ше запечатления! А я… Я просто беда и для семьи, и для Акаланте. Я беда для всех, кто рядом. Сначала Кассия, теперь Джиад. Если бы не я… Теперь из-за меня весь город погибнет? Отец, я не знаю, как все исправить. Я не могу, слышишь?
– Алестар! – слышал он далеко-далеко встревоженный голос отца. – Алестар, успокойся, что ты! Мы обязательно все исправим! Придумаем что-нибудь, слышишь? Алестар, мальчик мой…
– Знаешь, – прошептал Алестар, не слыша себя и надеясь, что отец тоже не слышит: – Я думал, что она враг, потому что двуногая. Только это все равно. Будь она кем угодно – все равно. У нее сердце, которое не купить за все наше золото. Я же любил Кассию! И сейчас люблю! Только почему тогда так больно? Что я должен был сделать, отец? Мне сказали, что она умрет. Или она, или я. Прости, я должен был подумать о городе, знаю. Это бремя королей, вечное бремя – сначала думать о городе, всегда только о городе… А я не смог. Я не справился, отец. Она вытащила меня из Бездны. Она прикрыла меня собой от сирен. И за это – убить? Отец, если предавать – долг королей, за что нас любить? За что нам верить?
Он шептал и шептал, все глубже погружаясь в забытье, и это было истинным блаженством, потому что здесь, за гранью настоящего, солнце ласково улыбалось озаренному золотым светом морю и шумели деревья на ветру, бросая тень на песок, где раскинулось, нежась под ветром и солнцем, смуглое тело. А потом Джиад, его Джиад, села на песке, лениво и бездумно улыбаясь ветру, морю, солнцу и горящему костру, кому и чему угодно, только не Алестару, но пусть, пусть бы так было всегда, лишь бы она – была…
– Алестар, – донеслось печально из волн, из шума ветра и шелеста листвы, – Аль, мальчик мой, что же ты натворил… Твой огонь мог бы зажечь Сердце моря на долгие годы, спасая Акаланте, а вместо этого он сжигает тебя самого. Как же я не рассмотрел вовремя, сын мой… И как теперь мне исправить хоть что-то?
Глава 20Турансайское господина Карраса
Огромная темная волна, закрывая небо, шла с моря к берегу, и Джиад точно знала, что водяное чудовище рухнет и на деревушку гостеприимных рыбаков, и на порт с белокрылыми кораблями, и на дворец. Раздавит город, как злой мальчишка топчет игрушечные домики из песка, и отхлынет, унося обломки, вырванные с корнем деревья и безжизненные тела. Волна высилась совсем близко, и Джиад выбежала на берег, широко раскинула руки и стала перед валом, такая смешная и жалкая в попытке остановить неизбежное. Но когда она, отчаянно вскинув голову и затаив дыхание, уже ждала сокрушительного удара, темная стена воды вдруг начала стремительно светлеть и таять, так что к ногам докатилась обычная волна, осыпав брызгами и лизнув сапоги едва ли не виновато.
Джиад всхлипнула от облегчения – и проснулась.
Сердце колотилось барабанной дробью, отдаваясь даже в висках. Она вытерла рукой мокрый лоб, села на постели. Спустив ноги вниз и лениво обувшись, чтоб не идти по немытому полу, выглянула в окно, за которым разноголосо кричал порт. Разносчики еды, спешащие куда-то матросы, мелкие торговцы и еще какие-то странные личности, которых она, будь до сих пор чьим-то стражем, на десять люардов к охраняемой особе не подпустила бы. Только вот охранять некого, теперь она сама себе и хозяин, и стража…
Невесело усмехнувшись, Джиад вернулась к кровати и оделась уже по-настоящему. Тщательно перебинтовала грудь широкой полотняной лентой, привычно убрала волосы под платок, поправила на поясе нож – как раз разрешенной для простолюдинов длины – и, прикрыв за собой дверь, сбежала вниз по лестнице в общий зал.
Что ж, пока ей везло. На дюжине площадей Адорвейна королевские глашатаи кричали, надрывая голос, розыскной указ о государственной преступнице, бывшей стражнице короля. Стражники у городских ворот переворачивали тюки и вскрывали бочонки, повсюду шныряли шпионы, да и простые обыватели с подозрением вглядывались в прохожих, выискивая взглядом тех, у кого кожа темнее, чем положено честному аусдрангцу.
И не один южный матрос или восточный купец попался в этот частый бредень, раскинутый для золотой рыбки, канувшей в пучину города. Но вот что интересно: про перстень глашатаи молчали, суля щедрую награду лишь за поимку изменницы. Похоже, Торвальд пропажу реликвии просто скрыл. Может, самое близкое окружение и знает, а остальные – вряд ли.
Джиад приветливо кивнула хозяину, напоказ потянула носом дразнящий запах жареных колбасок. Тавернщик, ухмыльнувшись, ножом сдвинул с вертела кольцо колбасы, стукнул деревянной тарелкой о стойку, поинтересовался:
– Пива?
Она кивнула. Лучше уж пиво, чем портовая вода, от которой, того и гляди, прихватит живот в самое неподходящее время. Да и выходить из роли парня не стоило. Захватив кружку с тарелкой, устроилась в углу лицом к двери, не скрываясь – зачем скрываться обычному мореходу? – но и не так чтобы на виду.
