Патрицию не нравилось слово «диктатор». Оно оскорбляло. Он никогда никому ничего не диктовал. Да это было и ни к чему, вот в чем прелесть. Большую часть своей жизни он занимался тем, что изо всех сил поддерживал нынешнее состояние дел.
Разумеется, существуют группировки, жаждущие его ниспровержения, — это правильно и уместно, так и должно быть в живом, функционирующем обществе. И здесь тоже нельзя сказать, что он кого-то там притесняет. Ведь он лично основал большинство таких группировок. И самое прекрасное заключается в том, что почти все свое время они проводят в междоусобных сварах.
Патриций всегда утверждал, что человеческая природа — это удивительная вещь. Главное — нащупать рычаги.
Но по поводу всех этих драконьих делишек у него было неприятное предчувствие. Если и есть на свете существо, у которого нет рычагов, так это дракон. Да, надо бы побыстрее разобраться…
Ненужной жестокости патриций не одобрял[13]. И в бессмысленную месть он не верил. Но всегда искренне верил в то, что нужно вовремя со всем разобраться.
Забавно, конечно, но капитан Ваймс думал о том же. Он обнаружил, что идея о превращении граждан, пусть даже обитающих в Тенях, в огнеупорное покрытие ему не больно-то нравится.
И это сделали на глазах у Ночной Стражи. Ну, то есть более или менее на глазах. Как будто присутствие городских стражников ничего не значит, как будто стража всего лишь незначительная часть ландшафта. Вот что оскорбляет.
Вообще-то, это правда. Но от этого только горше.
А еще он не исполнил приказ — и это тоже выводило из равновесия. Разумеется, следы он все уничтожил. Но на самом дне выдвижного ящика древнего письменного стола, согнувшегося под грудой пустых бутылок, лежал гипсовый отпечаток. И присутствие этой улики ощущалось даже сквозь три слоя древесины.
Капитан Ваймс сам не понимал, что на него нашло. А теперь он собирался увязнуть еще глубже.
Он сделал смотр своим, за неимением лучшего слова, войскам. Велел старшим офицерам явиться в гражданской одежде. Это означало, что сержант Колон, всю жизнь не вылезавший из мундира, краснел и чувствовал себя неуютно в костюме, который обычно носил на похоронах. В то время как Шноббс…
— Я по-моему упомянул «гражданскую» одежду. Или у меня что-то не то с дикцией? — осведомился капитан Ваймс.
— Но, начальник, я всегда так одеваюсь, когда не на работе, — укоризненно ответил Шноббс.
— Сэр, — поправил сержант Колон.
— И разговариваю я сейчас тоже по-граждански, — возразил Шноббс. — То есть всячески выражаю инициативу.
Ваймс медленно обошел вокруг капрала.
— И твоя «гражданская» одежда не заставляет старух падать в обморок, а мальчишек — бежать вслед за тобой по улице? — спросил он.
Шноббс неловко затоптался. С иронией у него было туговато.
— Нет, сэр, начальник, — ответил он. — Это сейчас самое модное, самый стиль.
В общем и целом его слова соответствовали действительности. В ту пору в Анке была мода на большие шляпы с перьями, бриджи, камзолы с разрезами и шитыми золотом петлями, раздутые панталоны и башмаки с вычурными шпорами. Проблема, размышлял Ваймс, заключается в том, что большинство модников имеют между составными частями костюма большее количество тела, в то время как о капрале Шноббсе можно сказать лишь одно: где-то там, внутри, это тело, безусловно, присутствует.
Однако это может сыграть на руку. В конце концов, ни одному человеку, повстречавшему капрала на улице, не придет в голову, что перед ним офицер Ночной Стражи, скрывающий свою личность.
«А ведь я и представления не имею, чем живет Шноббс вне работы, — вдруг подумалось Ваймсу. — И даже не могу вспомнить, где этот человек живет». Все эти годы Ваймс служил рядом с ним, но и не подозревал, что в своей тайной личной жизни капрал Шноббс немного павлин. Да, возможно, несколько низкорослый и периодически ушибаемый тяжелыми предметами, но тем не менее павлин. И вот оно проявилось, а ведь никогда бы и не подумал…
Он вновь переключил внимание на непосредственную работу.
— Я хочу, — обратился он к Шноббсу и Колону, — чтобы сегодня вечером вы оба ненавязчиво или в твоем случае, капрал Шноббс, навязчиво смешались с толпой и попытались выявить, не происходит ли чего необычного.
— Например? — не понял сержант.
Ваймс поколебался. Он сам не был вполне уверен, что хочет найти.
— Ну, чего-нибудь этакого, имеющего отношение к делу, — неловко выразился он.
— А, — сержант Колон мудро кивнул. — Имеющее отношение к делу. Понятно.
Воцарилось неловкое молчание.
— Может, люди видели что-то странное, — продолжал капитан Ваймс. — Или стали свидетелями необъяснимых самовозгораний. Или замечали непонятно чьи следы. В общем, — в отчаянии заключил он, — я говорю о признаках присутствия дракона.
— Ты имеешь в виду, вдруг мы наткнемся на те груды золота, на которых обычно спят драконы? — уточнил сержант.
— Или на девственниц, прикованных к скалам? — понимающе дополнил Шноббс.
