Опьяненный свободой, я поздно приходил домой. Если Феликс еще не спал, то неизменно угощал меня сладостями. За несколько дней я попробовал больше необычных десертов, чем за всю жизнь до этого. Жуя то лунные пирожные, то гулаб джамун, я рассказывал Рыбкину об увиденном. Как любому человеку, ему было приятно слышать комплименты в адрес своего родного города.
– Вообще-то Петербург – не мой родной город, – поправил он меня, когда я высказал эту мысль вслух.
– Серьезно? А откуда ты?
Феликс хитро прищурился.
– С неба упал. Как не разбился, сам не понимаю.
– Это что, подкат наоборот?
– В смысле?
– Ну, знаешь, раньше пикаперы подходили к девушкам и спрашивали, мол, не больно им было, когда они падали?.. И когда девушки уточняли, откуда, добавили: с неба, вы же явно ангел.
Рыбкин расхохотался, закинув назад голову. Пряжка на «ошейнике», как я продолжал про себя называть его странное украшение, блеснула в свете солнца.
– Пф, Женя. Какая глупость.
– Тем не менее, иногда работало, – оскорбился я. – Ну, лет двенадцать назад. Когда я был в шестом классе, то часто знакомился с девушками на улице.
– В шестом-то классе?! С девочками, ты хотел сказать.
– Нет, с девушками! Мне всегда нравились люди постарше.
– Тогда, подозреваю, твой эпический «подкат» работал потому, что они просто умилялись такому смелому малышу, – осклабился Феликс.
Я моргнул.
Черт. Возможно, он прав.
Я задумался об этом. О своем прошлом, о девушках и о том, как приятно и беззаботно живу в последние дни. Наконец-то. Никакие кошмары меня не посещают. Никакие глаза не смотрят из подворотен, а тени не тянут ко мне длинные руки. Кажется, план с переездом отлично работает.
Хотя психолог, которого я исправно посещал в последние два месяца, двояко отнесся к моему решению пожить в Петербурге.
– С одной стороны, новые впечатления действительно помогут вам отвлечься и забыть о произошедшем, – сказала она на нашем прощальном сеансе. – С другой стороны, я переживаю, что вы можете только усугубить свое одиночество в городе, в котором у вас нет друзей.
– У меня и тут их нет, – я нахмурился.
– Но у вас есть сестра, мама... Коллеги, – терапевт пролистнула журнал, в который иногда записывала что-то во время наших сессий.
Я покачал головой.
Она не понимала. Мое одиночество не мог усугубить какой-то там переезд. Наоборот. Начиная с января меня от семьи отделяла невидимая стена беспокойства. Уехав, я хотя бы о них волноваться перестану. Ну, о том, как их огорчает моё сумасшествие.
Мозгом-то я осознавал, что мне из-за стресса банально привиделось всё, случившееся на последнем концерте. Но вот чувства оставались в раздрае, а тревога зашкаливала так, что я с трудом заставлял себя выходить из дома: всё боялся увидеть чудовищ, выползающих из теней.
Переезд – как обновление. Кнопка restart. Думаю, это очень логично: найти себе новую крышу, раз старая всё равно уехала. Прийти в себя на чужбине, а потом вернуться с триумфом.
Пока что способ, кажется, работает.
Я задумчиво посмотрел в окно, за которым поблескивали под светом фонарей темные воды канала. Шумела листва, распевались соловьи. Феликс уже ушёл к себе, и я один сидел, помешивая ложкой гречишный чай.
Наверное, раз я так хорошо справляюсь, уже можно сделать следующий шаг в самолечении – и взглянуть своим мистическим страхам в глаза.
Я решительно потянулся к телефону и – впервые в Петербурге – запустил приложение, которым иногда пользовался в Москве…
***
Мой будильник завибрировал без десяти семь. Кляня себя за ночные идеи, я все же кое-как соскребся с кровати и поплелся в ванную.
Каково же было мое удивление, когда, приоткрыв дверь в гостиную, я увидел там Феликса. Рыбкин стоял у окна и разговаривал по телефону, рассеянно наматывая на палец шнур от блэк-аут штор. На журнальном столике лежала открытая книга на арабском языке.
За эти дни я успел выяснить, что мой сосед еще и полиглот, что вызвало у меня яростный приступ неуверенности в себе. Причем знает Рыбкин преимущественно достаточно нестандартные наречия. Так, позавчера вечером я слышал, как он говорит с кем-то на финском, а за завтраком он слушал подкаст на японском. «Конничива, семпай», – блеснул скудным лексиконом я, заходя в помещение. И умолк, потому что на этом мои знания, подчерпнутые из аниме, практически заканчивались. Феликс разулыбался и одобрительно щебетнул что-то ужасно длинное в ответ. Я изобразил, что всё понял, хотя не понял ни черта.
Но сейчас Рыбкин говорил на русском языке.
– Да, я согласен с её мнением – он точно из наших. Я не хочу торопиться и давить: мне кажется, это может его шокировать. Нет, я ничего не делаю прямо сейчас не потому, что «злюсь на лишнюю работу», – было слышно, как Феликс нахмурился. – Если честно, всё как раз наоборот. Знаю, это звучит не в моём стиле, но я буду рад стать для него…
Я намеренно громко лязгнул дверной ручкой (ненавижу подслушивать, даже случайно) и Рыбкин, обернувшись, удивленно вскинул брови.
