Я сглотнул.
– Это… Частая история в магическом мире?
– Единственная. То есть первая и, к счастью, последняя. Через пару лет после его освобождения картель этих сволочей удалось разоблачить. Сейчас глава картеля и его помощник, придумавший этот чудовищный план с живым проклятым оружием, сидят в Беззвёздной Тюрьме на пожизненном заключении.
Я покачал головой.
Скажи мне кто-нибудь еще прошлым летом, что я буду гулять по Небесам и обсуждать с двуногой золотой рыбкой, как девушка моей мечты украла у работорговцев выращенное ими живое оружие из оборотня-цветка… Ох. Я бы посоветовал этому человеку поскорее обратиться к психологу. А лучше сразу к психиатру.
– Ты не рассказала самого главного, – спохватился я. – Почему Инге становится плохо, если Эрантис применяет свои силы?
– Ах, да. Из-за того, как кустарно и в каком полумертвом состоянии эти двое заключали контракт, в нем что-то пошло не так. Это выяснилось позднее. Их связь оказалась с пробоинами. Когда Эрантис колдует, он использует не свою энергию, а Инги. Поэтому он и отказывается делать что-либо без очень веской причины или её прямого приказа. Никакая гипотетическая справедливость и безопасность городских улиц не волнует его, в отличие от благополучия госпожи.
– Я его понимаю, – быстро кивнул я. И, смутившись, добавил: – А он… ну… влюблен в нее, как думаешь?
Феликс прищурился, хитро глядя на меня.
– Ну ты и газуешь. Совсем не стесняешься спрашивать о таких вещах! Кто бы мог подумать, что робкий пианист может так упрямо переть к своей романтической цели? Кстати, когда ты вообще успел втрескаться в Ингу? Ты всегда стремительно влюбляешься в новые лица – или у старых знакомых тоже может быть шанс?..
– Ты ответишь на мой вопрос или нет? – пробурчал я, покраснев до корней волос.
У Феликса был эдакий режим очаровательного золотистого шарика света, сотканного из чистого любопытства, и мне было страшно смотреть на него, когда он начинал вести себя так. Он слепил и сбивал с толку.
Рыбкин смилостивился.
– Душа Эрантиса – такие потемки, что даже демонам не снилось. Так что понятия не имею.
Я тяжело вздохнул.
М-да. Эрантис будет чертовски сильным конкурентом в моей битве за расположение Инги… Мне нужно как следует постараться, чтобы обойти его. А вдруг они уже встречаются, просто не показывают этого на людях? Вдруг прямо сейчас Эрантис притащил своё госпожу домой, и…
Моё воображение уже понесло куда-то не туда, когда радостный вопль Феликса вернул меня в реальность:
– О, вот и портал в Петербург. Милая кроватка, скорее бы с тобой встретиться!..
Мы подошли к порталу. Здесь он представлял собой большую, широкую арку. В отличие от большинства порталов, этот все время находился в активированном состоянии – в арке бурлила магия. Светало. Розоватые лучи уже освещали верхушки небесных дворцов. Феликс повернулся ко мне и улыбнулся такой теплой улыбкой, что я чуть не заплакал: все время забываю, какой этот гад красивый. А потом шутливо сложил руки на груди – а-ля покойник – и упал в портал спиной вперед, как в бассейн.
Вот дурачина...
Перед тем, как нырнуть вслед за ним, я оглянулся и еще раз полюбовался Небесными Чертогами. Это действительно был длинный, очень длинный день. Столько новых знаний о ребятах, которые уже каким-то образом успели стать важной частью моей жизни. Столько удивительных мест – надеюсь, мне будут сниться прогулки по этим мозаичным мостовым и кедровым рощам. Даже участие в погоне за преступниками!..
Такое ощущение, будто сейчас я прохожу некий тест на принадлежность. Магический мир Небесных Чертогов пока не хочет принимать меня, но я готов сам идти ему навстречу. Несмотря на свой темный дар, я твёрдо намереваюсь стать здесь «своим». Раскрыть свой потенциал, занять своё место и, самое главное, – стать нужным.
– Вы мне нравитесь, Чертоги, – прошептал я, следя за полетом стаи белоснежных птиц в пионовом рассветном небе. – Я верю, что я вам тоже однажды понравлюсь.
И я шагнул в портал.
От автора я обожаю Ингу и Эрантиса. Сначала я вообще не хотела рассказывать в книге их бэкстори, просто думала поставить читателей перед фактом такой связи в настоящем таймлайне - все. Но я люблю героев и их отношения больше, чем сюжеты)))) Поэтому с огромным кайфом придумывала эту главу! И вообще, вся 4 арка Небесных Чертогов на сегодня – моя любимая) Дайте знать в комментариях, если вам тоже она откликнулась))) Или какая арка-фаворит у вас?
19. Тебе это ближе. Арка войны банд
– Женя? Ты правда думаешь, что если просто поспишь на учебнике, то знания сами просочатся тебе в голову?
Я вздрогнул от прозвучавшего над самым ухом голоса Феликса. Рыбкин шутливо стукнул меня по затылку, и я поднял голову от рабочего стола, за которым так бесславно отключился.
– Уже утро?.. – сонно пробормотал я.
