Он сделал всего несколько шагов, прижимая руку к ноющему от боли бедру и отмахиваясь от вьющихся над головой огоньков, как вдруг дорогу ему преградили два воина в золотых доспехах и серых плащах. На голове у воинов были бронзовые шлемы с поднятым забралом, украшенные резьбой. Каждый из них был вооружен двумя короткими кинжалами, и у каждого за спиной болтался лук и колчан со стрелами.
— Ах вот оно что… — пробормотал Леофрик, увидев, что воины обнажили длинные тонкие кинжалы. — А я-то удивляюсь, почему меня до сих пор никто не остановил.
Он знал, что эльфам ничего не стоит его убить, ибо он слаб и безоружен, но горе заставило его двинуться вперед и броситься на ближайшего лесного воина.
Тот избежал нападения очень просто — всего лишь легко скользнул в сторону, и удар Леофрика пришелся в пустоту. Заметив насмешку на лицах воинов, он вновь ринулся в атаку — и вновь промахнулся. Наконец он понял, что эльфов ему не одолеть. Давным-давно, когда Леофрик был еще странствующим рыцарем и участвовал в битвах вместе со своим королем, он видел, как сражаются воины-кислевиты из специального отряда «Дрояшка». Тяжеловооруженный рыцарь не мог поразить их ни мечом, ни копьем, поскольку двигались они с необыкновенной скоростью, и все же эти воины-эльфы могли дать им сто очков вперед.
— Да стойте вы на месте! — рявкнул Леофрик, промахнувшись в очередной раз и почувствовав, что теряет последние силы.
Упав на одно колено, он дышал тяжело и прерывисто; из открывшейся на бедре раны сочилась кровь.
Тихо посовещавшись, эльфы взяли его под мышки и рывком поставили на ноги. Леофрик только того и ждал — в следующее мгновение он изо всех сил ударил одного из них головой в лицо. Тот зашатался, из его разбитого носа хлынула кровь, а Леофрик мгновенно выхватил кинжал, висевший на поясе воина, и хотел ударить в живот второго эльфа, но тот успел вовремя отскочить.
— Ха! Не нравится? Любите, когда жертва безоружна?
Обернувшись к эльфу с разбитым носом, Леофрик ударил его между ног, и тот со стоном повалился на землю.
Но едва Леофрик собрался нанести ему последний, смертельный удар, как внезапно сверкнул серебристо-белый клинок, и кинжал вылетел из рук Леофрика. Обернувшись, он увидел еще одного воина, вооруженного так же, как и первые два, с той разницей, что на его нагрудных доспехах красовалось изображение гончей. Воин был довольно стар; его взгляд был холоден; в руке он держал сверкающее копье с раздвоенным молочно-белым наконечником.
Опустив копье, воин пригнулся, сделал обманный выпад и вдруг одним движением зацепил Леофрика за ноги; рыцарь тяжело грохнулся на землю и хотел тут же вскочить, но замер, увидев, что острие копья упирается ему в горло.
— Не двигайся, человек! — хриплым от ярости голосом сказал эльф. — Я Кайрбр, Гончая Зимы, и убью тебя, если ты снова посмеешь напасть на моих воинов.
Леофрик молча переводил взгляд с раздвоенного кончика копья на искаженное от гнева лицо старого воина. Увидев холодную решимость в его глазах, он понял, что эльф не шутит.
Леофрик кивнул, давая понять, что сдается.
— Я убил бы тебя прямо сейчас, но Найет хочет оставить тебя в живых, — сказал Кайрбр.
— Кто это?
— Провидица.
— Это ваша колдунья? — усмехнулся Леофрик, вспомнив женщину-эльфа, которая вышла к нему в лесу. — Что может сказать мне лесная ведьма?
— Она может открыть тебе твое будущее, — ответил Кайрбр, прикоснувшись острием копья к шее Леофрика. — Вернее, сказать, есть оно у тебя или нет.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Раздался глухой скрежет, когда длинные клыки монстра с головой волка вцепились в металлические доспехи Повелителя зверей, а острые когти заскребли по металлическим пластинам, пытаясь их разодрать. Сбросив с себя существо, Повелитель хотел навалиться на него всей тяжестью, чтобы прижать к земле, а потом свернуть ему шею, но монстр вывернулся и в ту же секунду вцепился ему в руку.
Камни окрасились брызнувшей кровью цвета жидкой меди, а Повелитель изо всех сил ударил монстра в лицо. И вновь заскрежетали клыки и зубы, зазвенел металл, взметнулись клубы пыли, когда два чудовищных монстра с ревом и воем сошлись в яростной схватке. Наконец, улучив момент, Повелитель наклонил голову и полоснул острым рогом брюхо противника, одновременно сжав мощной лапой его толстую шею.
Волк взвыл и отскочил в сторону, хватаясь за шею, — в его глазах застыли ужас и отчаяние, но исход боя был уже предрешен; с тела Повелителя зверей внезапно сорвалась цепь, на конце которой извивались длинные щупальца с жадно раскрытой пастью и острыми когтями, которые тут же вцепились в волка. Повелитель глухо зарычал и, натянув цепь, оттащил щупальца от своей жертвы.
Впрочем, одолеть эту самонадеянную тварь он мог бы и без помощи щупальцев.
