кто они такие.
– Если бы я раньше знал, что призраки так быстро всё забывают!.. – продолжал Сигвард. – Я понял, что моя память слабеет, уже когда было поздно, не получилось бы вести дневниковые записи: мне удавалось вспомнить лишь то, что у меня была команда, и что мне были важны эти люди. Обрывки смеха, блеск глаз в свете зари, теплое дыхание пса у ног – все это кануло в Лету. Осталась только ноющая пустота там, где раньше были лица. Проклятье той молодой матери не даёт мне забыть о своём преступлении и о сценах их смертей, но о самих товарищах я не помню ничего. Это мучительно. Я хочу вспомнить – напоследок.
– Напоследок?.. – Клугге прищурился, его обычная непроницаемость на миг дала трещину, пропустив искру интереса.
– Да. Потому что вторая часть обещания Танасия заключалась в том, что он освободит меня от проклятья.
– То есть убьёт.
Я судорожно вздохнул.
– Верно, – кивнул капитан Юхан Сигвард.
Черт.Это было… очень логично. Но бесконечно грустно. И как-то опустошающе, что ли: как осенний дождь, бьющий по пустому причалу.
Между нами повисла тяжелая, как мокрая рыбацкая сеть, тишина.
– Хотите, мы найдём фотографии в архиве? – неожиданно предложил я, чувствуя, как слова вылетают раньше, чем я успеваю их обдумать, подгоняемые внезапным порывом. – Приозерск не так далеко от Кирьявалахти. Я думаю, я вполне могу съездить туда.
Сигвард уставился на меня из-под кустистых бровей, словно пытаясь разглядеть в моём лице подвох. Я тотчас смутился.
– В смысле, конечно, есть шанс, что это долгая работа, и, может быть, демон вообще-то не обманул вас, а до сих пор ищет информацию – и тогда я просто встречу его в архиве, и мы придём к вам вместе с ним, и…
Я тарабанил, как чокнутый, потому что вдруг понял: сказал «А», говори и «Б». Пообещал фотографии – пообещай и освободить капитана. А решение об очищении корабля стоило принимать явно не мне, а Клугге – человеку, чьи глаза сейчас были холодны, как лезвие меча перед замахом.
С легким вздохом Айземанн перебил мои жалкие лепетания. Он снова посмотрел на Сигварда, и в его взгляде уже не было прежней отстраненности – только спокойная решимость.
– Вторую часть обещания демона мы тоже сможем взять на себя, – твердо сказал он.
И тогда я вздрогнул, а Сигвард тихо, с облегчением вздохнул и закрыл глаза.
***
По дороге обратно в Кирьвалахти озеро казалось тихим и умиротворенным. Я извинился перед Клугге за то, что, фигурально выражаясь, полез поперек батьки со своими предложениями помощи капитану.
– Это было единственным правильным решением, – пожал плечами тот. – Нас с тобой наняли, чтобы мы разобрались с проблемой проклятого корабля, и мы это сделаем.
Я зажмурился от облегчения. Ура-ура, Айземанн не считает меня врагом или идиотом!
– А как поступим с Танасием? – приободрившись, спросил я и сразу же, пока Клугге даже не успел ответить, вывалил на него всю информацию насчет зеленоволосого демона.
– Хм. Об этом мне нужно будет сообщить в Небесные Чертоги, ведь следствие уже открыто – и должно остаться в их юрисдикции.
Когда мы вернулись, Веналайнен спал – его могучий храп разносился на весь дом. Клугге пожелал мне доброй ночи и удалился к себе.
Я же чувствовал, что мне нужно отправиться в другое место. А именно – к реке. Что-то подсказывало, что стоит провести еще один разговор, прежде чем я смогу с чистой совестью лечь спать.
Утро уже подкрадывалось к Кирьявалхти.
Проснулись птицы: пели так витиевато, словно вышивали серебряными нитями-голосами на полотне малинового неба. Деревушка еще дремала, укутанная в переливающийся перламутром шелк тумана, но первые лучи солнца уже золотили кончики острых крыш, будто припудривая их волшебной корицей. Воздух пах мхом, мёдом и чем-то таким древним, название чему можно было найти разве что в забытых языках.
Я увидел Юми издалека.
Голубая макушка русала, как поплавок, торчала над рекой, и я подумал: а ему вообще не холодно? И что он и ему подобные делают зимой, которая на Ладожском озере и в окрестностях явно не отличается мягким климатом? Вопрос почти такой же дурацкий и, в то же время, захватывающий внимание, как проблема уток в Центральном парке, поднятая Холденом Колфилдом[1].
Отчего-то Юми вместо того, чтобы дождаться меня, с плеском махнул хвостом и поплыл прочь – хотя он явно ждал моего появления. Орать «эй, погоди!» в рассветной тишине показалось мне кощунством, и я просто последовал за ним, позволяя русалу стать моим проводником. Надеюсь, не Виргилием.
Он уплывал всё дальше, а утренняя волшебная фауна Кирьявалахти постепенно заступала на смену вместо ночной. Пропали светящиеся бабочки, зато появились крохотные пучеглазые феечки, источающие аромат лесных ягод и карамели, одну из которых я по ошибке чуть не прихлопнул, приняв за комара. Они с любопытством летали вокруг меня, оставляя в воздухе золотистую пыльцу. Цветочные феи? Радует, что их не отпугивает мой запах «проклятой твари», замеченный мастером Веналайненом.
