— Если бы я знал такие подробности ранее, я бы мог провести переговоры успешнее, господин Наставник, — вздохнул я.
— Может и так, — кивнул Краузе. — Но есть и другой фактор. Когда начался кризис, Хозяева изрядно распустились, наплевав на ряд прямых запретов. Особенно на северном континенте. А Система медлила с решительными действиями, несмотря на возражения Хранителей. Потом уже стало слишком поздно, началась сплошная резня. Сначала один за другим гибли Хозяева, а потом и скиты, поначалу довольствующиеся ролью наблюдателей и миротворцев, стали гореть как свечки — в ситуации войны всех со всеми их нейтральный статус перестали уважать. Слишком много Хозяева протащили в корневой мир разрушительного оружия, маги Системного Контроля не были готовы противостоять импульс-деструкторам, пулеметам и артиллерии. Сейчас правила ужесточились, так просто тяжелое оружие в Системе не достанешь, но раньше… — Краузе сделал несколько шагов к окну и встал у него, глядя на показавшееся из-за туч солнце. — Раньше мы многое делали неправильно. А Хозяевапомнят, как Система пошла в разнос и не смогла сберечь ни их, ни… собственное Древо. Ладно, неважно, — тряхнул головой Настоятель. — Даже новые Хозяева — в них есть часть памяти от погибших владык, они их реинкарнация… На севере всегда было слишком много вольнодумства и анархизма, здешние Хозяева слишком много себе позволяли. Выходит и Верлеса с Полессой продолжают эти традиции. Как ты говоришь? Они просили показать им нашу силу и возможности? Значит, придется показать — усмехнулся Настоятель. — Мы не имеем права допустить новый кризис, и будем действовать решительнее! Закончим этот разговор, Курсант Попов. Ты свободен, можешь возвращаться к своему взводу. С завтрашнего дня приступай к занятиям.
Вечером в нашем корпусе было весело, народ искренне обрадовался моему появлению из увольнительной. Присутствовали не только наши — на огонек заглянули даже Тецудо с Кацуной, которым я вручил их подарки — маленький ноутбук с японской музыкой и фильмами, шоколад и банку маринованных слив. Больше всего меня удивили сливы, я даже поинтересовался, зачем мне пришлось тащить такую бесполезную тяжесть. Лучше бы сакэ взял. Однако Кацуна, смерив меня исполненным превосходства взглядом, ответила, что я ничего не понимаю в традициях. Для поднятия боевого духа и патриотизма, она будет ежедневно делать курсантам взвода Тецудо бенто Хиномару, и без маринованных слив в этом деле решительно не обойтись. Красная слива на белом вареном рисе — это традиция и символ!
Маринка с Наташкой напекли блинов и наделали салатов, Кацуна принесла в качестве угощения какой-то остро-пряный японский рыбный суп с рисовой лапшой, на удивление вкусный, так что посидели мы на славу. Я рассказал, как магу можно воспользоваться силой в нашем мире и про то, как я уладил свое дело с судом и братьями Ильдоевыми. Пусть каждый примеряет мои поступки на себя — у всех дома остались какие-то проблемы. А вот про свою роль посла к рабам Хозяек я умолчал — незачем пока курсантам об этом знать. Мне и самому с этим посольством не все ясно… Впрочем, у народа и так возникло немало вопросов.
— Вот ты взял и изменил решение суда, — горячился Ромка за чаем с блинами — И разобрался со своими врагами, сделав из них маразматиков. — А если я со своими врагами сделаю то же самое, когда меня отпустят в увольнительную? Значит, история изменится? Или мне обратно уже нет ходу?
— Ты на кого нацелился, чтобы историю менять, беляк недобитый? — усмехнулся Матвей. — Хочешь товарищей из совнаркома с помощью ЛКР на ноль помножить?
— А хотя бы! — хлебнул обжигающего чаю юнкер. — Ничего хорошего я от них не видел, красные меня чуть не расстреляли. Да и вы таких ужасов про будущее страны рассказали, что волосы дыбом встают! Бунт похуже пугачевщины, гражданская война, миллионы жертв, гибель России, разруха — и все из-за непомерной жажды власти у красных! Да тебя же взять для примера — сам же возмущался колхозными порядками! Помнишь, сам рассказывал, как в деревне красная продразверстка зерно отбирала?
— Слушать вас противно, — вступила в разговор Надя. — Да, была гражданская, были отдельные перегибы. Зато потом мы сделали индустриализацию, ликвидировали безграмотность и первые вышли в космос! Целину подняли и Днепрогэс построили! И дружба народов была!
— Вы, это кто? — скривилась Катя.
— Советский народ!
— Советский? Такого народа больше нет, подруга. Вымерли все как мамонты, а может и не было их никогда, — безапелляционно добавила девушка. — А про дружбу народов ты русским, оставшимся в Чечне, расскажи.
— Мне товарищей из совнаркома не жалко, — ответил Ромке бывший колхозник. — Только не выйдет у тебя ничего.
