— И что же мне делать? — спросил страж.
— Не цепляйся за Роберта Гордеева, — ответил император, — ты Некто и ты Никто. Нельзя одолеть Никто. Зло безлико и делает безликим всех, кто соприкасается с ним. Китаец перестает быть китайцем, русский перестает быть русским, мужчина перестает быть мужчиной, женщина перестает быть женщиной. Именно так Оно побеждает, разрушая узы родства. Но ты страж, и ты стоишь на границе своего Дома. Имей тысячи лиц и не имей ни одного, и Злу не за что будет зацепиться. Оно отразится от тебя и увидит лишь свою пустоту, и устрашиться, и отпрянет.
— Легко сказать… — произнес звеньевой и взглянул на клубящийся туман, ставший вдруг отчего‑то схожим с морем. Белесые волны одна за другой с немой яростью атаковали здание. От этого зрелища у Роберта закружилась голова, в глазах потемнело.
— Старая кошелка У Цзэтянь больше не будет тебя беспокоить. Это подарок стражу Дома. Со всем остальным ты должен справиться сам, — донесся далекий голос Лю Бана.
В ушах звеньевого зашумело. Роберт закрыл глаза и, кажется, потерял сознание.
"Убийственно, — подумал страж, проснувшись и обнаружив себя в камере на топчане, — сколько же дерьма лезет из подсознания".
Ощущал он себя совершенно разбитым и понимал, что следующая встреча с препаратом WC-75 ухудшит его состояние. Что ж, остается лишь мужественно принять свою судьбу. Сопротивляться и умереть. Может быть, улучшить момент и все‑таки покончить с собой.
Роберт не знал, сколько он лежал в полудреме. Он открыл глаза от резкого звука — открылась дверь камеры. В помещение вошли два человека с аккуратными чемоданчиками в белых халатах и защитных масках, а за ними — закованный в экзоскелет громила. В руках он держал сменное белье.
— Встать! — гаркнул по — английски один из врачей.
"Вот и новая экзекуция", — решил Роберт и покорно поднялся. Звеньевого тут же повело, и он рухнул на топчан.
Тогда врач, тот, что командовал, положил чемоданчик возле Роберта, достал шприц, заполненный бесцветной жидкостью.
"Ну вот, — отстраненно подумал страж, — мучить будут прямо здесь".
Белохалатный мужчина сделал звеньевому укол в плечо. Прямо через робу.
— Через три минуты вам станет легче, и вы сможете свободно передвигаться, — сказал врач все на том же английском, — после этого вам дается три минуты на то, чтобы переодеться. Итого: шесть минут.
Бронированный громила бросил к ногам Роберта сменную одежду.
— И не вздумайте дурить. В ваших интересах вести себя адекватно. Вы понимаете, что я говорю?
— Да, я вас понимаю, — ответил страж заплетающимся языком.
Шесть минут спустя звеньевой стоял в новенькой тюремной робе. Серой, совершенно бесцветной — под стать стенам камеры.
— Следуйте за мной, — сухо сказал врач.
Роберт подчинился.
Он шел по бесконечным коридорам с однотипными дверьми слева и справа. Затем страж и его эскорт сели в лифт. Где‑то минуту поднимались вверх. Вышли. И далее — опять коридоры. Роберта не покидала мысль о суициде. Ведь можно напасть со спины на врача, отнять чемоданчик, вогнать себе в вену шприц с воздухом. Однако звеньевой понимал, что грузно шагающий сзади охранник в экзоскелете не оставит ему никаких шансов.
Наконец, они поднялись и вышли на воздух. Стоял яркий солнечный день, и с непривычки Роберт зажмурился. Когда глаза адаптировались к свету, звеньевой увидел, что его ведут к огромному левимагу. Раза в два больше того, который доставил стражей из Новосибирска на Аляску. На боку летательного аппарата было написано Immortal Owl — бессмертная сова. Роберту тут же вспомнился бредовый сон. На душе сразу появилась тяжесть. Впрочем, это лишь досадное совпадение. Вэки любят давать названия тяжелым левимагам в честь разных хищных птиц.
Возле летательного аппарата стояли под неусыпными взорами бронированных охранников Марик и Джохар. Они были скованы по рукам и ногам кандалами. Влада Роберт нигде не видел. Перед пленниками взад и вперед расхаживал агент Хосман. Звеньевой внимательно посмотрел на лица товарищей. Джохар был весь посеревший, но в целом выглядел неплохо. Зато у Марика под обоими глазами синели фингалы, под носом застыл кровоподтек, а рука, которую он повредил в Питере, не была перебинтована. Увидев шефа, он оскалился и, оказалось, у него не хватает одного верхнего зуба. Роберта поставили возле Джохара, надели кандалы.
— Итак, — с плохо скрываемым торжеством произнес агент Хосман, — один из ваших соратников согласился сотрудничать.
Сердце звеньевого сжалось. Неужели Влад мог так поступить? Влад Черноземов?! Нет… уловка… либо вэк лжет, либо…
— Я рад, что среди вас, — продолжал агент Хосман, — есть здравомыслящие и рациональные люди. Этим и отличается успешный человек от неудачников.
— Куда нас везут? — спросил угрюмый Джохар.
Агент остановился, но ответить не успел, поскольку в этот момент Марик втянул в себя воздух через нос, издав булькающий звук, и смачно харкнул в сторону ненавистного вэка. Несмотря на то, что Хосман находился почти в четырех метрах от заключенных, плевок, описав дугу, попал агенту на пепельную шевелюру — чуть выше уха.
