– Ну как ты, душа моя? – дрогнувшим голосом спросил полковник, присаживаясь на стул около кровати.
– Потихонечку, – прошептала Тамара.
– Наши все приветы передают. Вот тут фрукты, орехи, сок. – Чеканин поставил зашуршавший пакет на тумбочку. – Тебе сейчас витамины нужны.
– Все живы? Вы… расскажите… – Каждое слово давалось через силу, у Тамары закружилась голова, и она откинулась на подушку.
– Все нормально, – бодро сказал Чеканин, но Тамара только скривила губы – слова полковника прозвучали слишком бодро.
– Кто был тот высокий… хозяин незнатей?
– Это вопрос вопросов, душа моя. Сейчас половина управления работает над этим вопросом. Пока выяснили только, что документами на имя Хорста Убеля он обзавелся где-то в конце шестидесятых годов.
– А в штабе… – Тамара судорожно сглотнула. – Он заколдовал Вершинина?
– Видимо, – неопределенно ответил Чеканин. Он решил не говорить девушке о смерти майора и об убитых демонами при штурме поселка «Кошкин дом» бойцах из группы Филимонова. Сам прооперированный Филимонов – хирурги извлекли из капитана горсть волчьей картечи – лежал в Центральном военном госпитале, и за его жизнь можно было не опасаться.
– Терентий Северьянович, дайте, пожалуйста, очки. Они там, на тумбочке, – неожиданно попросила Тамара.
Правую руку девушки сковывал гипс, поэтому она несколько замешкалась. Наконец, водрузив на нос свои очки с поцарапанными стеклами, которые чудом не слетели с нее во время боя в обрпункте-14, Тамара посмотрела на Чеканина «вооруженным взглядом» и сразу отметила, как постарел, осунулся полковник.
«Он похож теперь на уставшего Санта-Клауса, – подумала девушка. – Наверное, у нас тяжелые потери, а он не хочет говорить, бережет меня. И прямо не спросишь – нельзя заставлять человека врать…»
– Но операция закончена? – вслух поинтересовалась она, подобрав наиболее нейтральные слова.
– Сложно сказать, – пожал плечами Чеканин. – У нас, душа моя, ничто никогда не заканчивается совсем. Мы – стража последнего рубежа нашего мира. У пограничников за спиной армия, авиация, флот страны. Солдаты на поле боя надеются на Бога и медицину. Пилот истребителя – на катапульту и парашют. Разведчик знает – в случае чего его прикроют дипломаты и политики. И только нам отступать некуда. Работать становится все сложнее – заклятия Красной печати ослабели, старая сила уходит, а новая… Впрочем, не будем о грустном.
– Та рыжая девушка… – охотно сменила тему Тамара.
– Софья Разумовская, – кивнул Чеканин, оживляясь. – Страннейший случай! Я б даже сказал – загадочный. Простая девочка, студентка в одночасье стала сильной чаровницей и оказала нам неоценимую помощь. Аналитики считают, что при инициации сработал дополнительный эмоциональный фактор.
– Какой?
– Любовь, душа моя. Просто любовь. Она же парня своего спасала. Этакие Иван-царевич и Василиса Премудрая получились. Но сила у этой Разумовской невероятная. Мыря говорит…
– Мыря? Жив? – радостно перебила полковника Тамара.
– Ну да. Они ж вместе… Хотя ты не видела уже. Погоди, а ты вроде с ним не очень ладила?
– Ну, так… – Тамара закусила губу, чтобы скрыть улыбку.
В дверь заглянула медсестра, сухо кашлянула в кулачок, намекая, что гостю пора уходить.
– Все, все! – Чеканин улыбнулся, поднимаясь. – Давай, последний вопрос, душа моя.
– Что было нужно этому Убелю в архиве? – выпалила Тамара.
Полковник помрачнел, снова сел и негромко ответил:
– А вот это так и осталось тайной. Под завалами обнаружен только раздавленный ящик, вынесенный из «спецблока 500». Но он пуст. Канаев, хозяин «Кошкиного дома», ничего рассказать не в состоянии – он до сих пор находится под воздействием какого-то необыкновенно сильного психотропного препарата, считает, что он на войне, в плену у врагов. Медики говорят, что прогноз весьма серьезный. Возможно, наш олигарх станет пожизненным пациентом «желтого домика».
– А сам Убель?
– Тело ищут. Обрпункт после того, как мне пришлось обрушить перекрытия, представляет собой слоеный пирог из бетона, земли и арматуры. Там сейчас работают эксперты. Они уже откопали останки незнатей из наших, местных разбойничков и проходческую машину, которой пользовался Убель. Представляешь, душа моя, с сороковых годов стояла на консервации и до сих пор в рабочем состоянии! Впрочем, это детали. Так или иначе, но дело о скрытном проникновении на территорию России под видом гвардов группы демонов закрыто. Противник уничтожен.
Уже в дверях Чеканин, пропустив в палату медсестру со шприцем в руке, попрощался:
– Выздоравливай! Работы невпроворот, а людей в отделе не хватает.
Тамара помахала полковнику здоровой рукой и тяжело вздохнула – она понимала, почему у Чеканина не хватает сотрудников.
– До Можая дойдем, там торжище кажный четверг, – прошамкала Алконостиха. – Добычу нашу с большой выгодой продать можно. Незнати, что из лесов приходят, хорошую цену за такие интересины дают.
– Добыча эта не наша, а моя, – отрезал Два Вершка. – И продавать ее я не собираюсь. Самому сгодится. Да и какое у диких может быть торжище? Обман один да смертоубийство.
