующий раз он возьмет ее медленно и не торопясь.
А сейчас… А потом они опять занимались любовью. В перерывах между любовными схватками тихо дремали.
Проснувшись в очередной раз, Йен увидел, что свечи догорели, а в окне занялся рассвет. Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть на спящую Шилес.
Ее волосы, дико спутанные, как после шторма, разметались по подушке, но лицо казалось безмятежным.
Йен испытал к ней нежность, которая больше походила на душевную боль.
Хотя в Стерлинге он пообещал дать ей свободу, если она не захочет остаться с ним, сейчас он понял, что соврал тогда. Никуда он ее не отпустит.
Йен любил ее. Он терялся в догадках, когда это началось, и подозревал, что давно. До него это просто не доходило. Тыльной стороной ладони он отвел волосы с ее лица.
Шилес не знала себе цену. Йену нравились ее сильный характер, доброе сердце, любознательность и смелость. Еще он любил ее за преданность его семье. То была самая настоящая добродетель, хотя скажи ей об этом, она и слушать не станет.
Йен любил ее за то, что она не скрывала, что у нее было на уме, и могла постоять за себя. И за то, что искренне отдала ему себя. Еще маленькой девчушкой она доверялась ему, когда он вытаскивал ее из какой-нибудь переделки. А сейчас, будучи уже взрослой женщиной, доверила свое сердце.
Он сделает все, чтобы быть достойным такого отношения к себе. Сейчас и впредь.
Почувствовав запах еды и услышав доносившиеся снизу мужские голоса, Йен понял, что пора вставать. Но все равно дал себе еще несколько минут, чтобы полюбоваться на ее ясное лицо, на то, как спокойно Шилес дышит во сне.
Невозможно было оторваться от нее, даже зная, что сегодня снова настанет ночь. И еще много ночей до скончания жизни.
Но сначала надо было успеть поговорить с отцом, прежде чем Коннор с остальными уедут. Подозрения насчет того, что реально произошло у Флоддена, слишком серьезные, чтобы поверить в них. Оставалась одна надежда на память отца, которая постепенно восстанавливалась по мере выздоровления.