Шобл быстро приближался. Он издавал какие-то звуки вроде хрипов и в один момент вытащил длинный черный язык, чтобы облизнуться. Теперь десятки его глаз были направлены на меня.
– Чтобы ты знал, шоблы – гурманы, – сказал Феликс. – Им важно насладиться едой.
Потрясающе ценная и, главное, уместная, информация.
Я пытался сделать свой взгляд максимально гневным, чтобы Рыбкин понял, что мне сейчас глубочайше по барабану на лекции о проклятых, но он то ли не видел моих глаз, то ли – более вероятно – следил за проклятой тварью.
– Они всегда едят свою жертву одним и тем же способом, – продолжал он. – Сначала облизывают ее, после чего на секунду прикрывают все глаза, чтобы полностью ощутить вкус будущей трапезы.
В моей голове была лишь строчка гневных восклицательных знаков.
– И только потом делают первый укус. Осознал, Женя? У тебя будет эта секунда, чтобы рвануть отсюда прочь что есть сил. Ты справишься. К тому же, из-за привкуса святой воды на твоей коже шобла начнет подташнивать, это даст дополнительную фору.
Шобл подполз. И действительно сделал так, как сказал Рыбкин.
Не берусь описать, каково это – чувствовать, как твою руку облизывает фантасмагорический слизняк размером с две коровы. Это было отвратительно. И очень страшно, потому что теперь, вблизи, я разглядел чуть ли не акульи зубы.
– БЕГИ! – заорал Феликс в то мгновение, когда тварь и впрямь мечтательно прикрыла глаза.
Я отпрыгнул, развернулся и на крейсерской скорости рванул обратно по коридору. Если бы Рыбкин не сказал, что на секунду я буду свободен от паралича, я бы ни за что не догадался об этом – ощущения в теле не менялись.
Шобл, поняв, что главное блюдо уматывает, хрипло взревел. Да еще и оскорбленно – из-за проступившего вкуса моего «парфюма от Бога». Особняк чуть ли не затрясся, когда он помчался за мной – куда тяжелее и быстрее, чем полз до этого. Я нёсся сквозь анфиладу залов, надеясь, что не споткнусь. И что Рыбкин там держится за карман как следует – продолбать партнера было бы величайшим провалом.
Сбежав по ступеням, влетев обратно в танцевальный зал, я запрыгнул в свой защитный круг из соли и свечей, и, пока тварь, слегка застрявшая на узком лестничном пролете, пыталась выбраться оттуда, спросил:
– А круг точно поможет? Или тут у нас тоже были неправильные расчеты?
– Поможет, – твердо сказал Рыбкин. – Тебе не впервой, не трясись. Только глаза закрой.
– Точно!..
И вот шобл втёк в зал. Я узнал о его приближении по тяжелому дыханию и запаху. Судя по тому, что никто не отгрыз мне никакую конечность, соль и свечи действительно работали.
– Что будешь делать дальше? – спросил Рыбкин. По его голосу было ясно, что обстановка стабилизировалась.
Я прикинул варианты. Судя по всему, их было три. Первый: просто дождаться тут утра. Второй: позвонить Клугге и попросить помощи. Третий: дать твари бой.
– Какое из взятых мной с собой зелий или артефактов нанесёт этому проклятому максимальный урон? – наконец спросил я.
– Замораживающий артефакт, – сразу ответил Рыбкин. – Если попадешь в шобла, он покроет его льдом на минуту или около того. В том числе его глаза на это время потеряют свою парализующую способность.
– Хорошо, – я расправил плечи. – Тогда я использую этот артефакт, а потом… Ммм… Может, полить его разъедающей кислотой?
Я явственно почувствовал, как Феликса передернуло. Я уже успел понять, что он был апологетом, если так можно выразиться, прямых атак. Ему не нравилось брать врагов хитростью или стрелять в них издалека. Думаю, будь у Рыбкина человеческое детство, он бы грезил о том, чтобы стать рыцарем-паладином на стороне добра.
Я, конечно, тоже считал себя хорошим парнем – еще бы. Но в компьютерных играх всё же предпочитал первым делом прокачивать скрытность и навыки ассасина. Знай об этом моя мама, сказала бы, что это не-мужски. Но игры и фантазии были чуть ли не единственной сферой моей жизни, где на мне не висело ярмо «достойного сына», и я мог раскрывать там свою темную сторону.
– Сразу ты его не одолеешь, – Рыбкин обрубил мои надежды на простой выход из ситуации. – Помнишь, Инга говорила тебе о том, что сила зеркала Дракулы увеличивается, когда оно оказывается в этом особняке? А шоббл связан с ним. Поэтому, чтобы уничтожить проклятого, сначала тебе придется избавиться от зеркала – иначе просто не хватит сил. Поэтому идеальный план таков: замораживаешь его – бежишь обратно – разбиваешь зеркало к чертям собачьим – уже после этого обливаешь тварь кислотой. Хотя ты с этим намучаешься, предупреждаю. В отличие от замораживающего артефакта, кислота действует только там, куда пролилась. А теперь оцени габариты твари.
Я-то понимал, что намучаюсь уже на этапе повторного спринта: я все-таки пианист, а не спортсмен.
– Может, тогда артефакт окаменения?
– Не оптимальный вариант.
– Опрыскать святой водой?
– Только оскорбишь его в лучших чувствах.
