Ворон словно пил меня, новыми и новыми щелчками по клитору выбивая влагу, что бесстыдными каплями оседала на его губах. Умелый язык то становился жестким, как копье, то мягким прикосновением накрывал жаром распахнутые складочки.
На секунду открыв глаза, столкнулась со взглядом Тайпана, который тут же разомкнул губы, выпустив несдержанный выдох. Он пожирал глазами, пробуя ими, словно ртом, все на моем лице: румянец, дрожь ресниц, и даже прилипшие к вспотевшим вискам короткие волоски.
— Ах…
Первый сорвавшийся стон прозвучал взрывом, и пустынник передо мной неожиданно сел, ловко перехватывая мои вытянутые ладони и заводя их за спину, будто пленяя. Накрывшая беззащитность острыми иглами прокатилась по венам вместе с горячей кровью, приглашающе широко раздвигая колени.
— Вот так, девочка, — на макушку опустилась широкая ладонь, бережно сминая волосы. — Побудь слабой, я разрешаю.
Его слова опьяняюще ударили в голову.
Как же он был прав.
У меня была только я. Никого, кто бы мог защитить, поддержать, никогда не было рядом. Единственным мечом и щитом в моих руках были знания и отстраненность, окружившие меня иллюзорной защитой и давшие лживое ощущение безопасности. Самой большой ошибкой было считать, что это правильно, что мне необходимо жить в тесном кругу своих принципов, чтобы остаться на плаву и не потонуть в своем одиночестве.
Я всегда ограждалась, всегда держала все в себе, никому не доверяя. Даже муж, которого я, казалось, когда-то любила, был за чертой моей убежденной веры в правила жизни.
Всегда быть сильной — всегда быть одной.
Пустынники стали первыми, кто заметил эту стену, кто не пожелал оставаться за воротами крепости и настойчиво стучал в тяжелые ворота тараном. Они ломали стены, башню за башней отмечая своими флагами, пробираясь внутрь с чудовищной скоростью.
От осознания этого мне хватило секунды, чтобы потерять связь с реальностью.
Глаза сощурились до болезненной рези, сердце загрохотало, словно раскаты грома, который лишь недавно утих за окном. Горло вытянулось по подушке, мешая дышать, а спина прогнулась так сильно, что, если бы не Ворон, я бы, наверное, сломалась пополам, бездумно ныряя в ослепившее удовольствие.
Сильно… Так сильно, что мышцы окаменели, лишь крупным дрожанием показывая, что я все еще жива. Каждое новое касание языка ошпаривало кипятком, вынуждая выкручиваться от бессилия и желания зарыдать от той патоки, которая заполнила меня доверху, в которой так легко захлебнуться.
— Проклятие, Лирель, как же ты сладко кончаешь. Не дождалась разрешения, — наигранно-обиженно прошептал Тайпан, низко опускаясь к моему лицу и прислушиваясь к тяжелому дыханию. — Но так красиво. Всю жизнь бы смотрел. Хочешь еще, нежная моя кадын? Только кивни.
Глава 56
И вновь не думая.
Едва заметный жест, который можно было бы легко не заметить, но меня сразу же отпустили, прекратив касаться со всех сторон сразу, опуская в холод с головой.
Мне требовалось их присутствие, подтверждение, что пустынники рядом и не растворятся к утру, как моя больная фантазия или слишком реалистичный сон. Не дав задуматься об этом сильнее, мужчина перевернул меня на спину, хватая под ребра и перемещая к краю.
Нависнув сверху, Ворон демонстративно забросил мои ноги себе на грудь, заранее пресекая любые попытки побега, будто бы я была на них способна. Мужчина прижался еще блестящими от моей влаги губами к косточке на лодыжке у своего плеча и игриво куснул стопу, обещая, что это не конец.
— Руки, кадын, — пробасил он.
Дождавшись, пока я осознаю его требование, проследил внимательным взглядом, как я послушно, но неуверенно поднимаю их. Запястья тут же оказались в крепкой хватке Тайпана.
— Никаких рук.
— Замком на затылок, — скомандовал тот, вынуждая меня широко развести локти — так, что грудь поднялась в воздух. — Запрокинь голову.
Боги молодые и старые… Что же я делаю?..
Но, не дождавшись милости ответа от высших, я сделала, как велел пустынник, чувствуя, как кровь приливает к вискам.
Слишком откровенно это выглядело со стороны. Распятая на кровати, свесив голову с края так, что волосы касались пола, я выставляла обнаженную грудь к потолку, чувствуя, как под давлением мужских рук колени разъезжаются в стороны.
— Я достаточно тебя вылизал?
Демонический голос. Словно мистические джинны кричат его шепотом, пронизывающим до самых костей и способным добраться до самой души. Он не спрашивал — утверждал, и я вновь кивнула, робко открыв глаза и разглядев перед собой бедра Тайпана.
Тяжелый даже на вид ствол был тверд и увит пульсирующими венами. На блестящем навершии сверкала капля желания, угрожая вот-вот сорваться. Пустынник смотрел на меня сверху вниз, уперев крупные кулаки по сторонам от моих полуспущенных с постели плеч, и вновь щурил глаза, следя за реакцией.
— Отвечай ему.
— Черт, да…
— Умница, Лирель. К черту нежность? — на всякий случай уточнил он, будто бы я была способна передумать. — Хорошо. Значит, в другой раз.