— Товарисч Назаренко, вы ведете себя неконструктивно, — агент достал платок и вытерся.
Один из охранников, облаченных в экзоскелет, подошел к Марику и пнул его кулаком под дых. Марик беззвучно согнулся, повалился на бетон.
— Мудило злоебучее, — с трудом выговорил он, — сними свои блядские латы, и пиздец тебе настанет, захуярю в два счета.
По всей видимости, охранник русского языка не знал и потому вернулся на место, никак не прореагировав на оскорбление. Зато Роберт сразу же понял, почему у Марика побито все лицо.
— Великий и могучий язык, — голос Хосмана стал слащавым, — единственное, чем могут восхищать русские, так это своим матом. В остальном говно — народ. Я‑то знаю, мои предки были родом из этой страны, и им пришлось бежать.
— Твои предки были пидорасами, а ты родился из жопы, — при всей плачевности положения, Марик продолжал нарываться.
— Ничего, — Хосман подхихикнул, — скоро, товарисч Назаренко, вы заговорите по — другому.
Роберт обрадовался тому, что Марик не выдал своих настоящих данных. И вэки считали его не Верзером, а мифическим Назаренко.
На взлетной площадке появился молодой белокожий парень, лет двадцати от роду. Одет он был в черные штаны и рубаху жемчужного цвета. Шагал он уверено, излучая оптимизм, широко улыбаясь, обнажая белые идеально ровные зубы. Следом за молодым парнем шел бритый наголо рослый негр примерно такого же возраста, так же одетый, но имеющий кроме всего прочего пиджак.
— Хай, Леонард, ну что все окей? — спросил улыбчивый парень по — английски.
— Да, мистер Рэдбаклер, — голос агента Хосмана сразу же стал заискивающим, а сам он как будто съежился, — сейчас погрузим заключенных и можно отправляться.
Молодой человек критически оглядел стражей.
— Очень интересные экземпляры, — сказал он, — очень подготовленные. Что ж, очень хорошо. На нашей базе во Флориде им будут очень рады.
Рэдбаклер и негр исчезли в проходе левимага. Вскоре туда же погнали пленников. Стражей заперли в грузовом отсеке в индивидуальных клетках.
— Во время полета не переговариваться, — сказал охранник строгого вида. Был он одет в самый обыкновенный камуфляж с эмблемой совы на рукаве. Экзоскелета на себе не имел. Лицом и повадками — типичный бравый военный янки.
— А как насчет поцеловать меня в задницу? — спросил на неплохом американском английском Марик. Это было последнее, что он произнес.
Охранник выхватил из кобуры пулевой электрошокер в виде пистолета — выстрелил сквернослову в грудь. Того швырнуло в дальний угол клетки.
— Во время полета не переговариваться, — спокойно повторил янки и сел на лавку.
Роберт почему‑то не испытывал злости, отвращения, презрения или какого‑либо другого негативного чувства к охраннику. Вероятно от того, что у надзирателя было осмысленное человеческое лицо в отличие от боевых зомби в экзоскелетах. Вполне возможно, в глубине души этот парень ненавидел вэков. Хотя бы за развал своей страны на десятки враждующих анклавов. Но жить‑то на что‑то надо? Вот и пришлось перейти от службы на благо американского народа к лакейству во славу Всемирной Корпорации.
Впрочем, сейчас Роберту было не до этого. Он сел по — турецки на пол. Закрыл глаза, попытался расслабиться, вслушиваясь в мерное гудение двигателей левимага. Но сбежать на волнах дельта — ритма, как удачно выразился агент Хосман, у него не получилось. Перед внутренним взором постоянно появлялась Маша. Она улыбалась. Легкое платьице трепетало на ветру, обнажая стройные ноги, и сердце Роберта сжималось до нестерпимой боли.
"Как ты могла? — говорил он ей. — Как же ты могла так поступить?"
Но Маша лишь улыбалась — чисто, открыто, искренне. Роберт хотел было мысленно сжечь образ возлюбленной, но у него не хватало на это духа. Так он и промучился почти два часа.
Очнуться его от садомазохистских видений заставил резкий толчок и надрывно взвывшие двигатели левимага. Роберт открыл глаза и увидел разбитое в кровь лицо охранника. Видимо, не удержался, расшиб себе нос о лавку.
— Что за херня в ваших самолетах! — послышался возмущенный голос Марика.
Роберт поднялся, но левимаг тряхнуло с такой силой, что страж подлетел чуть ли не на метр в высоту и со всей дури бахнулся головой о пол — кандалы помешали сгруппироваться. Последнее, что услышал звеньевой, проваливаясь во тьму забытья, это истерический крик охранника:
— Падаем, мать твою, падаем!..
Глава 12
Финальная партия Владислава Черноземова
22августа 2091 года
Влад сидел без наручников на стуле из сверхлегкого сплава за столом из того же материала. Он сразу догадался, что находится в труфоруме, в "комнате правда". И теперь, пока в помещение не появился дознаватель, нужно было принять решение.
Страж прекрасно понимал, что просто так никто пленников не отпустит, и выбор у них не велик: сотрудничество или смерть. Под смертью Влад подразумевал не только физическое уничтожение. Несмотря на то, что последние тридцать — сорок лет никаких хоть мало — мальски значительных открытий в области химии, впрочем, как и во всех остальных науках, не наблюдалось, тем не менее, способов разговорить клиента, превратив его затем в послушное животное, за человеческую историю накопилось немало. Именно это вэки и любили проделывать со строптивцами. Можно сказать, фирменный почерк слуг Корпорации, мать их.