Окончание битвы было встречено радостным воем и храпом: монстры со звериными мордами прославляли победу, выкрикивая имена своих богов, от удовольствия притоптывая тяжелыми лапами и копытами. Волк еще скалил зубы, с которых стекала, заливая его серый окровавленный мех, густая слюна. Повелитель ответил громовым ревом и занес над головой топор, ожидая нападения противника.
Собрав последние силы, волк прыгнул, надеясь схватить Повелителя за горло, но тот лишь шагнул в сторону, после чего вонзил топор в брюхо монстра, разрубив его пополам. Хлынула темная кровь, и на земле остались лежать судорожно подергивающиеся останки. Орда монстров ответила торжествующим воем.
Перевернув ногой верхнюю половину туловища мертвого соперника, Повелитель вонзил ему в грудь топор, затем встал на одно колено и, запустив в рану толстые пальцы, одним рывком вскрыл грудную клетку, затем, с хрустом сломав кости, вытащил оттуда сердце, высоко поднял его над рогатой головой и с ликующим ревом продемонстрировал толпе чудовищ, что будет с тем, кто осмелится оспаривать его право быть Повелителем. После этого он сунул теплое сердце себе в пасть и мигом его проглотил.
Значение это поступка было предельно ясно: посмей меня ослушаться, и ты умрешь.
Монстры, стоящие в первом ряду, — рыжие кентавры с длинными копьями — попятились и склонили перед Повелителем головы. Остальные разразились приветственными криками, выражая свою покорность… пока не появится кто-то другой.
Зачем волк бросился на него, Повелитель не понимал. Как можно ставить под сомнение волю богов или их милость, когда они позволили ему выжить после встречи с самим Хозяином черепов? Причина подобного поведения была для Повелителя тайной, но ослушника нужно было наказать — и он это сделал. Появятся другие, их постигнет та же участь.
Предводитель отошел от туши волка, уступив место падальщикам, которые тут же приступили к делу, принявшись рвать свежее мясо. Свежатина стала для них редкостью, и никто не хотел остаться голодным. Воинство Предводителя и так значительно поредело — за счет самых слабых, которых давно съели, — и он знал: чтобы сохранить армию, ее нужно кормить, милостью богов или уж как придется.
Чем ниже спускалась с гор армия монстров, тем менее крутыми становились склоны, уступая место пологим и скользким глинистым откосам, покрытым мелким щебнем. До цели их пути было уже совсем недалеко. Три раза Предводитель устраивал армии привал, после чего поднимал воинов и самыми жесткими мерами заставлял их двигаться дальше.
Лес постепенно сменил цвет, из ржаво-красного он сделался изумрудно-зеленым — цвет, ненавистный Предводителю, который чутьем ощущал волшебную силу, исходившую от густых темно-зеленых зарослей, проникающую до самых гор, как просачиваются ручейки воды сквозь треснувшую дамбу. Эта волшебная сила, хотя и казалась слабой и рассеянной, обжигала Предводителя даже сквозь доспехи. Своим новым, особенно острым чутьем он чувствовал ровное биение сердца раскинувшегося впереди лесного царства, которое его завораживало и которое он так хотел уничтожить.
С серого, как кожа трупа, неба полил сильный дождь; горы скрылись из виду: землю накрыл густой туман. Войско послушно следовало за своим Предводителем, и он, слыша сзади их тяжелое дыхание и глухое рычание, шел вперед упорно и решительно; дети Хаоса ждали его команды. Священная цель, которую указал ему Хозяин черепов, стала ясна, когда впереди показались неясные очертания — темная тень, едва проступающая сквозь липкий туман.
И Предводитель увидел эту цель, указанную ему богами, и заревел от радости, и этот рев подхватили воины, на ходу жующие останки неудавшегося кандидата в предводители.
Выпустив первую стрелу, Кьярно натянул тетиву, наложил вторую — и она последовала за первой, потом была третья, четвертая. Сжав бока лошади коленями, он погнал Эйдерата вперед, пуская на скаку стрелу за стрелой в сгнивший ствол старого ясеня.
Каждая пущенная стрела распаляла его все больше — на стволе воображение рисовало ему лицо дяди Кайрбра; наконец колчан из оленьей кожи опустел, и Кьярно, остановив коня легким движением коленей, спрыгнул на землю, слегка взмокший и все же очень довольный часами, которые он посвятил упражнению в стрельбе.
Его лук был великолепен — прекрасное оружие шести футов длиной, искусно вырезанное из молодого тиса, когда бережно сохраняются все слои древесины, включая коричневатую сердцевину. Прежде чем вырезать лук, Кьярно принес дереву дары, прося его о разрешении взять кусок его тела, и дерево согласилось подарить ему часть своей драгоценной древесины.
Вырезав палку нужной длины, Кьярно опустил ее в прозрачные воды быстрой лесной речки и держал там до тех пор, пока вода не вымыла весь сок и смолу. После этого он приступил к изготовлению своего чудесного оружия. Затем столь же тщательно изготовил стрелы, любовно оттачивая смертельно опасные наконечники; и вот получилось настоящее произведение искусства, по сравнению с которым работа лучших мастеров-оружейников показалась бы жалкой поделкой.
Отвязав тетиву, чтобы дерево могло отдохнуть, Кьярно осторожно уложил лук на смазанный маслом кусок мягкой оленьей кожи. Затем, вытерев пот со лба, вытащил из ствола все стрелы — он не промахнулся ни разу.