— Авка, маленьких ведь не отправляют на каторгу! Ну… может, еще раз пошлют к баронессе, вот и все!
Авка всхлипнул опять. Наивный ребенок Гуська…
— Маленьких за м а л е н ь к и е провинности не отправляют на каторгу. А если т а к а я…
— А какая такая? Ничего же плохого не случилось! Нету никакого преступления!.
— Ну да! А с двигать с места всю землю без разрешения императора — разве не преступление? — Это Авка будто не сам сказал, а услышал безжалостного прокурора в темно-лиловой мантии и с золотым тыквогонским гербом на груди. Как на картинке в учебнике "Основные законы Тыквогонии".
Гуська раздумчиво постукался о коленки лбом.
— Авка… а давай признаемся… императору!
— Кому-у?!
— Прямо его величеству! Все же говорят, что оно… то есть он самый умный, самый добрый, самый справедливый. А если он такой, то он же во всем разберется! И поймет, что ты… что мы не виноваты!
— Разбирается не император, а судьи, — скорбно вздохнул Авка.
— Но если они скажут, что мы виноваты…
— Не мы, а я…
— …Если скажут, что виноваты, император, может быть, помилует! За честное признавание! — Гуська хотел сказать, конечно, "чистосердечное признание".
Да, он и правда наивный Гусенок… Но… может быть, не совсем наивный? По крайней мере было в его словах что-то… какая-то капелька надежды.
— Ох ты Гуська… Ну кто меня пустит к императору?
— А знаешь что? Надень мои барабанщиковые штаны! Скажешь, что из барабанной команды и пройдешь во дворец!
— Да кроме штанов-то еще мундир нужен! И барабан! И вообще… Думаешь, любого барабанщика пустят к его величеству? Данька Белоцвет говорил, что надо кучу всяких паролей знать, чтобы попасть в императорские покои…
— А давай поговорим с Данькой! Может, он знает эти пароли!
— Если и знает, разве скажет? Он же не имеет права!
— Ну, может, что-то посоветует!
Гуська был прав. Не сидеть же просто так! Когда ищешь выход из беды, на душе все-таки легче! Авка пружинисто вскочил.
— Пошли!.. Ой, подожди минуту! Может, Мукка-Вукка тоже что-то посоветует!
Черепаху опять выволокли из-под кровати. Но она ничего советовать не стала. Правая голова ее вообще спала, болталась на шее, и глаза были под пленками. А левая вяло пробормотала, что каждый, кто заваривает кашу всепланетного масштаба, должен расхлебывать сам.
— Я тебя предупреждала…
Авка с досады тряхнул двухголовое создание так, что из-под панциря вылетел и больно стукнул по ноге колючий орден. Авка сунул его в карман. Задвинул Мукку-Вукку ногой под кровать.
— Гуська, идем искать Даньку!
— Лишь бы он был не на дежурстве!
Микрочих
К счастью, Данька оказался дома. Вернее, на своем заросшем лопухами дворе.
Посреди двора стоял обширный, но покосившийся дом с облупленными колоннами — фамильное поместье. Когда-то Данькина семья жила, не зная бедности, но три года назад его отец, капитан конной гвардии Григус Белоцвет простудился на маневрах и умер. Теперь жили на отцовскую пенсию и Данькино придворное жалование. Было оно "еле поели да ложку облизали", потому что считалось — служить при дворце и без того большая честь. Но все же без этих денег было бы совсем худо. Данькина мама и так едва сводила концы с концами: ведь были у Даньки еще два брата и две сестренки, все меньше его.
Сейчас эта мелкая родня обступила Даньку, который что-то мастерил, сидя на корточках . Здесь же сопели от интереса трое соседских пацанят самого младшего школьного возраста. Данька любил возиться с таким маломерным народом.
— Даня! — окликнул Авка с пяти шагов. Тот встал, глянул из-за нечесаных голов малышни, обрадовался.
— Подождите, я сейчас! — И скомандовал ребятишкам: — Р-разойдись!
Они разбежались. Данька оседлал доску с привязанной под нею тыквой-чихалкой, ухватился за прибитую поперечину, ударил тыкву голой пяткой. Под доской засвистело, и она… Да, представьте себе! — она подняла Даньку над лопухами на половину его роста. И он поплыл верхом на этой доске по кругу!
Выписав петлю, Данька приземлился перед Авкой и Гуськой. Тыква под доской пошипела, сплющилась и затихла.
— Ну, как? — с веселой гордостью спросил Данька.
Не надо забывать, что Авка и Гуська были из племени тыквогонских мальчишек. А это, как известно, люди жизнерадостные и способные в один миг загораться неожиданным интересом. Могут забыть (по крайней мере, на время) о самых больших неприятностях, если увидят что-то любопытное. А уж если сверхлюбопытное…
— Дань, что это!? — в два голоса сказали Авка и Гуська. После чего одинаково оставили открытыми рты.
Данька был откровенный человек и добрый приятель. Тут же рассказал о своем открытии, которое случилось вчера.
Это было такое открытие, что Даньку даже не взволновали новости про поплывшую куда-то землю. Пусть плывет, если охота, у Даньки дело поинтереснее!
Но сначала, для тех, кто не бывал в Тыквогонии, надо рассказать про тыквы-чихалки.
