— Да, — снова согласился страж.
— Удивительно, вы так четко рассчитали время своего пребывания. Переплатили всего одну копейку. Это потрясающе!
Влад посмотрел на огромный кадык администратора и сказал:
— Да.
— Вы, гражданин, как я понимаю, биолог?
— Да.
Тут лицо администратора просияло до омерзения въедливой улыбкой, и он заискивающе спросил:
— Простите, гражданин, а если не секрет, чем именно вы занимаетесь?
— Не секрет, — ответил Влад, пристально глядя в глаза собеседника, — я биолог — санитар. Отстреливаю канцелярских крыс и прочих неблагонадежных тварей, пытающихся сожрать закрома нашей родины или распространить какую‑нибудь заразу. Вас такой ответ устроит, гражданин?
С лица администратора сползала улыбка, и он поспешно кивнул:
— Конечно, очень важная профессия, очень…
Немного поразмыслив, Влад пришел к выводу, что излишняя болтливость Леши вызвана совокупностью нескольких причин. Во — первых, парень едет на встречу со смертельно больной матерью, и кто знает, быть может, видит он ее в последний раз. Во — вторых, Планкина гложет комплекс неполноценности, ему доверили роль координатора звена, но к участию в "горячих" фазах операций Гордеев его, как правило, не допускает. И, наконец, в — третьих, молодой страж слишком серьезно воспринял новость о возможном ядерном конфликте между Советской Конфедерацией и Всемирной Энергетической Корпорацией. Трансконтинентальная магистраль Москва — Киев почти всегда воздействовала успокаивающе на излишне нервного Лешу. Но только не в этот раз. Электромобиль преодолел уже треть пути, а он, вопреки привычке держать обиду внутри себя, все говорил и говорил.
— Слушай, может, я немного подымлю? — предложил Влад.
— Нет, — сказал Планкин, — у меня и так насморк начался из‑за этой инъекции в нос. Теперь неделю мучиться придется.
— Кондиционер работает, дым выветрится, а носу твоему, может, даже лучше будет…
— Нет, — решительно возразил Леша, — когда континенталку проедем, тогда я остановлюсь, ты выйдешь из машины и покуришь.
— Это будет нескоро, в двадцати километрах от Киева, — заметил Черноземов, — одним словом через три часа сорок минут при сохранении нынешней скорости.
Маленький экран на панели управления неожиданно вспыхнул нежно — зеленым цветом и мягкий женский голос произнес: "Внимание! В течение минуты скорость должна быть снижена до 105 километров в час".
— Вот, — Влад ткнул в монитор пальцем, — теперь через четыре с половиной часа, даже больше. Давай под Брянском на развилку уйдем, передохнешь, а я подымлю. Он ведь уже рядом почти.
— Нет, — настоял на своем Планкин, — ты пойми, полчаса на выезд, полчаса ты курить будешь, полчаса обратно на континенталку заезжать. Столько времени потеряем.
— Н — да, — вздохнул Влад, — все‑таки, Лепик, ты мудак.
— Это еще почему? — обиделся Леша.
В салоне заиграла музыка: похоронный марш Шопена.
— Извини, — сказал Влад, доставая из кармана мобильник, — это моя бывшая звонит. Надо же, от нее даже в туннеле сигнал доходит. Вот она сила настоящей нелюбви, преодолевающая любые препятствия.
— Привет, — послышался далекий женский голос, — ты сейчас где?
— Еду, — ответил Влад, — в Киев. Игорек в детском саду?
— Игорька ты собирался увидеть в выходные, а они прошли.
— Так, не страшно, увижу сегодня, — сказал Черноземов, — я его на "Незнайку на Луне" обещал сводить. Ты вернешься с работы, заберешь его из детского сада, и мы пойдем на вечерний сеанс.
— У тебя всегда все просто, — с раздражением произнесла бывшая жена.
— Удивительно, но в этот раз ты права, все действительно очень просто: я иду, прихожу к тебе домой, забираю Игорька, а потом мы топаем на сенсо. Ты согласна?
— Делай что хочешь, — сказала женщина и отключила связь.
Влад спрятал мобильник в карман, и какое‑то время стражи ехали молча. Созерцая полупрозрачную стенку тоннеля, Черноземов задумался о ментальной совместимости человеческих существ. Ведь как не крути, а Бенито Муссолини был прав: нация — это не действительность, это чувство. На девяносто пять процентов чувство. На самом деле он говорил о расе, но в данном случае слова не принципиальны. И Кашин, получив диктаторские полномочия от Чрезвычайного Совета в 2047 году, не случайно первым делом поддержал проект строительства по всей территории только что созданной Советской Конфедерации особых воспитательных учреждений — специнтернатов. Он мечтал создать людей с новым чувствованием окружающего мира. Тех, кто выращивался бы отдельно от основной массы, насквозь проеденной гламурным постмодерном и насмешливой безыдейностью, тех, кто мог бы противостоять ордам новых варваров, ослепленных дремучими религиозными догмами. В спецшколы отбирали детдомовских мальчиков и девочек. Особо одаренных в психическом или интеллектуальном планах, с одиннадцати — двенадцати лет готовили в стражи. Вот из таких, по большей части сирот и отказников, лепили советинов и советинок. Диктатор, а после его отставки Тайное Управление ВАСП внедряли своих питомцев во все государственные учреждения, в ассоциации предпринимателей, в правоохранительные органы, в армейские структуры, в СМИ, в нарождающееся профсоюзное движение и в педагогическую систему. И случилось чудо: всего за каких‑то тридцать — сорок лет безродное племя стало новым каркасом и противоядием для отравленного потребительством общества.
