Вы всегда имели наглость изображать из себя слабых и пугливых, — мысли дракона гремели в голове у Воунза. — Мы — драконы, и нам полагается быть жестокими, коварными, бессердечными и ужасными. Но даже мы никогда не доходили до того, до чего дошли вы, человекообразные! — Гигантская морда приблизилась еще больше, так что Воунз смотрел прямо в безжалостные бездны драконьих глаз. — Мы никогда не сжигали, не пытали и не раздирали друг друга на части, одновременно называя это моралью.
Дракон еще пару раз расправил крылья, а затем тяжело приземлился на груду слабодрагоценной мишуры. Когти поскребли по груде. Дракон оскалился.
Жалкая трехногая ящерица, и та не назовет это кладом, — подумал он.
— Скоро будут вещи гораздо лучше, — прошептал Воунз, испытывая временное облегчение от смены темы.
Ну-ну. Очень советую поторопиться.
— А можно я… — Воунз заколебался. — Можно я задам вам вопрос?
Спрашивай.
— Ведь вам же не обязательно есть людей? То есть это ведь не потребность? Мне кажется, с точки зрения самих людей, это единственная реальная проблема, — он говорил все быстрее и быстрее, переходя на бессвязное бормотание. — Сокровища и все остальное, тут не возникнет никаких трудностей, но если, в конце концов, это вопрос только… только, только, скажем, белка, то, возможно, в недрах такого могучего интеллекта, как ваш, уже зародилась идея, как использовать в данных целях что-нибудь менее спорное, например, корову или, быть может…
Дракон выдохнул горизонтальную струю пламени, превращая противоположную стену в груду известки.
Потребность? Какая потребность? — проревел он, перекрывая грохот рушащейся стены. — Ты разговариваешь со мной о потребностях? Разве у вас нет такой традиции — жертвовать самой прекрасной из женщин ради мира и процветания?
— Но, видите ли, у нас всегда были умеренный мир и разумное процветание…
И ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТАКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ СОХРАНЯЛОСЬ?
Мощь этой мысли заставила Воунза упасть на колени.
— Конечно, — едва сумел вымолвить он.
Дракон в избытке сил поиграл когтями.
Тогда потребность не у меня, а у вас, — подумал он. — А теперь убирайся с глаз долой.
Воунз бессильно обвис, когда дракон покинул его сознание.
Чудовище соскользнуло с позорных сокровищ, мощным прыжком переместилось к подоконнику одного из самых больших окон зала и головой разбило цветное стекло. Разноцветное изображение города дождем обрушилось на замусоренный пол.
Длинная шея вытянулась в предвечерний воздух, повернулась туда-сюда, словно антенна. В городе зажигались огни. Звуки, издаваемые жизнью миллиона людей, сливались в низкое, приглушенное гудение.
Дракон глубоко, радостно вдохнул.
Затем втянул на подоконник все тело, высадил плечами остатки оконной рамы и взмыл в небо.
— Что это? — Шноббс побледнел. Предмет был неопределенно-округлой формы, фактурой напоминал дерево, а при постукивании издавал звук, подобный тому, какой издает линейка, если ею постучать по краю стола.
Сержант Колон стукнул по предмету еще раз.
— Сдаюсь.
Моркоу гордо извлек таинственный объект из мятой упаковки.
— Это пирог! — Он подсунул обе руки под предмет и с видимым усилием поднял его в воздух. — От моей матери.
Он наконец ухитрился поставить пирог обратно на стол, не придавив пальцы.
— И его можно есть? — осторожно спросил Шноббс. — Посылка ведь шла много месяцев. За такой срок он наверняка совсем зачерствел.
— О, он испечен по особому гномьему рецепту, — объяснил Моркоу. — Гномьи пироги не черствеют.
Сержант Колон еще разок стукнул по пирогу.
— Пожалуй, такой действительно не зачерствеет, — уступил он.
— Эти пироги невероятно стойкие, — продолжал с энтузиазмом объяснять Моркоу. — Почти волшебные. Секрет их приготовления передается из поколения в поколение, от гнома к гному. Один крошечный кусочек такого пирога — и ты целый день не сможешь даже думать о еде.
— Да ну?
— Гном способен пройти сотни миль, если с собой у него будет один такой пирог, — продолжал Моркоу.
— Еще бы, — мрачно ухмыльнулся Колон, — могу себе представить, идет и всю дорогу думает: «Черт, надо поторопиться с поисками еды, иначе опять придется глодать этот проклятый пирог».
Моркоу, для которого понятие «ирония» не существовало как класс, взялся за пику. Оглушительные удары, несколько рикошетов — и ему удалось разделить пирог на четыре приблизительно равные части.
— Вот! — весело сказал он. — По куску каждому из нас и один капитану. — Только тут он осознал, что сказал. — О-о! Простите.
— Ладно, ладно, — ничего не выражающим голосом отозвался Колон.
Некоторое время они молча сидели.
— А мне он нравился, — наконец нарушил молчание Моркоу. — Жалко, что теперь он не с нами.
Последовало еще одно молчание, очень похожее на предыдущее, только более глубокое и более угнетенное.
— Наверное, теперь капитаном назначат тебя, — сказал Моркоу.
Колон поднял голову:
— Меня? Я не хочу быть капитаном. Зачем мне эта головная боль? Не стоит оно того, день и ночь думать, и все за какие-то лишние девять долларов в месяц.