В низ живота с неторопливой оттяжкой вклинилась плоть, в который раз за вечер растягивая меня под темперамент пустынников.
Вскрикнув от нависшей темноты в глазах, неожиданно сама потянулась бедрами навстречу, насаживаясь на всю внушительную длину, отчего мужчина зашипел, звучно шлепнув по моей ягодице ладонью.
Толчок… Еще один… Все резче и чаще…
Влажные хлопки и мои голодные стоны, от которых сушило горло, заполнили комнату развратной мелодией. Огоньки перед глазами дрожали, и все, о чем я думала, — это мужское достоинство Тайпана, покачивающееся перед глазами, пока мужчина продолжал жадно следить за моими эмоциями.
— Шаан…
Он удивленно вскинул темно-алую бровь, но пустыннику потребовалась всего секунда, чтобы понять мой зов. Его лицо озарилось несколько настороженным удовлетворением и, задумчиво качнув бедрами, он дал то, что мне так требовалось.
Обхватив губами горячую головку, ласково, но нетерпеливо облизнула ее языком, втягивая глубже. Удобное положение позволяло без препятствий изучать крупный ствол ртом, и очнувшийся от первых мгновений Тайпан осторожно двинул тазом мне навстречу.
Опять… Снова я между ними, как река меж двух берегов. Греюсь в тепле, объятая им со всех сторон, и наслаждаюсь своим положением. Все, как они хотели. До белой пелены перед глазами.
— Проклятие, девочка. Это слишком горячо. Я не выдержу долго, — признался мужчина, опустив пальцы мне на горло, почувствовал, как глубоко я могу довериться. — Чер-р-р-рт…
Движение, еще одно… На глазах выступают слезы, но я держусь. Мне до смерти необходимо ответить, воздать им по заслугам за все секунды полета, подаренные мне со дня нашего знакомства. И поэтому я тесно сжала бедра, сдавливая Ворона внутри себя и вырывая из мужского рта удивленно-мучительный стон, приблизивший его к краю. Ослушавшись, отпустила свои волосы, жадно вжимая пальцы и ногти в бедра Тайпана, который было дернулся назад, но не смог отдалиться.
По рельефному телу прокатилась судорога, и красноволосый невольно согнулся, стараясь сдержать дрожь в крепких плечах. Его кулаки до хруста сжали край кровати, а полузвериный рык вибрацией заполнил флигель.
Я ожидала, что на язык выплеснется семя, но даже сквозь всю пульсацию этого не произошло, и отпустив наконец Тайпана, чтобы втянуть воздух в выгоревшие дотла легкие, я непонимающе сдвинула брови.
Но это быстро прошло. Ровно в ту секунду, когда Корвус сжал мои бедра так сильно, что впору остаться синякам, и взвинтил и без того жесткий темп, уже не пытаясь отойти от последнего порога, за которым ждало освобождение.
Сильное тело пустынника затряслось, напрягая все мышцы, и я даже в полумраке смогла разглядеть их четкий, словно выбитый в камне рельеф. Затихнув, он пошатнулся, слегка потеряв концентрацию, чем удивил меня еще сильнее.
— Любимая…
Вот… Они оба меня так назвали, за одну ночь перевернув мои представления о мире, о нашей сделке и самой себе. Все изменилось так резко, что, не успев привыкнуть, я едва не потеряла сознание, на секунду ослепнув и лишившись слуха.
— Ты должна кончить, кадын.
Не покинув лона, Корвус вновь задвигался, шершавыми подушечками пальцев играя со взволнованным узелком, рассыпавшим молнии у меня под кожей.
Немного грубая ласка, это диковатое обращение и пронизывающий взгляд — рецепт моего удовольствия. Стопроцентный, подтверждающий свою эффективность вновь и вновь. И который пустынники, казалось, вызубрили до оскомины.
— Вот так, — убедившись, что я вновь взлетала под облака, рассыпавшись на измятых простынях, прошептал Ворон. — Теперь я доволен. Спрашивай, я же вижу, что это уже в твоей голове.
Проигнорировав усмешку, я сглотнула сухой ком в горле, убедилась, что голос вернулся, набралась смелости и произнесла:
— Я хотела, чтобы и вам тоже было хорошо.
— Нам было, и даже больше, — собрав мое распластанное тело на руки, вернувшийся в кровать Тайпан осторожно переложил его вдоль постели. — Если ты про семя… Ты же о нем?
— Да.
— Мы не можем зачать детей вне брака, — шутливая улыбка подчеркнула его чувственный рот. — Такая у нас особенность.
— Значит…
— Значит, пока ты не решишься — близость с нами не понесет последствий. Ну, тех, что так боитесь вы, люди.
— А вы не люди? — вредно прищурившись, я почти сразу сдалась, широко зевнув.
— Отчасти, моя севгели, отчасти. А сейчас засыпай. Ты такая красивая, когда сытая.
— Я помятая, истисканная и мокрая, — вновь с претензией к самой себе прохрипела я осевшим голосом.
— Этим-то ты и красива, — присоединился к брату Корвус, накрывая меня тонким покрывалом. — Если мы видим тебя такой, значит, ты нам доверяешь. Ценнее только твое согласие, кадын.
— Спи, пустынница. Завтра нам вновь возвращаться на тракт.
«Не хочу-у-у…», — простонало сознание, пока я окончательно не провалилась в забытье.