Стража Лопухастых островов — страница 20 из 41

— О, ваше превосходительство… — выдохнул обомлевший от счастья стихотворец Лучезар. И на его белой курточке засверкало что-то похожее на монету с атласным голубым бантом.

— А вы, несравненный Август Головка… — счастливый мэр обратил сияющее лицо к Авке. — Вы, наш несравненный друг, свершили такое, что достойны самой высочайшей награды Глубинного мира! И я считаю за честь вручить вам ее. Это Орден Всех Созвездий! Он таинственными путями попал в наши края из Верхних стран и долгие годы хранился в столичной сокровищнице. А ныне нашел своего достойного кавалера!..

У Авки гудело в ушах. Стыд какой! Ведь ничего же он не сделал героического, только разок треснул себя по глазу! Надо немедленно объяснить это, иначе — полновесная гугнига!

Но объяснить ему не дали. Три напудренных золоченых чиновника столпились перед Авкой и — под восторженный вой зрителей — прицепили к нему орден. Это была большущая звезда со множеством переливчатых камешков и золотой штуковиной посередке. Она увесисто оттянула вниз рубаху (от которой пахло болотом и сеном).

— Но ваше превосходительство…

— Не надо! Не надо благодарить! Ваш подвиг выше всяких наград!..

"Провалиться бы куда-нибудь…" — хныкнуло внутри у Авки. И даже Звенкин образ исчез из памяти.

— Господин мэр… — Это негромко, но внятно вмешался Лучик. — Прошу прощения, но в протоколе встречи возникла неточность. Вначале я должен был сопроводить Августа Головку к его высокоучености господину Уко Двуполовинусу. Ведь это он отвечает за способы сообщения между разными пространствами. Будет весьма неловко, если мы заставим его ждать.

— Да! Да! Ни в коем случае! Сию минуту!.. Только попрощайтесь с массами! — Его превосходительство Полупомпилий Квадратус помахал массам руками. Лучик тоже. Пришлось так же поступить и Авке (при этом орден царапал булавкой кожу под рубашкой). После чего мэр что-то шепнул ближнему чиновнику. Тот кивнул. Топнул блестящей туфлей. Бархатная площадка шевельнулась и плавно пошла вниз.

"Вот и проваливаемся", — с облегчением подумал Авка. Арена оказалась на уровне глаз и уплыла вверх. Мэр со свитой и Авка с Лучиком оказались в круглой комнате. Светили пузатые фонари. Освещали широкий выход с лестницей.

— Юные друзья, представители мэрии проводят вас!

— Нет-нет! Не беспокойтесь! — Лучик ухватил Авку за рукав. — Я знаю дорогу! Здесь недалеко!

— Но не забывайте, что в семь часов вечера во дворце Городского собрания торжественный банкет!

— Да-да! Благодарим! — И Лучик потянул Авку к лестнице. Мэр и чиновники махали им вслед пухлыми ладонями в кружевных манжетах.

Лестница вывела в сад с густой желтой акацией. Авка бухнулся на ближнюю скамейку.

— Лучик, подожди. Я… как разбитая бутылка, у которой перемешали все осколки…

— Какой замечательный поэтический образ!

— Да ну тебя с образами… Надо отдышаться.

— Надо, — послушно сказал Лучик. И с минуту смирно сидел рядом. А потом:

— Можно я посмотрю орден? — И придвинул лицо к сверкающей звезде. Авка тоже скосил на нее глаза. В центре звезды блестел золотой знак Цветущей императорской тыквы. А лучи были усыпаны разноцветными кристалликами. Неужели драгоценные?

— Какая прелесть, — шепотом восхитился Лучик.

— Надо как-то вернуть. Мне его по ошибке дали.

— С чего ты взял, что по ошибке! Ты зажег солнце!

— Я нечаянно…

— Это неважно! Не выдумывай! А то получится, что и мне… по ошибке…

— Что?

— Медаль. Ведь мне ее дали за то, что я т е б я приветствовал! — И Лучик прижал серебряный кругляк к курточке. Не хотелось ему отдавать.

— Тебе дали за талант!

— Не просто за талант, а за стихи про т е б я!

Авка нерешительно посопел. Обижать Лучика было никак нельзя. Вон сколько раз уже он выручал Авку! С дружеским бесстрашием! Ну и, кроме того, Лучик… он, наверно, немножко прав. Потому что солнышко-то вон оно, светит в точности как в тыквогонском небе…

— Ладно… Только я его все-таки сниму. — Авка отцепил и затолкал колючий орден в карман. — Его надо на парадном камзоле носить, а я как чучело на тыквенных грядках…

— Если хочешь, зайдем ко мне, у меня найдется костюм и башмаки. Конечно, брюки и курточка тебе широковаты, но мама ушьет…

— Бедная мама! Вот обрадуется, когда увидит такого оборванца!

— Мама будет счастлива!.. Только мы живем за Северным мостом, на другом краю города.

— Это снова через всякие горки-чайники? Я помру на полпути…

— Тогда пошли так! Все равно ты герой!

— Подожди…

Рядом булькал струями маленький фонтан. Авка поболтал в мраморном бассейне ногами, смыл остатки болотной грязи. Прохлада вернула силы. Не все, правда,. а частичку. Авка вытянул из волос несколько соломин.

— Лучик, у тебя есть гребешок?

— Разумеется!

Авка расчесал кудлатую голову. Поддернул штаны, раскрутил лямку, заправил рубашку. Лучик наблюдал с одобрением. Потом спросил:

— А помнишь, что сказал его превосходительство?

