Бросив рассеянные по котловине остатки стада – теперь загонщики и без него справятся, – Алестар кинулся наверх, туда, где над обрывом собрался едва ли не весь город. Большая охота – зрелище редкое, даже гонки на арене бывают куда чаще. Но до города Алестару дела не было, а вот среди молодых каи-на, которым должен представить его избранную Ираталь, хватает и ядовитых тварей, что не упустят случая поточить зубы, и просто дурачья.
И ведь точно! Выплывая из-за скалы, Алестар издалека услышал Миалару и сначала обомлел от ее наглости, а потом закипел, как вода возле проснувшегося вулкана. Что она себе позволяет? И почему Ираталь это терпит? Измученный салту от укола лоуром вылетел наверх, едва не врезавшись в чьего-то зверя, и Алестар на одном дыхании выпалил то, что следовало сказать давным-давно. С мстительной радостью увидел ужас на бледной мордочке Ми, обвел взглядом остальных, молча приглашая: кому еще хочется сказать гадость?
Но… никому не хотелось. Остывая и чувствуя себя полным болваном, Алестар слушал громкие разговоры, смех, поздравления с запечатлением и понимал, что ничего такого ужасного здесь без него не произошло. Наоборот! Весь цвет Акаланте в совершенном восторге от двуногой! В ее адрес сыпались похвалы и восторги, ее расспрашивали о чем-то, просили пожаловать в гости и удивлялись умению править салту.
И двуногая вела себя не просто достойно – по-королевски! Сдержанно улыбалась, спокойно отвечала на вопросы так, что самый придирчивый и внимательный слушатель не заподозрил бы между ней и Алестаром неладного, и даже на салту держалась хотя и не очень уверенно, но правильно. И получалось, что зря он бросал охоту и торопился сюда спасать и помогать: без него замечательно обходились.
– Госпожа избранная, – спросил кто-то из толпящихся вокруг придворных, – не посчитайте меня невежей, прошу, но почему вы не носите драгоценностей? Это какой-то жреческий обет?
– Не совсем, – усмехнулась двуногая, небрежно почесывая нос разомлевшему салту. – Просто не привыкла. В бою ожерелье или серьги опасны: противник может за них дернуть. А вот широкие браслеты и кольца неплохо защищают руки, их я носила. Да и пояс – вещь полезная.
– Только защита? – загомонило сразу двое-трое. – Разве драгоценности не для красоты? А как же вокруг узнают, что вы не простолюдинка, если будете без украшений? Разве это не умалит вашей чести?
– А разве моя честь в сверкающих камешках? – мягко и весело спросила двуногая, будто разговаривала с детьми. – Вот его высочество, разве он не из лучших наездников Акаланте?
– Да, но что с того?
– То, что хоть увешайся он золотом и алмазами, хоть сними их совсем, править салту он от этого станет ни лучше, ни хуже. Да и салту его не станет быстрее, если бляхи на упряжи усеять жемчугом, верно?
– Верно, – растерянно подтвердили из толпы.
– Ну вот, – спокойно закончила двуногая, – если кто-то не умеет себя вести, то драгоценности дела не спасут. Он просто будет невежей в драгоценностях.
– И Миалара тому пример, – заметила Эрувейн, протискиваясь ближе. – Госпожа Джиад, ваше высочество, мои искренние поздравления с началом союза, да будет он счастливым и долгим.
– И тебе тоже, Эруви, – отозвался Алестар, протягивая подруге детства руку и пожимая тонкие пальчики. – Не ожидал, признаюсь. Но желаю счастья от всего сердца.
– Я уже счастлива, Аль, – озорно блеснула глазами Эрувейн, отвечая на пожатие. – Приглашаю на свадьбу тебя и твою избранную.
– Обязательно приплывем, – кивнул Алестар, зная, что этого не будет. Отец уже сказал о своем нежелании, чтобы их слишком часто видели вместе, задаваясь вопросом, почему свадьба принца откладывается. Вот посмотрели, что выбор он сделал достойный, хоть и необычный – и хватит с акалантцев. А тем из придворных, кто захочет во что бы то ни стало и дальше общаться с избранной принца, вежливо объяснят, что госпожа Джиад еще не настолько привыкла к морю и неважно себя чувствует. Вот так вот. А потом приплывет кариандка…
– Добычу подняли!
На обрыв выплыл паренек-посыльный, срывая голос от восторга. Первая охота, наверное?
– Добычу подняли. Ваше высочество!
– Моего не трогать, – поспешно сказал Алестар, отводя протянутый кем-то крюк с длинным жестким канатом. – Он и так умаялся, бедняга, пустым поплывет.
– Это что? – с недоумением спросила двуногая, вертя в руках точно такой же крюк.
Рядом наперебой принялись объяснять и предлагать помощь, что Алестар быстренько прекратил:
– Благодарю, господа, я вполне способен объяснить своей избраннице, куда и как это цеплять.
Забрал у двуногой крюк, пристегнул к нужной пряжке, пояснив устало:
– Добычу надо отвезти в город. Дички в сетях, веревки от сетей протянут к вашим зверям, а они сильные и свежие, быстро отволокут.
– Хитро, – оценила двуногая. – Вот для чего непременно нужны зрители на салту?
– Ага, – ухмыльнулся Алестар. – Кому-то же надо все это добро тащить. Хорошая охота была… А знаешь…
Он наклонился, отцепил крюк от салту двуногой и сунул кому-то из слуг. Оглянулся на Ираталя, махнул рукой, и тот поспешно подплыл.