Это самый бесполезный для хозяйства сорт. Не годится ни для еды, ни для выработки энергии. Потому что внутри чихалки не мякоть, а едкая, как желтый перец, пыль. Если такая тыква лопается, чиханье стоит во всей округе! Но лопаются чихалки редко — у них очень прочная упругая оболочка.
Несмотря на их бесполезность, чихалки все же иногда выращивали. Ради забавы. Потому что снаружи они были красивые, в пестрых узорах. Из маленьких тыквочек можно было делать новогодние украшения. Большие надевали на колья изгородей.
А еще крупные тыквы-чихалки можно было гонять ногами, будто кожаные мячи. Но для этого следовало обезвредить опасную начинку. А то как треснет от удара башмаком — сразу не игра, а больничная палата!
Обезвреживали чихалкину внутренность маслом из сливочных тыкв. Сверлили дырку, наливали в нее масло через воронку. Оно пропитывало ядовитую пыль, та высыхала и спекалась в твердые безвредные горошины. Они весело гремели внутри оболочки. При желании можно было даже вытрясти их через отверстие, но обычно для этого не хватало терпения, так и гоняли трескучие разноцветные мячи…
Вчера, вернувшись с дворцовой службы, Данька решил изготовить для малышни такой мяч. Отыскал в подвале чихалку средних размеров, велел брату Пестику принести бутылку с маслом и воронку. На дворе они влили в тыкву полбутылки. Заткнули отверстие огрызком карандаша, стали ждать. Обычно для такого дела требовалось полчаса. Чтобы масло действовало побыстрее, Данька хлопнул узорчатый шар ладонью.
И тогда шар засвистел! Подпрыгнул! Поскакал!
Семилетний Пестик обалдело шлепнулся в траву. Данька тоже сперва перепугался. Но почти сразу кинулся за беглой тыквой. Догнал, упал на нее пузом. Свистящий шар приподнял мальчишку, завертел и понес по воздуху в двух аршинах от травы. Снизу из тыквы била упругая гудящая струя.
— Хорошо, что дыра оказалась внизу. А то меня продуло бы навылет! Я уж потом это понял и чуть лужу не пустил с перепугу, — признался Данька Авке и Гуське.
— А дальше что? — сказали те разом.
Ожившая тыква таскала Даньку по двору недолго, с четверть минуты. Потом обессилела и стихла.
— Я полежал на ней и понял, что открыл новый вид энергии. Чихательной!
Гуська почесал макушку.
— А почему раньше никто ее не открыл? Сколько капали маслом в чихалки — и ничего…
— В том-то и дело, что маслом! А Песька перепутал бутылки! Они же глиняные, непрозрачные. Он притащил кислое молоко…
— А в нем какая сила… — недоверчиво сказал Авка.
— Я сперва тоже думал: какая? Думал, думал… А потом понял! В кислом молоке есть бактерии! Ну, такие специальные микробы, от которых оно скисает. Они ведь — живые существа. А какое существо устоит перед чихалкиной пылью! И вот один чихнул, второй, третий! И пошло, пошло! Начала вырабатываться сила!
— Микроб — он же крохотульный. Какая от его чиха сила, — сказал Гуська.
— От одного — никакая. Но их же там… билли-трилли-миллионы! Как начнут чихать один за другим, а потом все вместе! Происходит цепочная реакция… И полетели! Я специально смастерил воздушный самокат. Называется "микрочих". Вчера тренировался весь вечер, двадцать четыре тыквы извел! Из прошлогодний запаса…
— Дань, дай прокатиться! — выдохнул Авка, забыв про все на свете.
— И мне… — сунулся вперед Гуська.
— Ладно… Вообще-то я своей мелкой команде обещал, ну да вас можно пустить без очереди, гости же…
В самом деле, Данька золотой человек!
— Только учтите, управлять надо осторожно, — предупредил он. — Наклоном туловища… В какую сторону захотите повернуть, туда и наклоняйтесь. А если прямо — нагибайтесь вперед. Только не сильно, а то зароетесь носом! Я один раз во как впилил! — Данька показал на щеке ссадину. — И не поджимайте ноги, а то ка-ак вляпает выхлопом, без пяток останетесь!
— А если захочешь, можно набрать высоту? — спросил Авка. Сам еще не зная, зачем.
— Можно. Надо остановить движение вперед. Тогда струя начнет поднимать тебя. Только это опасно. Энергии-то хватает секунд на десять-пятнадцать. В зависимости от объема тыквы. Если не успеешь снизиться, брякнешься с высоты. Я один раз брякнулся с двух саженей, тоже синяк… — Но показывать синяк Данька не стал — понятно, где он…
Авкины тревоги спрятались позади новой радости. Гуськины, кажется, тоже. Данька выделил им для катания по две тыквы. Первый раз у Авки получилось не очень, но кое-что он все-таки усвоил. И второй раз ощутил себя опытным воздушным наездником. Даже подняться по вертикали попробовал, как учил Данька. И поднялся. Правда спуск получился слишком крутым, Авка перелетел через руль, но отделался лишь привычной ссадиной на колене.
А Гуська — тот вообще молодец. Данька даже позавидовал:
— Ты будто всю жизнь ездил на микрочихе.
Гуська скромно поулыбался. Но тут же лицо его стало похудевшим, треугольным. Он, Гуська-то, оказывается, помнил о главном деле крепче Авки. Он за лямку оттянул Авку в сторону.
— Пора сказать ему…