– Боже мой, это же я! – закричал Валентин Валентиныч. В кадре весело мотался на качелях пацаненок в бескозырке. Потом он же бесстрашно прошагал босиком через лужи – брызги вразлет!
– Боже мой, Боже мой! – восклицал бывший Валька, не переставая, однако, равномерно вертеть ручку. В кадре Вальку сменили три сдвинутые головы, потом они разъехались (как лепестки распустившегося цветка), и весь экран занял разрисованный извилинами и пятнами, пестрящий надписями лист.
– Карта… – выдохнули пятеро.
Но карта исчезла, опять возник на две секунды похожий на Пузыря Портос, и – всё. Мельканье, пятна, голый свет…
– Валентин Валентиныч, давайте назад! – закричал Ига.
– Охотно, охотно, друзья мои… – И кино завертелось назад.
Карту снова не успели как следует рассмотреть, но кадры не останавливались. Задом наперед бежал через лужу Валька, смешно махали молотками строители корабля, вылетали вперед ногами из воды на мостки ныряльщики… Пятясь, пересек двор курчавый Атос со змеем…
– Валентин Валентиныч, еще раз! – это закричали уже все.
– Да! Да! Я могу смотреть это сколько угодно!
Опять поединок, опять ныряльщики…
– Я, кажется, разглядел надпись «Одинокий Петух», – громким шепотом сказал Генка.
– И я! – отозвался Соломинка.
А когда карта появилась в кадре снова, эта надпись почудилась и нетерпеливо дышащему Иге. Но… опять конец.
Ига вскочил.
– Валентин Валентиныч! А можно сделать, чтобы кадр остановился?! Там где карта! Это очень важно!
– Что?.. Да! Разумеется!.. Сейчас…
Фильм опять слегка пробежал назад, карта появилась и замерла.
Все так вытянули шеи, что в нижней части экрана возникли тени пяти лопухастых голов.
– Не торчите! – велел Пузырь. И в этот миг…
В этот миг случилась жуть!
В центре кадра возникла дыра с коричневыми краями. Она стремительно выросла, съела весь кадр, он вспыхнул белым огнем.
– А-а-а! – тонко закричал Валентин Валентиныч Экран погас. Заполыхали оранжевые отблески. Валентин Валентиныч, путаясь ногами в оборванном проводе, плясал у горящего проектора, поливал его из огнетушителя. Но пенная струя не могла сбить шумное пламя. И оно злорадно гудело, пока не сожрало фильм до последнего кадрика.
На оси катушки остался лишь комок расплавленной пластмассы.
– Не сработала заслонка, – тихо сказал Валентин Валентиныч. – Ей полагается наполовину прикрывать горячую лампу, когда лента останавливается, а она… Почему? Я же проверял…
И опять наступило молчание.
…Сколько времени они стояли так у обугленного аппарата, трудно сказать. Наконец Пузырь угрюмо выговорил:
– Ну, чего ж теперь…
– Извините нас, пожалуйста, – спохватился Лапоть. – Из-за нас пострадал ваш аппарат…
– Да наплевать на аппарат! У меня еще два таких! А пленка!.. Это же невосполнимая потеря! Да! И во всем виноват я!..
– Да что вы, никто не виноват, – через силу утешил его Ига. «Виноват я. Не надо было смотреть без Степки… Что я ей теперь скажу?»
А владелец сгоревшего проектора держался за виски и горестно рассуждал:
– Конечно, это судьба. Она решила, что не следует позволять человеку слишком глубоко погружаться в свое детство. И вот, я взглянул лишь одним глазком…
«А мы одним глазком на карту…» – Ига понял, что вот-вот пустит слезу. И незаметно для других дал себе подзатыльник.
Минут пятнадцать еще горевали, утешали (из вежливости) Валентина Валентиныча – хорошо, мол все-таки, что сумели посмотреть хотя бы два раза… А потом – что еще делать-то? – побрели домой.
Включили под потолком сарая лампочку и в самом похоронном настроении расселись по топчанам.
– Ну что же, зато приключение… – попытался подвести философский итог Соломинка. Но это никого не утешило.
Лапоть сказал:
– Кажется, я заметил, что Одинокий Петух лежит к норд-осту от слияния речки Гусыни с каким-то ручьем, Это все-таки зацепка…
– С каким ручьем-то? – хмыкнул Пузырь. – И масштаба карты мы все равно не знаем…
Поцарапался в дверь вернувшийся от родственников Ёжик. Генка посадил его рядышком. Вздохнул:
– Вот кому хорошо. Без карты путешествует, где хочет…
– Слушайте! – вдруг подскочил Соломинка. – Но если с той поры сохранилось это кино, может быть сохранилась и сама карта? Ига, а что если поискать в Степкиной кладовке?!
– Да где она теперь, кладовка-то… – вырвалось у Иги. И он даже замычал тихонько.
– То есть как это где? – вредным голосом сказал Пузырь. – Растворилась в воздухе, что ли?
– Можно сказать, что так… Степка потеряла ключ, а без ключа туда не попасть.
Лапоть нервно не согласился:
– Но есть же иные варианты! Можно отыскать ключ или подобрать новый!
– Нельзя. Потому что эта кладовка… она с одной стороны есть, а с другой ее нет…
– Как это? С одной, с другой? В каком смысле? – продолжал не верить Лапоть.
