Постояли так, глянули друг на друга.. По Гуськиному острому лицу пробегали зеленые отблески. Это высоко над ними загорался и угасал маячный фонарь. Не ярко. Маяки только издали кажутся яркими, а вблизи — как настольная лампа.
Колосок попал Авке в ноздрю, и он чихнул.
— Это… что ли, уже все? — недоверчиво сказал Гуська.
— Да. А ты боялся…
— Не так уж я и боялся… Ой… — И Гуська пропятился. Потому что перед ним и перед Авкой возник лохматый пёс.
— Гуська, не бойся! Это, наверно, Кактус!.. Ты — Кактус?
Пес пошелестел хвостом по колоскам.
— Ты хороший… — Авка безбоязнненно притянул за косматые щеки голову Кактуса. Лбом коснулся мокрого собачьего носа. — Ты знаешь, где Звенка? Ты отведешь нас к ней?
Кактус опять пошелестел хвостом. Повернулся. Оглянулся на Авку (и на Гуську): "Пошли?"
И они пошли. Вверх по тропинке, среди шуршащих колосков. Было очень светло — главным образом от разбухшей белой луны. Ну, еще и далекий фейерверк доносил цветные сполохи.
Перед Кактусом вышли на тропинку два большущих кота. Деловито зашагали впереди.
— Это Фонарь и Плюха, — шепотом сказал Авка. Сердце у него стукало.
— Мр-р… — отозвался один из котов.
А Гуська ничего не сказал. Он с частым дыханием шагал сзади, и трава шуршала по его штанинам.
Тропинка привела к домику, что стоял вблизи башни. Рядом с домиком подымалось корявое дерево. В двух шагах от него торчал столб. Между столбом и деревом висела доска на веревках — качели. На качелях сидела Звенка. В белом светящемся платьице.
Авка сразу понял, что это она. И сразу сказал:
— Звенка…
— Ой… — Она прыгнула с доски и шагнула к Авке, запнувшись за кота. И, чтобы не упала, Авка поймал ее за руки.
— Авка, это ты? — И звук "а" знакомо растянулся в ее голосе.
— Это я… А это Гуська…— Авка оглянулся.
— Здравствуй, Гуська.
— Ага… здравствуй… — Гуська нагнулся и обнял за шею Кактуса. Видимо, он перестал бояться собак.
— А я думала, что ты там, — сказала Звенка Авке (он все еще держал ее за руки; она стала шевелить сандалеткой траву).
— Где — там?
— Где встреча. Сказали, что ты должен выступать там с речью.
— Кто это сказал?! — старательно возмутился Авка.
— Диктор. Трансляция же идет!
— Кто идет?
— Не кто, а что. Передача по магнитному волноводу, на репродукоры… Ты читал там стихи. Только мне показалось, что голос не твой.
— Да не я это! Я… попросил знакомого поэта. А сам сюда…
Тогда Звенка сказала:
— Какой ты молодец… — и покачала его ладони в своих. — А как ты догадался, что с ю д а?..
— Ну… догадался…
— А я… тоже догадалась. Не пошла с папой на церемонию. Он так настаивал, рассердился даже. "Неужели, — говорит, — тебе не интересно поглядеть вблизи на настоящего императора?" А я говорю: "Не-а…" А он: "Твой знакомый мальчик тоже будет там…" А я…
— А ты? — тихо спросил Авка.
— Я подумала: "Больно я ему там нужна…"
— Я же не там, а здесь, — совсем уже тихонько сказал Авка.
— Да… ты молодец…
И оба замолчали от смущения, которое накрыло их как пушистым платком. А луна горела все пуще, а цветные взмахи света всё пролетали по траве и по башне. Музыка вдали играла "Вальс трех китов".
Наконец Авка спросил (чтобы хоть что-то сказать):
— А кто твой папа? Раз он там, на встрече…
— Ох… — Звенка вынула руки из его ладоней. Низко наклонила голову. — Ты только не сердись на меня…
— За что?
— Я в тот раз не сказала… Папа вице-президент Никалукии.
— Ну и что?
— Некоторые думают… если дочка важного лица, то вся такая воображала…
— Ты же не такая!
— Не… Да я не столько папина дочка, сколько дедушкина внучка. Все так говорят.
— А где твой дедушка?
— Наверху, у фонаря. Смотрит в трубу на все это представление… Хочешь наверх?
— Ага… потом…
— А с папой я тебя тоже познакомлю. Он вовсе не какой-то там солидный чин и генерал. Наоборот. Ты не бойся…
— Да я и не боюсь. Чего такого! — расхрабрился Авка от смущенья. — Мы недавно играли в чопки с самим императором. Гуська, скажи! — И опять оглянулся На Гуську.
Тот стоял теперь поодаль. Вместе с лохматым Кактусом. И не только с ним. Рядом была еще девочка. В таком же, как у Звенки платьице, тонкая, ростом с Гуську. Белоголовая (луна искрилась в ее волосах).
— Кто это? — шепотом удивился Авка.
— Лютик. Внучка дедушкиного друга, в гости приехала…
Гуська что-то показывал на ладони девочке с мальчишечьим именем Лютик (а может, и не с мальчишечьим; может, здесь так принято). Загорелась на миг зеленая искра. Гуська засмеялся негромко и переливчато. Он редко так смеялся — лишь тогда, когда было ему очень-очень хорошо.
"Ну вот и славно, — подумал Авка. — Вот и… просто чудесно". И с души скатился последний камушек.
Он опять взял Звенку за руки — теперь уже смело — и повел к качелям. Сели рядышком. Между ними бесцеремонно протиснулся растрепанный кот. Заурчал. Можно было различить, что он рыжий.