И вот теперь Влад вынужден был согласиться с теми, кто утверждал, что советинам лучше жениться на советинках. Слишком разное миропонимание разделяло обучавшихся в интернатах и воспитывавшихся за их пределами. Черноземов являлся циником, но даже его цинизм имел идеалистическую основу, направленную на достижение нематериальных бонусов. Он будто бы принимал участие в глобальной компьютерной игре, в которой победитель выясняется лишь в конце. И очень важно не только набрать очки, но и правильно сыграть финальную партию. Он знал, что власть и деньги — это не цели, но средства для достижения целей, и от них нельзя отказываться, но нужно уметь ими пользоваться и ни в коем случае нельзя становиться их рабом. Все это было чуждо Юле, его бывшей жене. Она не воспринимала жизнь как игру, она боялась ее окончания, она хотела иметь здесь и сейчас, и чтобы дражайший супруг находился всегда рядом, а не шлялся по непонятным командировкам. Никакого азарта, никакой динамики, одна самодовольная болотная статика и мечты о безмятежном существовании. В общем‑то, ее не за что осуждать: обычные желания человеческой самки. Поэтому Влад спокойно отнесся к разводу. Смущало его лишь одно: по чьим стопам пойдет сын. И здесь он имел явно проигрышные позиции. Юля ни при каких обстоятельствах не хотела отдавать Игорька в специнтернат. Черноземов являлся стражем во втором поколении, таких на всю Конфедерацию найдется вряд ли более сотни. Так почему бы не продолжить эту славную традицию?
— Так почему? — вопрос Леши отвлек Влада от размышлений.
— Ты о чем? — спросил Черноземов.
— Почему я мудак?
— Хотя бы потому, что ты задаешь такие вопросы.
— А вы все нормальные, да? — Планкин ударил по рулю кулаком. — Петь со сцены несусветную ересь для стража это нормально? Ты знаешь, что мы Марика найти не могли, пришлось за ним под Питер ехать. И главное, Роб ему подпевал, орал, знаки всякие металлические делал, — Леша показал рукой "козу", — Правда, потом морду начистил. Но все равно, это не правильно! Или ты нормальный? Вот договорились же, в восемь выезжаем. Что будильник трудно поставить?! Или Джохар… ну Джохар ладно…
— Что ты так разнервничался? — голос Влада был умиротворяющ, будто у проповедника популярной в некоторых кругах советского общества секты анэкклисиатов. — К людям нужно относиться, Лепик, с пониманием, даже со снисхождением. Марик просто не на своем месте, он всегда хотел быть певцом и работать в отделе Пропаганды, а не Прямого воздействия. Думаю, в конце концов, его туда и переведут. Что касается Роба, ему просто необходимо было пробиться к сцене, слившись с толпой. В специнтернате его обучали по программе "Тысяча лиц", кажется, в основе древнекитайские психотехники, не знаю, у меня было другое направление. А мое опоздание на полчаса — это урок терпения тебе.
— Да! — с вызовом произнес Леша. — А мне кажется, вам всем нужно преподать урок интеллигентности. Мы стражи, в конце концов, мы члены ТУ ВАСП, и мы должны вести себя соответственно. Это важно, прежде всего, для нас самих! Неужели не понятно? Чему вас в интернатах обучали?
— Какой‑то гнилой разговор получается, — заметил Влад, втайне наслаждаясь злобой собеседника, — поэтому тебе Роб и не доверяет заключительные этапы операций. Ты жуткий шаблонщик, как тебя вообще в наш отдел допустили? Ты думаешь, если не пьешь, не куришь и не трахаешь плохих девочек, то заслуживаешь чего‑то большего, чем остальные. А это не так. И интеллигентность — это порок, а не достоинство.
— Ну да! — насупился Леша, — будь интеллектуалом, а не интеллигентом.
— Знаешь, — сказал Влад, еле сдерживая улыбку, — что написал по этому поводу незабвенный товарищ Кашин? Ты ведь не станешь отрицать авторитет спасителя отечества?
— Отвали! — буркнул Леша, уставившись в туннельную даль.
— А я тебе процитирую, — Влад закрыл глаза, визуализировал одиннадцатый том полного собрания сочинений бывшего диктатора, мысленно открыл его на сто семнадцатой странице и начал зачитывать:
— Вспоминая и дополняя Ленина, мы можем определить, чем интеллектуал отличается от интеллигента. Интеллигент (и не только буржуазный, но и всякий прочий) есть не что иное, как говно нации. Интеллектуал — то же самое. Разница между ними состоит лишь в том, что интеллигент не считает себя дерьмом и обижается, когда его так называют, а интеллектуал гордится этим, убеждая всех, что та вонь, которую он испускает, и есть главное достоинство настоящего прогрессивно мыслящего человека. Конец цитаты.
Черноземов открыл глаза и вопросительно посмотрел на Планкина.