Наконец Юми остановился, поднырнув под поваленным стволом дерева и выплыв в небольшое озерцо, окруженное плакучими ивами. По берегам цвели нежно-голубые незабудки.
– Это мой дом, – сказал русал, когда я приблизился.
И достал из дупла дерева две глиняных чашки, чайник с ароматным травяным чаем и тряпичный кулёк, в котором нашлось рассыпчатое печенье.
Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать.
– Я ждал тебя и заранее приготовил нам завтрак, – немного заискивающе улыбнулся русал. Он явно нервничал. – Ну… Попросил, точнее. Мне иногда дают еду местные жители, если я жду гостей. Сам-то я чаще ем рыбу и водоросли.
– Спасибо, Юми, – с теплотой в голосе сказал я, по-турецки садясь на мягкую, влажную от росы траву и принимая чашку с чаем.
А потом, не выдержав разлитой в воздухе тревоги, из-за которой было сложно дышать, быстро выпалил:
– Чтобы ты знал, меня сюда позвали не за тем, чтобы я убил Юхана Сигварда. Но он… сам просит лишить его жизни.
Юми вскрикнул и закрыл лицо руками.
– Черт! – жалобно взвыл он мгновение спустя и ненадолго ушел под воду. – Черт! Ну почему?!
Это было похоже на истерику очень расстроенного подростка.
Я начал объяснять, что Сигвард устал от своего проклятья. Думаю, мой голос звучал слегка механически, потому что в глубине души я не мог поверить в то, что можно находиться в своём уме и хотеть добровольно покинуть этот мир.
Как там? Сытый голодного не разумеет. И вроде понятно, что движет Юханом, а все же появляются возражения вроде – да ладно, капитан, если мы с Клугге убьём тварей, ты же будешь куда более свободен! Найди себе хобби! Найди новый смысл жизни! Найди… я не знаю… работу! Зачем уходить? Пусть ты веришь в «круг перерождений» – зачем заводить новую игру, если эта еще не закончилась? Неужели ты такой слабак?
Схожие мысли озвучивал и Юми, который почему-то пытался убедить меня, что Сигвард совершает ошибку. Словно у меня было право решающего голоса.
– Скажи об этом ему сам, – посоветовал я. – Поплыли в следующий раз с нами.
– Я не могу! – мгновенно побледнел русал. – Я же предал его; я не смею взглянуть ему в лицо!
– Как именно ты его предал?
Юми опустил голову. А потом указал пальцем на мою чашку и нарочито увлеченно защебетал:
– Ой, смотри, у тебя фея сидит на каемке. Осторожно – не выпей её вместе с чаем; а то все остальные на тебя ополчатся и подговорят цветы испускать ядовитый пар – вся деревня поляжет, как миленькая!
– Ты тему не переводи! – нахмурился я, но, тем не менее, на всякий случай отставил чашку на землю. – Юми! Посмотри мне в глаза и скажи, что у вас случилось с Юханом Сигвардом?
Русал, весь из себя такой болтливый и игривый, сейчас был похож на поникший цветок.
– По правде говоря, я предал его дважды, – Юми стал нервно заплетать свои длиннющие влажные волосы в косы. – Первый раз – когда покинул его. Я же сказал тебе, что он спас меня из рыбацких сетей, верно? После этого я долгое время плавал вслед за кораблем. Капитан Сигвард ругался на меня, обзывал «липучкой», но в то же время всегда подсказывал, где лучше ловить рыбу, и учил всему понемногу. Помню, как он сбрасывал мне веревки и показывал мне узлы, ворча, что у меня вместо пальцев – лапша. Или как мы спорили о звездах, и он рассказывал морские байки, от которых захватывало дух. При этом он почти ничего не знал о магическом мире; тут я поведал ему обо всём. Мне казалось, что в какой-то момент мы стали почти семьей. Я даже начал называть его «дядей Сигвардом», и, хотя он неизменно ворчал, мне казалось, что все же ему приятно. Обычно я звал его, чтобы поболтать, но всё чаще он сам окликал меня и заводил беседы о чем-либо. Я так привык к нашим разговорам и тому, что всегда могу получить совет, что чувствовал себя почти в такой же безопасности, как в бытность икринкой – даже несмотря на то, что населявшие корабль твари всегда смотрели на меня и облизывались, надеясь, что однажды я поднимусь на палубу – и она меня сожрут. Все было хорошо. Но однажды капитан вдруг начал гнать меня прочь. «Хватит уже околачиваться подле меня и мешать мне спокойно жить, глупая ты рыба! У меня уже уши в трубочку сворачиваются от твоей болтовни! Уплывай отсюда, и чтобы я больше тебя не видел! Где ты там хотел побывать? В Сумрачном Городе? Поесть токпокки[2]? Вот и катись к демонам!»
Юми с хрустом почесал макушку и тяжело вздохнул.
– Знаешь, Женя, я, конечно, не самый острый карандашик в пенале, но даже моего ума хватило на то, чтобы понять – капитан прогоняет меня из заботы. Наверное, у меня слишком загорались глаза, когда я рассказывал ему о мире, о своих мечтах и планах. Вот он и решил, что я зря трачу с ним время. Я не был согласен. Я объяснял, что мы, русалы, живём очень долго, что я вполне могу позволить себе еще несколько лет провести с кораблем! Но знаешь, что сказал Сигвард?
– Что?
Порыв ветра прошелестел ветвями плакучих ив, и в воздухе закружились зеленые листья, похожие на лепестки.