– Уже час дня, – со значением поправил Феликс. – Фу, у тебя слюна течет, ты что, сенбернар?
Я вспыхнул и утер рот. За окном, действительно, разливался лимонадной свежестью и пузырился солнечными бликами ясный летний день. Скакали воробьи на ветвях тополя, растущего прямо возле дома. Что-то важно вещал туристам гид, водящий их по разноцветным мостам. С нашего визита в Небесные Чертоги прошло чуть больше недели.
За это время мы успешно спасли город от одного проклятого духа и одной проклятой куклы (заодно арестовав её чокнутого создателя). Я увидел Феликса в бою, а сам имел возможность зачаровать проклятого своей музыкой. И да! Это я был человеком, который позавчера заговаривал трещины в метро! Волнующий опыт!
Сейчас Феликс, одетый в золотые, Господи прости, джинсы и футболку модного покроясамоуверенно взял книгу, на которой я спал. Вгляделся в текст и цокнул языком.
– Ты не добрался даже до третьей главы. Неуч!
– Потому что я читаю внимательно, а не как некоторые, – пробубнил я оскорбленно и, зевая, поплелся в ванную – умываться.
– Я тоже читаю внимательно! – уверенно крикнул Рыбкин мне вслед. – Просто еще и быстро.
Это была правда. Несмотря на свой легкомысленный облик, Феликс умел сосредотачиваться так, что проглатывал толстую книгу за вечер. Я сначала думал, он читает по диагонали и упускает две трети информации. Но, проэкзаменовав его пару раз, вынужден был признать, что он действительно все запоминает.
Еще один повод завидовать слишком блестящему колдуну Феликсу Рыбкину.
Предыдущий повод появился у меня вчера, когда мы отправились на вечеринку студентов-колдунов, приехавших сюда из Москвы на стажировку. Гавриил попросил нас познакомиться с ними, пообщаться и заодно приглядеть, как бы они чего ни учудили. Их было человек пятнадцать, они сдвинули столы в одном из атмосферных баров в районе Кирочной улицы и гудели так, словно были представителями улья.
Мои социальные навыки всегда оставляли желать лучше, но в этот раз я последовательно бил все антирекорды коммуникации.
Я не запомнил ни одного имени. Я путал лица. Мне нравилось сидеть в уголке и слушать колдунов, как подкаст, но эти бешеные экстраверты полагали, что я страдаю, раз молчу, и потому считали себя обязанными общаться со мной. Я отвечал то слишком тихо, то слишком громко; то слишком коротко, то слишком долго.
Я не понимал, как мне следует вести себя с ними – с теми, для кого я теперь был уважаемымгосподиномстражем. Я должен выглядеть крутым и недосягаемым? Умудренным опытом и снисходительным? Или таинственным, укутанным своей ответственностью, словно мантией?
Понятия не имею, как до́лжно было. На деле я казался себя яйцом, разбитым не на той сковородке и теперь медленно поджаривающимся от неловкости.
Ну а Феликс блистал. Клянусь, я бы не хотел буквально оказаться на его месте – в самом центре компании, под перестрелкой взглядов, но я бы точно не отказался чувствовать такие же удовольствие, легкость и радость, какие были написаны на его улыбающемся лице. Он ко всем мог найти подход и, люди, болтая с ним, словно наполнялись золотистым светом изнутри.
Феликс Рыбкин.Первый страж Адмиралтейского и Васильеостровских районов.
Я тайком смотрел на него, вздыхал и думал, что завидую его теплу и доброте.
Мне всегда было интересно, в каких условиях нужно взрослеть, чтобы в итоге оказаться настолько открытым. Мой опыт общения с подобными людьми показывал, что большинство из них росли со стойким ощущением безопасности мира. «Мир добр и рад тебе, люди – хорошие», – словно было прописано у них в установочном файле. И поэтому, соприкасаясь с этим миром и этими людьми, они расцветали и наполнялись энергией. Жизнь была их игровой площадкой, а люди – друзьями в песочнице, и, конечно, они обожали играть.
Я же был устроен иначе.
Я рос с ощущением, что мир – это очень холодное место, полное неприятных и кусачих бытовых конфликтов. Ничего сверхдраматичного, но… Нужно постоянно держать себя в руках, постоянно прятать свои мысли и чувства, иначе «что о нас люди подумают». Нужно быть как все, но при этом если эти «все» пойдут прыгать с крыши, мне самому стоит пойти к учительнице. Хотя быть доносчиком плохо. Однако если ты доносишь взрослым на детей – уже хорошо, потому что ты как бы на стороне добра. Но почему это «добро» всегда выглядит, как несчастная женщина лет сорока с заплаканными глазами? И в какой момент осмотрительность становится просто трусостью: и опасность ты видишь даже в прыжке с обычной скамейки в снег?
Мир, полный противоречий. И люди – их главные проповедники.
Иногда я вообще не понимаю, как дорос до своих двадцати трех и не свихнулся – столько контрадикторных правил умещались в моей голове.
Интересно, впишется ли Феликс в мою концепцию о «безопасном» детстве как залоге его открытости? Он говорил, что в годы в Академии какое-то время был изгоем – но ведь в Академию поступают только в семнадцать лет. А чем Рыбкин занимался до этого?
Надо будет расспросить его.