– Останься, пожалуйста. Не уходи.
Они долго лежали обнявшись.
Таня крепко обхватила руку Яна, и уткнулась ему носом в плечо. Она лежала, очень тихая, напряженная, и улыбалась неуверенной, готовой смениться слезами, улыбкой. Ей было необыкновенно хорошо, и, одновременно, очень стыдно.
Не поднимая головы, она тихо спросила:
– Я дура, да? Легкомысленная идиотка?
Ян осторожно высвободился из цепкого кольца ее рук, и приподнялся на локте. Тане захотелось зарыться в подушки и одеяла, и она потянула край наволочки на себя. Но Ян не позволил. Кончиками пальцев он нежно отвел прядь ее растрепавшихся волос, очень серьезно всмотрелся в лицо, а потом, все также молча, крепко обнял.
И им стало легко и хорошо.
Около трех часов дня голод все же заставил их, посмотрев друг на друга, расхохотаться, и в один голос сказать:
– А где бы тут поесть?
Пока Ян принимал душ, Таня сладко потягиваясь, прислушивалась к тихим шумам незнакомого города. Они оказались деликатными и странно успокаивающими. Хлопнула дверь номера напротив, женский голос прострекотал короткую фразу на незнакомом языке. Таня почему-то решила, что испанском. И снова все стихло, лишь шумела вода в ванной. Она представила, как струи воды бьют по сильному поджарому телу Яна, и зажмурилась от удовольствия.
Выйдя из душа, он сел на краю кровати, и потянул ее за большой палец ноги:
– Вставай. Твоя очередь.
Рывком сев, она снова обняла его, крепко поцеловала, и умчалась в душ. Плечо все еще болело, но сейчас она не обращала на это внимания.
В пустом гостиничном ресторане они повергли в легкий ступор официанта, принимавшего заказ, заставив переспрашивать – точно ли господа никого не ждут к обеду.
Уверили, что не ждут, и стремительно расправились с принесенным заказом. Правда, мороженое доедали уже с некоторой ленцой, глядя друг на друга, и, то и дело, расплываясь в улыбках, по которым окружающие безошибочно узнают влюбленных.
А потом они бесцельно бродили по Берлину, и Ян рассказывал обо всем, что знал в городе.
В каком-то торговом центре, Ян уговорил ее купить легкую куртку, взамен той, что погибла во время ночного нападения у гаражей, и жутко обиделся, когда она сама полезла за деньгами, пытаясь расплатиться.
Выйдя из магазина, перебежали на другую сторону улицы и, не сговариваясь, зашли в кафе, и заказали по большой чашке кофе и какие-то необыкновенно вкусные, как уверил их официант, булочки.
За окном темнело, некоторые витрины засветились теплым золотистым светом, а большинство попряталось за тяжелыми стальными ставнями.
– У нас в это время жизнь только начинается, – заметила Таня, кивая на человека деловито запиравшего небольшой магазин.
– Здесь совершенно другой ритм жизни. Хотя это столица, но в восемь-девять вечера, особенно в будние дни, ты увидишь на улицах только туристов. Кстати, это кафе тоже скоро закроется, здесь не так много мест, работающих допоздна.
– Ян, скажи, а кто ты на самом деле? – неожиданно спросила Таня. Еще мгновение назад она и сама не подозревала о том, что задаст этот вопрос. Просто, вдруг, в голове сложились в единую картину куски мозаики, все эти дни кружившие в ее голове, и она поняла, что Ян что-то недоговаривал.
Она посмотрела ему в глаза и уточнила:
– Я не перестала верить тебе. Просто, если можешь, скажи. Если нет – скажи, что не можешь говорить.
Ян промокнул губы салфеткой, чашки, аккуратно свернув, положил возле блюдца. Смешно сморщившись, почесал кончик носа и, что-то решив, решительно произнес:
– Ну, хорошо. Скажи, ты веришь в колдовство? В существование древних богов? В то, что, умирая, человек не превращается в гниющий труп?
Таня уже открыла рот, чтобы ответить все, что думает, но Ян поднял руку, не давая ей заговорить:
– Вспомни все, что происходило с тобой в последние дни, и подумай, прежде чем ответишь.
И она промолчала.
Оглянувшись через плечо, Вяземский о чем-то спросил по-немецки официанта, стоявшего возле барной стойки и, дождавшись ответа, перевел Тане:
– Они будут открыты еще около часа. У меня хватит времени рассказать тебе все вкратце. Потом, я отвечу на твои вопросы. Если они, конечно, будут.
Таня, вертя в пальцах изящную ложечку, пыталась найти правильные слова для ответа. В конце концов, просто сказала:
– Да. Теперь, верю.
Ян удовлетворенно кивнул:
– Правильно делаешь. Значит, я могу рассказывать, не опасаясь, что меня примут за сумасшедшего. Только, предлагаю, сначала заказать еще кофе.
Он улыбнулся: – Все равно, спасть мы ляжем очень поздно. Я еще поведу тебя смотреть на ночной Берлин с крыши Рейхстага.