— Это Фонарь?
— Это Плюха. А Фонарь вот, погладь его.
Авка нагнулся и погладил черно-белого Фонаря. Тот начал елозить пушистым боком про Авкиной ноге, словно хотел стереть с нее густые царапины.
Гуська опять засмеялся в отдалении. И девочка Лютик тоже…
— Тебе сильно влетело за тот полет? — осторожно спросил Авка.
— Не сильно. Средне. Конечно, ругали, но и радовались: вернулась живая-здоровая. А гравитоплан заперли на семь замков.
— А учебник пригодился?
— Не очень. Никто не поверил, все говорили, что чья-то шутка. А потом начальник секретного комитета спрятал его в сейф.
— Бзяка!
— Да…А правда, что это ты заставил ваших китов сдвинуться с места? — Звенка наклонила к нему голову. К самой щеке.
— Какие у тебя волосы… щекотательные… — вздохнул Авка.
— Ну, скажи. Про китов…
— Я не заставлял, а попросил. И не я даже, а профессор Уко Двуполовинкус… Двуполовинус то есть… Там была такая куча приключений. Ты и не поверишь..
— Я поверю! Расскажи!
И Авка стал рассказывать. Всё по порядку. От путешествия к сухому осокорю и до того, как Леонпупо Номер Два переправил его и Гуську к маяку.
Звенке все понравилось. Особенно про шароглотов.
— Попроси Лучика! Пусть он подружит тебя с каким-нибудь шароглотом. Тогда сможешь бывать здесь, когда захочешь.
— Ага, я попрошу… Знать бы про них заранее! Можно было бы не беспокоить китов.
— Нет, что ты! Все равно хорошо, что земли сошлись!
— Да, пожалуй… Это называется "исторический прогресс".
В стороне опять засмеялись Гуська и Лютик. Над "прогрессом"?
Авка и Звенка покачались. Авка наклонился и глянул Звенке в лицо. У нее в глазах зажигались зеленые точки. Вроде той искорки на ладони у Гуськи.
— Ты чего? — стесненно спросила Звенка.
— Так просто…
"Почему я думал, что некрасивая?" И качнулся сильнее.
Луна была похожа на белую тыкву. Вокруг нее наконец высыпались звезды. Тыквенные семечки!.. Две звезды сорвались и упали на огороды за рыбачьей деревней.
— Авка, я знаешь что подумала? — Звенка пушисто засмеялась.
— Что?
— Вот они упали на вашу тыквогонскую землю, и вдруг из них вырастут заколдованные тыквы!
— Или… шароглоты! — осенило Авку. — Они ведь похожи!
— Да! И не такие, как сейчас, а сверхволшебные. Чтобы с ними путешествовать среди звезд…
— И по разным пространствам…
…Тогда они еще не знали, что со временем так и будет. Добродушные толстощекие шароглоты станут расти на грядках и получат научное название — "биокапсулы дальней связи". А ведущий специалист по изучению многослойных пространств Август Головка будет получать выговоры от жены.
— Почему наши дети опять прогуливают уроки? А этот круглый дурак Тимоша Номер Семь вместо того, чтобы доставлять их из школы для выполнения домашних заданий, помогает им болтаться в неизведанных областях вселенной!
— Но, ласточка моя, какой смысл болтаться в изведанных областях?
— Да, мамочка, какой? — ласково встревал в разговор непричесанный младший сын по имени Гуська. И осторожно двигался к двери, за которой ждал его Тимоша Номер Семь.
— Ты куда? А уроки? Марш назад, я кому сказала!.. Ну, только вернись домой!.. Это всё ваше воспитание, господин академик!
— Ну… наверно, и ваше немножко, сударыня, — осторожно напоминал академик Головка. — Вспомни себя в двенадцать лет. Как ты верещала от восторга, когда, когда Леонпупо Номер Одиннадцать перенес нас в Заоблачный город. У меня до сих пор в ушах… з-звенит…
— Еще и дразнится… — прятала улыбку супруга академика (надеюсь, вы догадались, какое у нее имя).
Но все это будет потом, в новом веке. Пока же Авка и Звенка сидели рядышком, а с лунного неба падали все новые звезды. Вдали играла музыка. Гуська и Лютик развеселились и вместе с Кактусом носились в шуршащей траве. Потом к ним присоединились коты…
Здесь мы вполне можем расстаться с нашими главными героями, поскольку повесть подошла к концу. Но есть, пожалуй смысл, сказать несколько слов о других персонажах.
Лучик сделался, разумеется, знаменитым поэтом. В школах изучают поэму Лучезара Окрыленного "Любовь, ты и киты".
Даниил Белоцвет стал в конце концов полным генералом музыкальной службы и командовал всеми юными барабанщиками Тыквогонии и сопредельных государств.
Авкин брат Бума дослужился до капитана сторожевой службы. Но потом он вдруг ушел в отставку и занялся живописью. Широко известно его громадное полотно "Встреча континентов" и портрет изобретателя первого тыкволета Густава Дыха.
Император Валериус Третий со временем сильно постарел, светло-рыжая прическа совсем поседела. Ядовитая газета "Чистая правда, вам говорят!" однажды написала, что его величество перестал управлять страной, впал в детство и часто играет в чопки с дворцовыми барабанщиками и пажами. Государь, однако, не растерялся. Через газету "Соединенные земли" он ответил злопыхателям статьей, полной достоинства и логики. Во-первых, — писал он, — император имеет право заниматься всем, на что будет его желание, поскольку он самодержец всея Тыквогонии. А во-вторых, всякий мо