– В прямом! Со стороны коридора открывается дверь, за ней помещение. А снаружи, из окна, глянешь – там голая стенка, никакой пристройки. Выходит, она, кладовка эта, в каком-то другом пространстве. Хитрости старого дома… Не верите, что ли?
Самое интересное, что Иге поверили. Ну, если не на сто процентов, то почти.
– Елки-палки в треугольном колесе. И никак теперь туда не попасть? – огорчился Пузырь.
Ига сказал, что никак. Судя по всему, злополучный чулан захлопнулся навеки.
– А может, не навеки? – осторожно спросил из-под бока у Генки скромный Ёжик.
– Не знаю… Только знаю, что карту там все равно не найти. А вляпаться в неприятности можно запросто… – («Пока не научишься сопрягать свою нить с Меридианом», – словно кто-то добавил ему на ухо.)
– В какие неприятности-то? – набыченно спросил Пузырь.
– Ну… подробности я потом расскажу, ладно? Мне теперь главное – придумать, как быть со Степкой. Она мне поверила, а я… – По правде говоря, Ига даже всхлипнул.
И никто не знал, что сказать ему.
А тут еще, будто для пущей печали, застучал о тесовую крышу дождик (и откуда взялся?).
А потом кто-то постучал в дверь. Тихонько так.
Что за новость! Если кто-то из Соломкиных родных, то ведь знают – не заперто.
– Кто там? – удивился Соломинка. И сразу: – Входите!
Дверь отошла, впустила пахнущий дождиком воздух, и на пороге возник… О-пиратор.
3
Он возник – в балахонистом своем камуфляже, усыпанный бисером дождя, с пятнистым мешком под мышкой – и сказал:
– Только вы не ругайте меня, ладно?
Голова его была непокрыта, белобрысые гладкие волосы блестели от капель. Все молчали, переглатывая изумление.
Наконец Соломинка – на правах хозяина – сказал:
– Входи… Кто тебя будет ругать? Зачем?
– Ну, вдруг скажете опять, что шпион… – И он сделал шаг.
– Мы никогда не делаем необоснованных заявлений, – успокоил его Лапоть.
– Ага… а тогда, после концерта…
– Это сгоряча, – объяснил Ига. Он вдруг почуял, что О-пиратор явился неспроста. Что скоро случится что - то . – Это Генка. Он поэт, а поэты не всегда сдерживают чувства…
Генке бы возмутиться от души! Но он… тоже что-то почуял. Он (до чего догадливый!) встал, затеребил, как провинившийся дошкольник, желтые шортики с Пегасом и пробубнил почти серьезно:
– Да, я сгоряча. Извини, пожалуйста… – (Ёжик в корзинке хихикнул, но незаметно).
О-пиратор сделал еще шаг.
– А драться… тоже не будете? А то я не умею… драться в ответ…
Пузырь помотал головой.
– Больной человек… Тебя здесь, в Малых Репейниках, кто-нибудь задевал хоть пальчиком?
– Да, задевал… Тот самый, Казимир…
– Казимир Гансович, хотя и умная особь, но все-таки гусь, – терпеливо разъяснил Лапоть. – Мы не можем нести ответственность за рассерженного представителя пернатых. Хотя… если хочешь, можем извиниться и за него.
– Не надо…
– Казимира можно понять, – вдруг сказал Соломинка, который все знал. – У него в жизни такие неприятности…
– Какие? – это спросил не О-пиратор, а Ига. И Генка.
– Драма всей жизни. Станешь тут рассерженным… Он мечтает летать, как дикие гуси, чтобы осенью с ними отправиться в южные края, белый свет повидать. Несколько лет подряд тренируется, а на дальние перелеты ему не хватает дыхания…
– Я-то при чем? – неуверенно обиделся О-пиратор. – Ни на кого не бросается, а за мной погнался…
– Потому что ты его испугался, – заявил прямолинейный Пузырь. – Здешние жители его не боятся, а ты малость вздрогнул. Он почуял чужого, ну и вот…
– Я же не виноват, что чужой… – выговорил О-пиратор с опущенной головой. И добавил сразу, без всякого перехода: – Я пришел, потому что спас ваше кино.
– Что?! – это разом воскликнули все шестеро (считая Ёжика).
– Да… – О-пиратор стал развертывать пятнистый мешок. – Я… ну, это, играл в разведчиков… ну, и заметил, что на дворе у Валентина Валентиныча готовится что-то интересное… и решил поснимать из укрытия. Света еще хватало. А когда началось на экране, то совсем хорошо…
– И всё сумел снять?! – радостно взвыл Ига.
– Всё… Одну прокрутку я экран в полный кадр снял, от начала до конца… – Он достал из мешка видеокамеру.
– Можно посмотреть?! – это снова хором. Вернее, наперебой. И обступили О-пиратора, только Ёжик подпрыгивал на топчане, стараясь глянуть через головы.
– Можно. Только камера старая. У новых есть откидной экран для просмотра, а у этой надо через видоискатель… если здесь нет телевизора.
Телевизора не было. Но ладно, пусть через глазок видоискателя! Только бы убедиться, что фильм сохранился на видеопленке!
Сперва засуетились, каждому хотелось глянуть первому. Даже не заметили, как пытаются выхватить включенную камеру друг у друга. Первым спохватился Соломинка:
– Люди, мы кто? Лопухастые или бабуины?
Пузырь мигом перехватил инициативу. Распорядился, чтобы смотреть по очереди, каждый двадцать секунд. И начинать надо с младшего, как на флоте.