– Я перезвоню, – сказал он в трубку и дал отбой. – Женя, доброе утро! Неужели я разбудил тебя?
– Нет-нет, просто у меня ранняя встреча, – я пошел на кухню и на мгновение непонимающе остановился на пороге.
На столе на длинном серебряном блюде, застеленным мхом, покоился стеклянный черный меч, от лезвия которого поднимался такой же черный пар.
– Это тоже биоарт?.. – ошарашенно моргнул я.
– Да тут вроде нет биологических элементов, – Феликс подошел и задумчиво встал рядом со мной, качнулся с пяток на мыски. – Просто артефакт для очередного проекта.
Я был совершенно очарован.
– У него есть название?
– У меча-то? В целом такие штуки называются проклятое оружие. Конкретно этому клинку я не давал имени. Но если хочешь, его можешь дать ему ты, – Рыбкин улыбнулся. – Я не против.
Вообще-то я имел в виду название из разряда «клеймор» и «фламберг» (я не разбираюсь в оружии), но не стал поправлять его. Просто еще раз посмотрел на меч, потом на Феликса, который даже в домашней полосатой пижаме выглядел, как поп-звезда, снова на меч – и наконец вынужден был признать:
– У тебя классная работа.
– Ты даже не представляешь, насколько, – подмигнул Рыбкин. – Хотя иногда мне кажется, что с ней я не доживу не то что до пенсии – до следующего отпуска.
Экран его телефона засветился, и он вздохнул, увидев имя «Гавриил».
– Прости, надо ответить, – извинившись, Рыбкин ушел в свою комнату.
Я протянул руку к мечу и... Отпрыгнул от стола на добрый метр, когда пар неожиданно потянулся ко мне влажными щупальцами. Ух. Мой сосед – гений своего дела.
Я попил воды и вернулся в спальню, чтобы собраться. Уже когда я в прихожей натягивал кеды, Феликс вышел из своей комнаты. Взглянув на меня, он присвистнул.
– Да ты приоделся!
– Просто вспомнил, что у меня есть пиджак.
– Больше не забывай об этом, – одобрительно кивнул Феликс. – Тебе идет.
Не то что бы я нуждалась в его оценке, но все же было приятно. Я метнул быстрый взгляд в зеркало и поправил отросшие темные волосы, все норовящие попасть в глаза.
– Надеюсь, там, куда я иду, тоже оценят.
Моё бормотание достигло ушей Рыбкина, и он тотчас с любопытством сощурился:
– А куда ты?
– На свидание.
Пауза. Феликс открыл рот, затем непонимающе закрыл его и уставился на часы.
– И чем же вы будете заниматься в, кхм, восемь утра? – спросил он с глубочайшим сомнением.
– Гулять.
Феликс посмотрел на меня, как на идиота.
– Ты ведь понимаешь, что девушка – не собака? Слово «гулять» не будет вызывать у нее экстаз по умолчанию.
– Это была ее идея! – вспыхнул я и выскользнул на лестничную площадку.
Уже когда я был на первом этаже, Феликс перевесился через перила и окликнул меня:
– Эй! Какое имя ты дашь клинку?
– Пусть будет Людвиг.
– Э-э-э, Бетховен?.. Почему?..
– Он должен быть глух к мольбам врагов, – торжественно сообщил я, и Феликс закашлялся, от неожиданности поперхнувшись кофе.
– Какой ты кровожадный, оказывается... А девушку все же покорми! – крикнул он, и дверь парадной поддержала его слова, громко хлопнув мне вслед.
***
Я и вправду шел на свидание. И девушка по имени Анна, с которой я ночью познакомился в приложении, действительно сама предложила весьма нестандартную программу.
Хотя первым шагом в эту сторону было моё сообщение, в котором я признался, что был бы не прочь узнать побольше о мистической стороне Петербурга. Тут же полно мрачных городских легенд, оккультных местечек и страшилок, верно?
«Верно, – ответила Анна. – Если хочешь, я покажу тебе несколько атмосферных локаций: я очень люблю такие вещи».
Я незамедлительно согласился.
«На первую из них лучше пойти утром, пока там никого нет: сможем сделать кое-что интересное. Ты готов проснуться пораньше?»
Вот и получилось, что пока добрая половина горожан отправлялась в офисы или на учебу, а Феликс пил кофе и завтракал, я своём в модном пиджаке целенаправленно ехал на кладбище.
«Я почти исцелился, – с удовлетворением думал я. – Сегодня мы с Анной обойдем кучу жутких мест, я уверюсь, что мои нервы в порядке, а магии, конечно же, не существует».
****
Я вернулся домой с чувством глубокого удовлетворения и приятно кружащейся головой.
Всё прошло, как нужно. Мы с Анной посетили кучу жутких мест: и Боровой мост, где в начале XX века люди массово заканчивали жизни самоубийствами, и аптеку Пеля, возле которой жил грифон, и заброшенный двор, в котором вороны заклевали ребенка, и теперь его призрак ночами плачет там и стучится в окна одиноких жильцов. И еще пару мест: день получился длинным.
У меня не случилось ни галлюцинаций, ни приступов паники. Кажется, я здоров. Ура! Да здравствует новый Женя. Настроение было таким приподнятым, что я даже стал напевать себе под нос.