— Я смотрю, вы специалисты, — вздохнул Ваймс. — Просто сделайте все, что можете.
— А это, ну, как его, смешивание с толпой… — деликатно уточнил сержант Колон. — Оно означает посещение таверн, питье и прочее?
— В некоторой степени, — подтвердил Ваймс.
— А, — довольно отреагировал сержант.
— В умеренной степени.
— Так точно, сэр.
— И на ваши собственные деньги.
— О.
— Но прежде чем вы отправитесь, — остановил их капитан, — хочу спросить, никто из вас случаем не знает такого человека, которому было бы что-нибудь известно о драконах? Что-нибудь, кроме спанья на золоте и забав с девицами.
— Волшебники могут знать, — выдвинул идею Шноббс.
— А кроме? — твердо отклонил идею Ваймс. Волшебникам доверять нельзя. Любому стражнику известно, что волшебникам доверять нельзя. Эти типы похуже гражданских будут.
Колон задумался.
— Ну, есть еще госпожа Овнец, — наконец вспомнил он. — Живет на Лепешечной авеню. И разводит болотных дракончиков. Некоторые придурки держат этих тварей как домашних животных.
— Ах эта, — мрачно отозвался капитан Ваймс. — По-моему, я с ней встречался. Та самая, у которой на карете надпись «Я Без Ума От Дракончиков»?
— Она самая. Чокнутая дамочка, — сообщил сержант Колон.
— А что делать МНЕ, сэр? — подал голос Моркоу.
— Э-э. У тебя самая важная работа, — заторопился Ваймс. — Оставайся здесь и следи за кабинетом.
На лице Моркоу медленно расцвела недоверчивая улыбка.
— То есть вы оставляете меня ДЕЖУРИТЬ, сэр? — уточнил он.
— В некотором роде, — согласился Ваймс. — Но тебе запрещается кого-либо арестовывать, понятно? — быстро добавил он.
— Даже если будет нарушен закон, сэр?
— Даже если закон будет нарушен. Нельзя, и все. Заруби это себе на носу.
— Тогда я буду читать свою книжку, — сообщил Моркоу. — И полировать шлем.
— Вот хороший мальчик, — похвалил капитан.
«Так будет безопаснее, — подумал он. — Сюда никто и никогда не приходит, даже с просьбой найти потерянную собаку. Никто никогда не вспоминает о Ночной Страже. Нужно действительно с луны свалиться, чтобы обратиться за помощью к стражникам», — с горечью подумал он.
Лепешечная авеню представляла собой широкую, усаженную деревьями и невероятно престижную часть Анка, расположенную высоко над рекой, дабы избежать всепроникающего аромата знаменитых вод. Живущие на Лепешечной авеню вечно хвастались своими старыми деньгами, которые почему-то считались лучше новых, хотя у капитана Ваймса никогда не было ни тех, ни других, чтобы он сам мог прочувствовать разницу. Люди, живущие на Лепешечной авеню, имели личных телохранителей. О людях с Лепешечной авеню поговаривали, мол, они настолько высокомерны, что не разговаривают даже с богами. Утверждение несколько клеветническое. Они общались с богами, но только с хорошо воспитанными и из хорошей семьи.
Найти дом госпожи Овнец не составило особых трудностей. Он располагался на утесе, с которого открывался величественный вид на город, если рассматривание города с утеса входит в ваше представление о хорошем времяпрепровождении. Воротные столбы украшали каменные драконы, деревья в саду буйно разрослись, а сам сад имел неухоженный вид. В листве маячили статуи давно покинувших этот мир Овнецов. Большинство из них были вооружены мечами и укутаны с головы до пят в плющ.
Насколько мог судить Ваймс, дело здесь было вовсе не в том, что у владельца сада не хватало денег, чтобы придать всему более благопристойный вид. Скорее, местный землевладелец считал, что есть вещи поважнее, чем предки, — довольно необычная точка зрения для аристократа.
Также здесь считали, что есть вещи более важные, нежели ремонт собственности. Когда Ваймс позвонил в колокольчик, висящий у входной двери особняка, древнего и довольно приятного, скрытого в самой середине буйно цветущего рододендрового леса, с фасада упали несколько кусочков штукатурки.
Никакого другого эффекта звонок не произвел, если не считать уханья, раздавшегося из-за дома. Чьего-то уханья.
Дождь возобновился. Спустя некоторое время Ваймс вспомнил о своем звании капитана Ночной Стражи и принялся осторожно огибать особняк, держась подальше от стен на случай, если что-нибудь рухнет.
Он достиг тяжелых деревянных ворот в тяжелой деревянной стене. По сравнению с общей ветхостью всего остального стена и ворота выглядели довольно-таки новыми и очень прочными.
Он постучал. Ответом было усилившееся уханье, к которому теперь добавилось странное посвистывание.
Ворота открылись. Над ним нависло нечто ужасное.
— А, здравствуй, добрый человек. Ты о спаривании что-нибудь знаешь? — прогрохотало оно.
В караульном помещении было тихо и тепло. Моркоу прислушивался к шуршанию песка в песочных часах и сосредоточенно драил грудные пластины кольчуги. Многовековая тусклость сдалась под напором этой жизнерадостной атаки. Пластины сияли.