— Отставить политику! — долбанул кулаком по столу я. — Договаривались же, таких разговоров избегать, нет от них толку, лишь переругаемся все. Да еще при гостях — бросил я взгляд на Тецудо с Кацуной. — Отвечаю по существу — Матвей прав. Никаких ЛКР не хватит, чтобы историю поменять по-крупному. Чем глобальнее изменение, тем дороже коррекция реальности. Если ты окажешься с парой сотен ЛКР снова в тысяча девятьсот восемнадцатом, Рома, то максимум что ты сможешь — это достать магией какого-нибудь комиссара полка или нескольких шишек поменьше. Ну, или отыграться вовсю на рядовых красноармейцах. Что не имеет для хода истории ни малейшего смысла — скорее всего их и без тебя посадят или шлепнут в тридцатых, — подытожил я, отставив в сторону тарелку с блинами. — Или они погибнут на фронтах Великой Отечественной, так что ты сделаешь лишь хуже, лишив страну будущих солдат. А вот что ты реально сможешь сделать, так это спасти свою семью, обеспечив ее деньгами и отправив в эмиграцию, прикрыв отъезд магией ЛКР от всяких случайностей. Чем я тебе и советую заняться в увольнительной.
— Кстати, это и тебя касается, Тецудо, — развернулся я к внимательно слушающему наш разговор японцу. — Не получится у тебя переломить ход войны, при всем старании не получится. Если захочешь переиграть битву при Мидуэее, то боюсь, и миллиона ЛКР будет мало.
— Под Мидуэем я был, и переигрывать там ничего не собираюсь. Я из сорок четвертого сюда попал, — мрачно проворчал самурай. — Что случилось, то уже случилось. А вот перехватить и сбить «Энолу Гей» над Хиросимой я бы попытался. Атомную бомбу несет одиночный самолет, время и место известны до сотен метров и минут, с помощью магии угнать истребитель в ближайшей эскадрилии ПВО не проблема. Ki-84 или Ki-100 подойдут, управление высотным перехватчиком мне знакомо. Что там дальше? Взлететь, набрать высоту, выйти на цель, закрыться от американских пулеметов щитом и нашпиговать свинцом кабину пилотов и двигатели машины, не дав ей долететь до города. Не столь уж и сложная задача. Я дважды американские «крепости» сбивал. Что мне помешает сделать это трижды? Даже без магии можно попробовать…
— Не знаю, — искренне ответил я, вспомнив файл Настоятеля. — Но без магии что-то обязательно помешает, будь уверен. Заглохнет мотор, собьют или просто потеряешь цель в облаках. А скорректировать глобальное историческое событие не хватит ЛКР. Историю можно менять по мелочам, вот какая штука. Она просто измениться, а мы этого даже не почувствуем. Вместо одних имен в пыльных архивах появятся другие, что-то слегка изменится в наших воспоминаниях, кто-то останется жив, а другой наоборот — погибнет. От того, что юнкер Котомин спасет мать и сестру и они, вместо того, чтобы сгинуть в гражданской войне, проживут жизнь в Париже, ничего не случится. Если пилот Тецудо Ивамото, вместо того, чтобы сгореть в самолете, заведет семью и детей, для Японии ничего не изменится. Теория про раздавленную в прошлом бабочку, вызвавшую в будущем катастрофу — полная ерунда, умозрительный эксперимент, основанный на цепочке произвольных допущений. Если верить Настоятелю, на практике он не подтверждается. А микроизменений в прошлом, ведущих к таким же микроскопическим изменениям в будущем никто не боится. Бабочки ежедневно гибнут сотнями тысяч, как, впрочем, и люди, а история знай себе течет потихоньку вперед. Вот такая диалектика… Так что увольнительные в ваше время будут, но вот вести себя там надо соответственно своим возможностям. Как-то так, — закончил я свою речь. Некоторое время после этого все собравшиеся в столовой нашего корпуса сидели молча, обдумывая каждый свое.
— Слушай, Саша, а мы ведь тебе не все новости рассказали — встрепенулась вдруг Маринка. — Про Яркута…
— А что с ним? — озабоченно переспросил я.
— Ничего особенного. Просто пока тебя не было, он решил в своем взводе все проблемы с магами. Теперь у него их полный комплект — ухмыльнулся Илья. — И знаешь, как он это сделал? Прямо по методу нашего Настоятеля. Только лучше. Можно сказать, с выдумкой и фантазией.
— То есть?
— Он сыграл со своими «бездарями» в русскую рулетку, — продолжил парень. — Выпросил у Крёгга револьвер с патронами, а дальше — просто. Не знаю, как он мотивировал своих курсантов в этом участвовать, но стрелялись они по-настоящему. Почти… Яркут вставлял в револьвер один патрон, крутил барабан, затем протягивал оружие курсанту и говорил: активируй дар и испорть своей магией патрон, а затем спускай курок, прислонив ствол к виску. Или просто спускай курок, наудачу, если не получается открыть дар. И так до тех пор, пока не почувствуешь силу. Или пока твоя удача не закончится.
— И много у него убитых? — спросил я, понимая, что уже догадываюсь, каким будет ответ.
— Ни одного, — подтвердил мои догадки Илья. — Патрон изначально был испорчен бригадиром. Только стреляющийся курсант об этом не знал и очень старался открыть дар, чтобы остаться в живых. Кому-то требовалось три попытки, кому-то пять, один из курсантов поседел наполовину, но все трое в итоге стали магами. Как только курсант чувствовал силу, обман вскрывался, да только дело было сделано. Яркут, по всей видимости, объяснял каждому, что так надо было для твоего же блага, или что-то вроде того. Дескать, не убивать же тебя, дурака, в самом деле. Видишь — все вышло наилучшим образом — и дар у тебя, дружок, открыли, и сам цел. Подумаешь, побоялся немного — это же не с колокольни прыгать. Настоятель, когда узнал об эксперименте, был просто в восторге. Рассказал про него командирам взводов и советовал брать с бандита пример — дескать, можете, когда хотите. Хвалил его очень.