Он побарабанил пальцами по столу.
— Это все, что он получал? — не поверил Шноббс. — А я думал, он офицер, значит, как сыр в масле катается.
— На девять долларов больше, — подтвердил Колон. — Я однажды видел ведомость. На девять долларов больше, чем у нас, плюс два доллара на плюмаж. Только он никогда не брал на плюмаж. Забавно, правда?
— Он был не плюмажного типа, — сказал Шноббс.
— Ты прав, — отозвался Колон. — У капитана, вот ведь в чем дело… я, знаешь, читал в одной книге, там написано, что у всех нас в крови содержится алкоголь, вроде как натуральный алкоголь. Даже если ты за всю жизнь капли в рот не взял, организм у тебя все равно его вырабатывает… а у капитана Ваймса не так, он один из тех, у кого организм естественным образом алкоголь не вырабатывает. Вроде как он родился с уровнем алкоголя на два стакана меньше нормы.
— Черт возьми! — воскликнул Моркоу.
— То-то и оно… Поэтому, когда он трезвый, он по-настоящему трезвый. Аб… аб… абстиненция — вот как это называется. Вспомни, Шноббс, как ты себя чувствуешь, просыпаясь после пьянки? Ага, примерно так он чувствует себя все время.
— Бедолага, — покачал головой Шноббс. — А мне это никогда даже в голову не приходило. Ничего удивительного, что он всегда был таким мрачным.
— Поэтому он все время старается набрать нужный уровень. Просто иной раз перебирает с дозой. И, само собой, — он бросил взгляд на Моркоу, — он был унижен женщиной. Его, видишь ли, почти все унижает.
— А что мы-то теперь делать будем, а, сержант? — спросил Шноббс.
— Наверное, он не стал бы возражать, если бы мы съели пирог? — задумчиво спросил Моркоу. — Жалко будет, если он зачерствеет.
Колон пожал плечами.
Он и Шноббс в жалком молчании наблюдали, как Моркоу вгрызается в свой кусок пирога, подобно камнедробилке на меловом карьере. Даже если бы это было нежнейшее суфле на свете, они все равно не смогли бы съесть ни кусочка.
Они думали о том, какой станет жизнь без капитана. Ничего веселого их не ожидает, даже если отбросить в сторону всяких драконов. Можно что угодно говорить о капитане Ваймсе, но у него был свой стиль. Это был циничный стиль, стиль с грязью под ногтями, но он у него был, а у них его нет. Ваймс умел читать длинные слова и складывать длинные предложения. В этом тоже был своего рода стиль. Даже напивался он стильно.
Они пытались растянуть минуты, растянуть время. Однако ночь неумолимо приближалась.
Надежды нет.
Сейчас им придется идти патрулировать улицы.
Шесть часов. Но что-то неспокойно.
— Я и по Эрролу тоже скучаю, — произнес Моркоу.
— Честно говоря, он ведь принадлежал капитану, — отозвался Шноббс. — Ну что ж, теперь госпожа Овнец сумеет за ним присмотреть.
— Нам и оставить после себя нечего, — вздохнул Колон. — Даже лампового масла не осталось. Дракончик даже его выпил.
— А нафталиновые шарики? — подхватил Шноббс. — Целый ящик нафталиновых шариков. Ума не приложу, зачем кому-то может понадобиться есть нафталиновые шарики? Или чайник. И сахар он тоже весь съел. От сахара он был без ума.
— И все равно Эррол был хороший, — сказал Моркоу. — Дружелюбный.
— Да уж, куда дружелюбнее! — воскликнул Моркоу. — Но вот что я вам скажу: все это как-то неправильно… Что это за домашнее животное, если приходится прятаться под стол всякий раз, когда ему вздумается икнуть?
— Мне будет недоставать его мордочки, — задумчиво вздохнул Моркоу.
Шноббс громко высморкался.
Словно эхо, последовал стук в дверь. Голова Колона дернулась. Моркоу встал и отодвинул засов.
За дверью с надменным нетерпением ждали двое дворцовых стражников. При виде Моркоу (которому пришлось наклониться, чтобы не удариться о дверную перекладину) оба попятились: дурные известия, вроде известия о таких типах, как Моркоу, распространяются очень быстро.
— Мы принесли вам официальное заявление, — сообщил один из стражников. — Вы обязаны…
— А что это такое нарисовано у вас на латах? Краска-то вроде свежая, — вежливо осведомился Моркоу.
Шноббс с сержантом переглянулись.
— Это дракон, — ответил стражник помоложе.
— Великий дракон, — поправил его начальник.
— Эй, да я тебя знаю, — подал голос Шноббс. — Череп Дубс. Раньше проживал на Котлетной. Твоя мать делала леденцы от кашля, верно? А потом она свалилась в чан со своей смесью и скончалась. Леденцов от кашля я никогда не пробовал, но твою мать отлично помню.
— Здорово, Шноббс, — без особого энтузиазма отозвался стражник.
— Бьюсь об заклад, твоя мать гордилась бы тобой, увидь она тебя сейчас, с драконом-то на латах, — подмигнул Шноббс.
Стражник бросил на него взгляд, полный ненависти и замешательства.
— И с новым плюмажем на шлеме, — ласково добавил Шноббс.