Таня, уперлась локтями в стол, и положила подбородок на ладони. Она не отрываясь смотрела на Яна, и была счастлива. Неужели он не понимает, что бы он ни сказал, это уже не сможет перечеркнуть то, что произошло между ними. Сегодня днем она чувствовала себя совершенно счастливой, и это чудо подарил ей он – Ян Вяземский. Она верила ему безоговорочно, и была абсолютно спокойна. Даже если он скажет, что миру осталось существовать три дня, она не испугается. Ведь рядом он – а значит, все закончится хорошо.
Улыбаясь, она сказала:
– Рассказывай. Я тебе действительно верю, – и замолчала.
Официант принес их заказ, и Ян, поблагодарив его коротким кивком, начал, задумчиво помешивая кофе:
– Для того, чтобы понять, кто я такой, тебе придется выслушать небольшую предысторию. Точнее – лекцию об окружающем нас мире. Сегодня большинство людей считает себя верующими исключительно номинально, не испытывая никаких глубоких чувств, не понимая смысла обетов и ритуалов. Кроме того, мы видим последствия так называемого рационалистического мировоззрения. В самом грубом виде, оно сводится к тому, что «бога нет», «добро и зло, всего лишь моральные категории», «мораль меняется вместе с развитием общества», «мораль не имеет никакого отношения к политике и экономике» и так далее. Помнишь, любимую фразу негодяев из американских боевиков? «Ничего личного».
Таня кивнула и решилась на вопрос:
– А какое это имеет отношение к колдовству и прочим вещам, о которых ты говорил?
– Подожди. Дойдем и до этого. Так вот, рационалисты кое в чем правы. И теория естественного отбора в чем-то тоже верна. Отбор происходит. И среди богов, религий, систем мировоззрения, тоже. Не просто так ведь ныне забыты Чернобог или Молох, которым приносили человеческие жертвы.
И дело не в том, что им стало невыгодно поклоняться. Поверь, эти существа наделяли избранных огромной силой и великими богатствами.
Но, при этом, они толкали остальное человечество к пропасти, и с удовольствием смотрели на истребление рода людского.
Понимаешь ли, когда начинают говорить, что мораль меняется вместе с обществом, когда приводят в пример то, что раньше племя съедало своих сородичей или пленных, что раньше моральным считалось отправить ведьму на костер, я начинаю думать – зачем человек говорит это, что хочет оправдать?
Он же сознательно умалчивает о том, что племена каннибалов вырождаются, что те, кто отправлял невинных на костер, зачастую заканчивали дни свои еще более страшно. Наконец, они забывают о том, что и само человечество отвергло эту мораль, поскольку она ведет только в пропасть кровавого безумия и уничтожения.
– Значит, из всех путей развития выбирается самый добрый?
Вяземский улыбнулся:
– Если точно, то «из всех решений выбирай самое доброе». Увы, пока это идеал. Насколько я знаю, автор, написавший эти слова, сам в нем разочаровался. А жаль. Творцы не должны бросать свои создания. Тем более – следование именно этому идеалу, как показывает развитие человечества, с наибольшей вероятностью ведет к нашему выживанию.
– Знаешь, твои действия с этим идеалом как-то не всегда увязываются.
Лицо Яна стало жестким.
– Да. Если приходится, я убиваю. И буду убивать дальше. По возможности, тихо и незаметно. Для того, чтобы у тех, кто еще сможет поверить в добрые решения, однажды оказался мир, в котором это можно сделать.
Таня накрыла руку Яна своей:
– Не злись на меня. Пожалуйста.
– Да я и не злюсь, – кривовато усмехнулся Ян. – Просто частенько ощущаю себя ассенизатором.
– Почтенная профессия, – очень серьезно сказала Таня, не отпуская его руку. – И если ты не против, я бы хотела составить тебе компанию.
И добавила:
– Если ты, конечно, расскажешь, что имеешь в виду под «ассенизацией».
– Я же обещал. Значит, расскажу. Так вот, я только что говорил о естественном отборе среди богов. На самом деле, все, конечно, не так просто. Для начала постарайся представить наш мир, как одну из областей гигантского пространства, в котором вся Вселенная, описываемая законами современной физики – лишь малая часть. Развиваясь, человечество отвергает те силы, которые потенциально могут привести его к уничтожению. Иногда это происходит вместе с исчезновением или распадом народа, который поклонялся таким богам, иногда люди сами отвергают старого бога. Вместе с таким богом они отвергают, как правило, и огромный бестиарий всякой нечисти, сопровождающей своих господ. Такие боги не могут больше существовать в нашем мире. Они становятся Изгнанными.
– Но, разве, они не исчезают? Ну, не знаю, не умирают?
– Но ты же о них помнишь, правда? Следы их существования остаются в памяти человечества, значит и сами боги тоже живы. Но – в другом пространстве. Или пространствах. Между ними и нашим миром существует странное место, называемое Приграничьем. Из него черпают силу те, кого мы привыкли называть колдунами, экстрасенсами, провидцами и множеством других названий.
Таня отчего-то погрустнела, и Ян это заметил:
– Что с тобой? – попытался он заглянуть ей в глаза.
– Ты сказал, что исчезают злые, жестокие боги. Но, у каждого народа были и добрые божества. Как же с ними?
– С ними точно также, увы. Такие боги уходят сами, понимая, что должны это сделать. Ведь и в жизни людей случается, что родители жертвуют собой ради детей. Теперь представь, как это происходит с богами. Очень грустно, но неизбежно.