– Вчера вечером Каррас заглядывал, – уронил хозяин, явно благоволящий к спокойному и нежадному гостю. – Говорил, и сегодня придет. Вина заказал турансайского…
– Небедно гуляет, – хмыкнула Джиад, прожевав кусок огненно перченной колбасы и запив ее пивом. – Наемник, а вино пьет королевское.
– Много ты знаешь, какое вино короли пьют, – осклабился хозяин, и Джиад мысленно выговорила себе за неосторожность. – Хотя турансайское – это да, винцо отменное… Но Каррас уж такой парень: закусит сухариком, если не при деньгах, а вино возьмет лучшее. Алахасец, что ты хочешь, они все в вине понимают. Он вроде нужен тебе был?
– Придет – увидимся, – равнодушно пожала она плечами, отправляя в рот последний кусок колбасы и сразу заливая этот пожар пивом. – Благодарствую на вкусном завтраке, хозяин. Пойду-ка я по делам…
Поднявшись, она оставила на столе монетку, в очередной раз подумав, что деньги тают, как лед на огне, и пора уже на что-то решаться. В порту немало смуглых моряков-южан, но стоит бдительному стражнику сдернуть куртку и платок с подозрительного парня, как Джиад несдобровать. Она и до сих пор-то скрывалась лишь благодаря старому правилу, что прятаться надо на видном месте. «Три золотые рыбки» были местом известным и у властей на хорошем счету, так что никто в здравом уме не предположил бы от беглянки такой наглости – поселиться в недешевой таверне под самым носом у портовой стражи.
Но везение тоже нельзя испытывать до бесконечности, и Джиад третий день искала, как выбраться из города, готовясь уйти из таверны при малейшем признаке опасности, а если надо – то и с боем. Хотя Карраса повидать неплохо бы. Вспомнился вдруг заповедный остров и нагретый солнцем песок, а на губах словно снова расцвел вкус вина. Уж не алахасец ли ей тот сундучок собирал?
Выйдя из таверны, Джиад прошла краем порта. По всему выходило, что к сухопутным воротам города нечего и лезть, а вот морем вполне может получиться. Наняться на корабль матросом, доплыть до ближайшего порта, а там ищи-свищи ветра в поле. Но неужели Торвальд не предусмотрел такого исхода?
Возле пирса небольшой купеческий барк грузили тюками шерстяных тканей. Матросы, смуглые и белокожие вперемежку, бегали по сходням, торопясь успеть к отливу, а невысокий человечек с бляхой портовой стражи на краю пирса внимательно вглядывался в лица. По стражнику обнаружилось и у двух других кораблей, готовящихся к отплытию, а небольшую рыбацкую лодку на глазах Джиад обыскали от носа до кормы, заглянув даже в длинный ящик для улова. Значит, на порт надежды нет.
Возвращаясь обратно в таверну, она нарочно прошла несколько лишних кварталов, изображая беспечного зеваку и сделав изрядный крюк по окраинам порта и прилегающим улицам. Нет, ей определенно не чудилось: это ощущение взгляда в спину ни с чем не перепутаешь. Но следом никто не шел, даже вдали не маячил, и Джиад с нарастающим холодком тревоги подумала, что заигралась. Темные боги с Каррасом, все равно ничего очень уж важного алахасец не расскажет. Хватит, надо уходить из Адорвейна. Да, смуглую кожу не спрячешь, но можно вычернить ее еще сильнее, а волосы сбрить, став похожей на черных людей Шайпура. Только надежное место найти бы, а то хозяин таверны подобного превращения не поймет…
Нет, за ней точно кто-то шел! Джиад с нарочитой беспечностью сорвала пару тяжелых крепких яблок с ветки, перегнувшейся через ограду запущенного сада, на ходу захрустела сочным плодом. Свернула к высящимся по левую сторону от дороги развалинам – там когда-то была каменоломня, где еще при деде Торвальда добывали красивый мрамор. Не оглядываясь, поправила ремень штанов, всем видом показывая неуловимому преследователю, что к развалинам пошла с понятной целью облегчиться, а нырнув внутрь разрушенной водонапорной башни, метнулась в сторону и вверх, быстро взобравшись по кладке и спрятавшись в нише окна, затянутой густым пологом вьюнка.
Расчет оказался верным: тот, кто все это время с недюжинным мастерством шел за ней, решил, видно, что более удобного случая не представится. Высокий темноволосый человек в темно-синей рубахе, замшевых штанах и высоких сапогах на мягкой подошве бесшумно скользнул в развалины, сразу уйдя в тень стены и неторопливо озираясь вокруг.
Джиад вгляделась, прилипнув к кладке, даже дышать стараясь тише. Каррас, а это, судя по лицу, был он, если только по городу не гулял еще один алахасский наемник, двигался на зависть умело, ступая так осторожно, что ни один камешек не скрипнул под сапогами. Пройдя вглубь башни, алахасец вернулся, выглянул в окно, как раз напротив того, где она затаилась, снова спрыгнул на пол и неторопливо пошел к выходу.
Вытащив из кармана второе яблоко, Джиад взвесила его на ладони, примерилась и от души влепила тяжелый плод в коротко стриженный затылок. На мгновение Карраса повело, но тут же он качнулся в сторону, уходя от удара… Поздно! Джиад спрыгнула вниз, еще одним длинным прыжком оказалась позади и приставила нож к шее наемника плашмя, предупредив:
– Стойте спокойно, если жить хотите.
– Ах, госпожа мастер меча, – усмехнулся алахасец совершенно спокойно. – Вы, похоже, из тех, кто держит слово. Обещали вернуться – и вот, надо же, вернулись. Неужели ради меня?