– Ну ты же не рассчитываешь, что я буду бить его лунным клинком, да?..
– Ноуп. Еще идеи, Женя.
– Э-э-э, электрический артефакт? – предположил я.
– Бинго! Эту многоглазую желешку молния поджарит на ура.
Определившись с порядком действий, мы – вернее, я – начал подготовку. Наощупь нашел на поясе нужные артефакты и снял остальные, чтобы не мешались. К концу этого действия хрипы и предвкушающее чавканье шобла уже казались мне привычным и даже умиротворяющим звуковым фоном. (Он не терял оптимизма касательно того, что сможет меня сожрать. Даже удивительно, что при столь примитивных когнитивных способностях он додумался до ловушки с женским голосом)
Последней сложностью было с закрытыми глазами попасть в шобла артефактом. Но тут его размер и наводки Феликса сыграли мне на руку. Кинув артефакт, похожий на ледяного лизуна, в сторону, из которой доносились хрипы, я тотчас понял, что сработало: особняк погрузился в тишину. Я открыл глаза и мимо этой огромный горы льда бросился обратно по уже знакомому маршруту.
И вот оно – зеркало. Большое. Якобы безобидное.
– Не тупи, Женя! – прикрикнул на меня Феликс, и мне пришлось отложить сомнения: дискутировать сейчас точно не было времени.
Я бросил в зеркало лунный клинок. Рыбкин сказал, что ему от этого ничего не будет. И действительно – он просто упал на пол, целехонький, а вот старинное стекло треснуло и частично со звоном осыпалось. Вспомнив, что оно родом из шестнадцатого века, если не старше, я почувствовал себя вандалом.
В этот же момент шобл, судя по звукам, ворвался обратно в зал. Я слышал, насколько более прерывистым и сиплым стало его дыхание. Еще бы: такие сложности, хотя в предыдущие разы жертвы сами покорно приходили на ужин!
Я развернулся и бросил в него электрический артефакт. Он успел подействовать до того, как мы с тварью пересеклись взглядами – и мгновение спустя шобл сдох, а я тяжело опустился на пол, вдруг почувствовав колоссальную усталость. И, наверное, немного грусть.
Это было совершенно неуместно, но мой собственный мысленный диалог в конце заставил меня… посочувствовать шоблу. Так, как, бывает, я сочувствую осам, влетающим в комнату летом – хотя все равно убиваю их. Потому что пчелы и шмели – друзья, а осы – гады летучие. Пошли они в задницу.
Но все же бывает печально.
– Ты чего? – спросил меня Феликс, и я признался:
– Мне его жалко.
Рыбкин, обычно быстрый на словцо, ответил не сразу.
– Это был проклятый, Женя, – как-то аккуратно, словно боясь меня прогневать, сказал. – Их не стоит воспринимать, как живых, окей? В них нет ничего хорошего.
– Как это ничего, если они любят музыку?
Снова пауза.
Я сам не знаю, зачем я вообще это сказал. Это было недальновидно – в связи с предсказанием. Сердце забилось, как бешеное, потому что я чувствовал, как неожиданно напрягся Феликс. Но когда снова заговорил, его голос был мягким.
– Мне нравится, что ты задал этот вопрос, каким бы неудобным – если честно – он ни был. Однако сейчас у меня нет на него ответа. Я… еще подумаю, что тут сказать, хорошо?
– Хорошо, – серьезно, степенно кивнул я, хотя внутри у меня уже вовсю визжал мой любимый панический голосок.
Вот какого хрена ты сам себе роешь могилу, а, Женя?!
Феликс, между тем, улыбнулся и показал мне большой палец.
– А ведь ты успешно сдал экзамен. Поздравляю!
А ведь действительно. Я почувствовал, как, вопреки произошедшему, в груди становится теплее. Я смог! Я справился!
– Осталось сделать лишь две вещи. И первую из них – прямо сейчас.
– Какую? – нахмурился я.
– Вызвать службу зачистки, которая приберется тут. Нехорошо оставлять посреди старинного особняка вонючий труп.
Я обрадовался.
Ух ты! У Ордена Небесных Чертогов есть такая служба?! Так это просто замечательно! Я-то боялся, что это мне придется сейчас как-то разделывать эту тушу и, хоронясь в темноте петербургской ночи, по кусочкам тащить на ближайшее кладбище. И прикапывать там, поминутно дергаясь – не видит ли меня кто-то?..
– А какая вторая вещь? – спросил я.
– Ой, она гораздо хуже, – поморщился Феликс. – Завтра тебе придется писать отчет для Михаила.
И то, каким похоронным тоном он это сказал, ясно дало мне понять, что бюрократические задачи в магическом мире выполняются ничуть не веселее, чем в мире обычном. Что ж… Получается, хорошо, что на сдачу экзамена мне дали трое суток, а не двое. Успею поспать до того, как сесть за документы.
***
Познакомившись с двумя специалистами из прибывшей группы зачистки – они были одеты в белые халаты и прикатили на карете скорой помощи, что отныне заставит меня с подозрением смотреть на все машины этого типа – я наконец-то отправился домой.
Вызвал такси и, уже второй раз за день, поотвечал на вопросы водителя, сводившиеся к тому что: «а-а-а, у вас чемодан, фотосессию тут, наверное, проводили?» Насколько же богемный город Петербург, если версия про съемки – первая, которая приходит на ум местным жителям при виде человека с чемоданом?