– Э-э, не скажи, милок! – рассмеялась надтреснутым голосом Алконостиха. – Это в столице у вас такое представление, дескать, за сто первой верстой дичь да разор. А на деле не так все. Даже больше тебе скажу – за Кругами охранными самая жизнь и есть. Настоящая, вольная. Ни тебе Красной печати, ни Кощевых молодцов, ни личеней-чаровников. Незнати своим укладом живут, как встарь. Это раньше, при прежнем личеньем государстве, тяжко было, а теперь никому дела до нас нет. Ну, коли Ный проспит – сам все увидишь.
Два Вершка промолчал, угрюмо шагая по тайной тропе, вьющейся по-над берегом реки мимо спящих голых рощиц. Тропа эта вела из Зареченска на полночь и закат. Проложена она была незнатями в незапамятные времена, но в последние годы пришла в запустение. Однако древние чары еще жили в ней, ограждая всякого, кто ступил на давний путь, от врагов и дурного глаза. Временами ныряя под корни деревьев, петляя меж замшелых стволов, иной раз уходя в барсучью нору, чтобы потом выбежать из неприметной земляной дыры под обрывистым склоном приречного холма, тропа надежно укрывала двух беглецов от всякой погони.
Опасаться ее Два Вершка и Алконостиха имели все основания. После побоища в старой личеньей подземной крепости лишь им двоим из всей ватаги матухи Вошицы удалось ускользнуть невредимыми. И сама матуха, и торопень Давло, и овинник Горох – все они остались под завалом вместе с пришлым чаровником и его слугами.
Когда стало ясно, что дело дрянь и надо уносить ноги, Два Вершка бросился к давно примеченному крысиному ходу, на бегу готовясь перекинуться в свое звериное обличье – крохотную собачку-пустолайку. Неожиданно ему на глаза попался зеленый ящик, что вынес из земляной дыры их новый хозяин. Приподнять крышку и сунуть в заплечную котомку что-то, завернутое в белую полотняную ткань, было делом пары секунд. Выбравшись наружу, Два Вершка кинулся бежать и бежал долго, пару часов, пока не унюхал тайную тропу. Тут его и нагнала Алконостиха. Старуха видела, как росстаник уворовал хозяйский трофей, и теперь постоянно намекала, что она тоже в доле.
Остановившись передохнуть в темном ложке, заросшем мусорной ольхой и бересклетом, Два Вершка не утерпел – достал из мешка добычу, развернул полотно и с удивлением увидел серебряную чашу на короткой ножке, выполненную в виде птичьей головы, увенчанной зубчатым венцом. Чаша хранила на себе отпечаток личеньей руки, и веяло от нее чарами древними и могучими.
«Эдакая вещь, если ею с умом распорядиться, озолотить может, – прикинул палец к носу Два Вершка. – Но вылежаться ей надо до поры…»
Потому и согласился росстаник идти к городу Можаю, где у Алконостихи, по ее словам, жила «кума большого ума», такая же обдериха, только помоложе.
Незнати мчались по тропе, не тревожа снега. Ветви деревьев качались над ними, ветер дул в спины, подгоняя и без того спешащих путников. По сторонам они не глядели, потому и не заметили двух рыбаков, сидящих над лунками на изгибе замерзшей реки.
Рыбалка неожиданно удалась, несмотря на то что Петр решил не возвращаться на Спасское озеро – далеко, а сесть на Камаринке, у излучины, где в реку впадал Талый ручей.
Уже через час у ног рыбаков лежали, примороженные, с десяток крупных подлещиков, пяток окуней, дуром попавшийся на мормышку язь и штук тридцать ершей.
– На ушицу все сгодится, – улыбался Петр, более всего довольный даже не рыбалкой, а тем, что все обошлось и с братом, и с поселком.
Павел ловил молча, сосредоточенно, но всякий раз, когда ему удавалось вымайнать из-подо льда добычу, вскидывался и произносил со значением:
– Поймал!
Собачку, отчаянно бегущую по берегу, Петр заметил случайно – оторвал взгляд от кивка на конце короткой зимней удочки, вытер лицо, занемевшее на знобком ветру, и увидел серую шавчонку, куда-то спешащую на коротких лапах. По сугробам следом за собачкой плыла неясная тень, и Петр удивился – вроде солнце сбоку светит, а тень в другую сторону ложится.
– Гляди, брат, псина! И как тут оказалась?
Павел поглядел туда, куда указывал брат, сморщился и уверенно сказал:
– Бесы. Прочь бегут. Великую тайну несут. Чур нас всех, чур!
Приложение
Управление «Т» ФСБРФ,
гвардмейстерский отдел
Гриф:Для служебного пользования
Категория: Личные документы
Файл:737-12.doc
Составитель:ст. л-нт Т.П. Поливанова
Альвы — незнати Северо-Западной Европы, относятся к стихийным духам. Согласно автору «Младшей Эдды» Снорри Стурулсону, альвы делятся на светлых и темных. Светлые обитают в Альвхейме. «А темные альвы живут в земле, у них иной облик и совсем иная природа. Светлые альвы обликом своим прекраснее солнца, а темные – чернее смолы». Правит альвами чудесный кузнец Велунд. В английском графстве Беркшир есть местечко под названием Вейленд-Смити, то бишь «кузница Велунда». Если, приехав туда, оставить коня и плату за работу, а самому уйти, некоторое время спустя конь окажется подкованным. Утверждают, что подковывает лошадей сам Велунд.