– Господин Ираталь, – негромко сказал Алестар, – мы, пожалуй, не будем задерживаться. Поплывем сразу домой. Хватит на сегодня.
– Разумно, ваше высочество, – поклонился начальник охраны. – Прикажете поменять вам салту на свежего?
– Нет, на этом доплыву, – Алестар ласково погладил зверя по могучей спине перед седлом. – Он уже передохнул. Проплывем восточным краем, хочу показать равнину… избранной.
Почему-то звать ее так было легче, чем по имени, его Алестар так и не мог себя заставить произнести. Джиад… Джи-ад…
Ираталь снова поклонился, двуногая – Джиад! – глянула вопросительно, однако послушно тронулась вслед за Алестаром и воссоединившимися братцами.
– Увидишь, – пообещал Алестар, огибая по широкой дуге и надоевших своим гвалтом высокородных, и огромную сеть с шевелящимися внутри салту, что уже медленно плыла на натянутых канатах.
Они проплыли назад, а потом свернули влево: над котловиной к ее восточной стороне, противоположной той, с которой смотрели зрители. Двуногая молча поглядела вниз, на огромную толщу воды, едва пронизанной лучами светила. Там, в скалах, уже наступали глубокие сумерки, и острые пики казались еще более зловещими.
– Ираталь каждый раз просит отца не пускать меня на охоту загонщиком, – сказал Алестар, сам удивляясь, что это его разобрало поговорить. – Говорит, что опасно.
– Разве нет? – бесстрастно спросила двуногая.
– Конечно, опасно, – фыркнул Алестар. – Охота – опасна, арена – опасна, выплывать далеко за город – опасно, объезжать салту – тоже опасно! А что не опасно? Ловить медуз длинным сачком? Или водоросли в садах собирать? Так там тоже краб может ущипнуть. Ладно, ерунда это… Смотри!
Они достигли края котловины – скалистого узкого хребта, и на другой его стороне открылось зрелище, от которого у Алестара всегда замирало сердце. Бескрайняя пологая равнина, ниже хребта, но выше дна котловины. Отсюда, сверху, было хорошо видно песчаное дно, кое-где бугрящееся камнями: не такие острые, как скалы в котловине, они сыто круглились зелеными от мха боками. Были там и рыжие, и серые, и темные валуны, между ними сновали рыбы и прочая живность, и все это уходило в неизмеримые дали, рассеченные почти на границе видимого тремя огромными темными пятнами.
– Ох, – выдохнула двуногая, распахнув черные глазища в явном восторге.
– Видишь темное? – подсказал Алестар. – Это вулканы. Три Спящих Брата, граница между нами и Суаланой. Вот с этой равнины мы и пригнали салту. Еще несколько дней – и ушло бы стадо к соседям, да и так пришлось повозиться. Ну все, поплыли домой.
Он круто повернул зверя, снова срезая путь над котловиной, Дару и Кари бдительно прилипли к ним, плывя по бокам и чуть впереди. Двуногая молчала, и Алестар был только рад, ему и самому не хотелось разговаривать. После охоты в крови всегда плещется азарт и злость, которые растворить бы в поцелуях и ласках погорячее. Но с кем? От одной мысли снова уложить на песок двуногую – да хоть бы и на ложе – окатывала холодная мерзкая дрожь. Слишком памятны были синяки на смуглой коже, отчаяние и боль в бездне зрачков, распухшие губы. Санлия? Да, она всегда рада своему принцу, но в последнее время вечно грустит. Она будет стараться угодить, а Алестар чувствовать себя равнодушной дрянью – нет уж. Остальные наложницы и вовсе вызывали только одно желание: отправить их по домам, не дожидаясь свадьбы. Приданое заработали, что им еще нужно?
Алестар глубоко вздохнул, склоняясь ниже к спине режущего воду зверя. И почему нельзя плыть так вечно? Куда-нибудь далеко-далеко, как Исковиаль, решивший доплыть до края мира! И не думать ни о чем: ни о двуногой, ни о заботах, которых никак не снять с отцовских плеч, хоть все счета проверь, ни о Кассии, до сих пор не отомщенной. Ни о чем!
Сумерки догоняли их сзади, погружая море в вечернюю мглу, предвестницу ночного мрака. Проплывая окраинами города, Алестар почувствовал, как желудок сосет от голода. Нащупал флягу с тинкалой, глотнул, обернулся к двуногой, жестом предложив и ей. Та помотала головой. Не голодная, что ли? Или брезгует после него?
Дворец уже сиял вечерними огнями, но Алестар, отведя салту в загон, свернул дальше на скотный двор, бросив:
– Мне присмотреть надо. Хочешь – плыви в комнаты.
Он не ожидал, что двуногая последует за ним, но та неуклюже поплыла рядом. Весь скотный двор заливала радостная суматоха. Высоко громоздились массивные сборные клетки, одни уже заполненные яростно бьющимися дичками, другие еще пустые. Вот несколько рабочих проволокли очередную сетку, подняли ее за края крючьями и растянули в огромной раме, приоткрыв верх. Длинной палкой с петлей захватили в мешанине тел подвернувшийся хвост, вытянули наверх и отволокли салту к нужной клетке, ловко пропихнув извивающегося зверя внутрь.
– Зачем вы их ловите? – спросила подплывшая двуногая. – Разве взрослые приручаются?