— Что? Он много там говорил…

— Про фамилию…

— А! Полупомпилий Квадратус!.. По-моему, лучше бы ему называться "Круглус".

— Нет, про мою фамилию! Про поэтическую. Он ошибся и сказал не "Крылатый", а "Окрыленный". По-моему это звучит лучше. Как ты думаешь?

— Думаю — да… Идём!

Его высокоученость

Представьте себе великанские, размером с цирковую арену тарелки. Представьте, что они сложены вверх дном в стопки разной (но очень большой!) высоты. И что десятка полтора этих кособоких ребристых башен кое как сдвинуты друг с другом. Представили? Тогда знайте, что именно так выглядел дом самого ученого человека в Глубинном мире — академика Уко Двуполовинуса.

В одной из "тарельчатых" башен была прорезана дверь. Вернее прямоугольный проход. Лучик за руку втащил оробевшего Авку в темный коридор, где пахло почему-то листьями орешника. Сперва шли почти на ощупь. Но шагов через десять замерли и зажмурились от разгоревшегося света.

— Кто такие? — спросил неприятный голос. В нем была странная смесь кошачьего мяуканья и жестяного скрежета.

Коридор перегораживала кирпичная стена. В ней блестела тяжелая, с начищенными медными узорами дверь. У двери в кресле сидел… сидела?.. сидело?.. существо. Ни на кого не похожее. С туловищем из клепаного железного ящика, с торчащими, как у гигантского кузнечика, суставами длинных, по-всякому согнутых лап. С головой, напоминающей шароглота, но маленького — размером с тыкву-неваляшку.

— Кто такие? — повторило существо. Без всякого дружелюбия.

— Мы… это… — промямлил Авка. — Мы хотели…

— Выражайтесь короче и конкретнее.

Тогда Лучик поправил медаль и задрал пухлый подбородок.

— Вы видите перед собой Августа Головку, которой зажег солнце. А я — его полномочный представитель в Глубинном мире, Лучезар Окрыленнный, лауреат Большой серебряной медали "Поэтический глас народа"!

— Поэт значит… — сказало существо. Круглые, как пуговицы, глаза его сощурились, а толстые красные губы сложились в ироническую улыбку.

— Поэт! — с вызовом отозвался Лучик.

— Ну и что? — сказало существо.

— Что "ну и что"? — возмутился Лучик.

— Сюда-то вы зачем явились?

— У нас крайне важное дело к его высокоучености.

— Какое?

— А вы, собственно говоря, кто такой? — опять рассердился Лучик. — Почему вы нас допрашиваете?

— Я привратник академика! Господин Двуполовинус изготовил меня специально, чтобы я не пускал всяких… кто с дурацкими изобретениями и глупыми просьбами.

У Авки противно застонало внутри. Ясно, что е г о просьба покажется академику сверхглупой.

Но Лучик задрал подбородок выше прежнего.

— У нас вовсе не то! Наше дело такое важное, что мы можем говорить о нем только лично с его высокоученостью. А если вы нас не пропустите, последствия могут быть не-об-ра-ти-мые.

Привратник мигнул. Прошелся выпуклыми синими глазами по обоим.

— Ладно. Поэт пусть проходит. А босому нельзя. Неприлично.

— Но ведь именно Ав… господин Головка должен изложить дело!

— Я сказал — нельзя.

— А вот мы посмотрим! — Лучик ухватил Авку за руку и шагнул к двери. Но механическое создание выбросило поперек пути несколько многочленистых ног. А одну угрожающе согнуло:

— Щас вделаю по лбу!

Лучик отскочил.

— Вы не имеете права! Мы пожалуемся господину Полупомпилию Квадратусу!

— Хоть генеральному судье, — с удовольствием сказал привратник.

— Сразу видно, что в голове у вас ржавые стружки, — мстительно заявил Лучик.

— Разумеется! — ничуть не обиделся привратник. — Железная окись лучше всего годится для магнитной памяти. У этой технологии великое будущее…

— Зато у вас… — опять начал Лучик, но Авка дернул его сзади за куртку.

С точки зрения Авки Лучик вел себя глупо. Совершенно по-дурацки! Ну, обругают они эту упрямую железяку, а дальше что? Возвращаться с носом?

— Господин привратник, извините нас, мы погорячились. Потому что очень устали… Вы конечно правы, босиком неудобно. А можно мне взять у… господина Окрыленного его башмаки и пойти в них? А господин Окрыленный подождет меня здесь… — и Авка опять дернул Лучика: не спорь!

Привратник прикрыл жестяным веком один глаз. В голове у него тихонько поскрежетало.

— Пожалуй, это наиболее адекватный вариант. Обувайся и ступай. А поэт пусть посидит со мной. Он придумает про меня стихи.

— Еще чего!

— Он придумает! Поэты они все такие: сперва упрямятся, а потом сочиняют! — И Авка ткнул приятеля в поясницу. Лучик надулся, но больше не спорил.

Белые атласные туфли оказались тесноваты, но ничего, терпеть можно. Привратник вытянул ногу-щупальце к двери, нажал медный завиток. Дверь с переливчатым звоном повернулась. Привратник предупредил:

— Там, где коридор делится на два, свернешь налево. Это самый короткий путь… — И кажется хихикнул.

Авка кивнул насупленному Лучику — жди, мол, не скучай — и шагнул через порог. В нем звенело нетерпение. Такое, что робости почти не осталось. В самом деле, хватит уже приключений! Пора наконец решить дело с китами! Звенка… она ведь, наверно, помнит и ждет…