– Вот это конструктивный разговор… Ты же общался с человеком, которого содержали в соседней бытовке? Вот и доложи всё, что о нём знаешь.
– А что про него докладывать? Парень как парень. Спокойный такой, вежливый, никто его за шкирку к нам не тащил, сам пришёл со своей сумкой. Мы с мужиками даже подумали, что он просто переночевать на пару дней сюда попросился…
– Сам пришёл или его кто-то привёл? Что за люди?
– Один из наших. Ну, тот, который четвёртым с нами жил. Но и о нём ничего особенного сказать не могу, потому что он сам подселился в нашу бытовку всего несколько дней назад и ни с кем из нас вообще не разговаривал. Да и видно было, что он не из наших – хиляк какой-то, не похож на работягу.
– Как думаешь, это знакомый Вольфа Шварца?
– Да кто ж его знает! Но Вольфа с ним ни разу не видел.
– У кого же он на постой просился?
– Понятия не имею. Может, просто по нахалке вселился, а кто из нас троих с ним спорить станет? Захотел среди нас пожить – живи на здоровье, места всем хватит.
– Где он ключ взял от входной двери?
– У меня был запасной, я ему и дал. Не ночевать же парню на улице!
– Какой он из себя?
– Говорю же, что дохлый какой-то. Совсем как пацан, но не сильно молодой. Физиономия у него постная, будто он не от мира сего. И одет странно…
– Что в его одежде странного?
– Не знаю. Но мы так не одеваемся.
– У него случайно не было на груди эмблемы с филином и песочными часами, и чтобы в часах песок пересыпался?
– Чего не было, того не было. А может, просто не обратил внимания…
8
Больше часа мы с Лёхой слово за словом вытягиваем из Петра информацию о том, что происходило с моим сыном. Выясняется, что привёл его в бытовку именно четвёртый их компаньон, который был одет в почти такую же униформу, как и мой убитый собеседник, только филина с часами на груди у него никто не заметил. Но пообщаться с сыном ни Петру, ни его соседям по комнате не удалось.
– Что ещё можешь рассказать о вашем четвёртом жильце? – не успокаивается Лёха. – Он же о чём-то говорил с вами? Не может быть, чтобы всё время молчал.
– Он даже не смотрел в нашу сторону, – машет рукой Петро, – мы с ним и перебросились-то всего парой слов. Кто он и откуда, не сказал, а поглядывал на нас, будто пан на холопов. Мы с молдаванином собирались ему морду при случае набить, если будет продолжать в том же духе, но он быстро исчез и больше не появлялся.
– Как сам считаешь, откуда он мог быть? – интересуется Лёха. – Украина, Россия, Средняя Азия или ещё откуда-нибудь?
– Не знаю, – пожимает плечами Петро, – но только не наш он, не рабочая косточка. Да и вообще, какой-то тип подозрительный.
– Почему ты так решил? – тут же становится в стойку Лёха.
– Так мне показалось. А ночевал он у нас всего две ночи. Больше его никто не видел.
– Где же он теперь может прятаться?
– Ты это у меня спрашиваешь? – впервые за всё время Петро кисло улыбается. – Всё, начальник, устал я. Нечего мне тебе больше сказать. В камеру хочу, назад, на нары!
– Какие тебе тут нары? – сразу заводится Штрудель. – Домой вернёшься – там тебя действительно нары ждут!
– Только не надо про дом, – сразу мрачнеет Петро, – разбомбили мой дом…
– А семья твоя где сегодня живёт? – спрашиваю я.
– Жена и дочка в том доме остались…
Лёха тут же сбрасывает обороты:
– Ты так спокойно говоришь об этом, будто…
– Вот только не надо меня ни в чём укорять! И жалеть не надо! – перебивает его Петро. – Я мог бы взять в руки автомат и пойти убивать… только кого?! Таких же людей, как сам, у которых тоже, может быть, родные погибли?! Своих же братьев убивать – самое гнилое дело…
– А кто для тебя свои?
– Да уже и не поймёшь!.. Поэтому всё бросил и приехал сюда, подальше от войны. И не деньги для меня главное…
– Подальше от войны… От неё разве убежишь? – задумчиво повторяет Лёха и вопросительно смотрит на меня. – Пожалуй, можно заканчивать. У тебя есть ещё вопросы?
Отрицательно мотаю головой, и украинца уводят.
– Поехали, осмотрим бытовку, в которой держали сына, и комнату нелегалов, – вздыхаю и тру виски, которые уже давно гудят. – Может, какие-нибудь зацепки там остались.
Штрудель лениво глядит на часы и бормочет:
– Всё, что было в бытовке, мы уже забрали. Сумка с компьютером Ильи, тарелки и стаканы, из которых он ел и пил, даже простыню с матраца, на котором спал, – всё это сейчас в нашей лаборатории. Подтвердится, что пленником был действительно Илья – вернём тебе его вещи.
– Хотелось бы самому посмотреть место, на котором ночевал этот четвёртый человечек. Что-то он у меня повышенный интерес вызывает.
– Я тебя понимаю, – по-прежнему мнётся Лёха. – Но там всё сейчас опечатано.
– Распечатаем…
У дверей Лёхиного кабинета чинно восседают на стульях два пожилых джентльмена. Один из них – маленький румяный старик с близко посаженными хитрыми глазками и сладкой улыбочкой – тотчас подскакивает и протягивает Лёхе руку:
– Позвольте представиться – Вольф Шварц, предприниматель и владелец здания бывшего завода металлоконструкций. Меня просили срочно приехать к вам в управление, но что за причина, так и не сказали. Со мною мой адвокат.
Лёха вопросительно глядит на меня:
– Я, наверное, останусь побеседовать с господином Шварцем и его адвокатом, а ты, Даник, езжай сам. Тебе дать кого-то из полицейских в сопровождающие?
– Не надо, сам справлюсь.
Наверное, стоило бы поприсутствовать при беседе с хозяином завода, хотя Лёха и без меня прекрасно вытащит из этого хитрого жучка, явившегося сюда сразу с адвокатом, всё, что необходимо. Тем более, что беседа будет наверняка больше формальной и протокольной, чем полезной для поисков сына, ведь всё это время Шварца в городе действительно не было, и вряд ли он в курсе происходящего на его закрытом заводике. Хотя, с другой стороны, всех, кто ночует у него в подсобках и кому выдавал ключи от входной двери, знать должен.
– Простите, вас назвали Даником? – неожиданно интересуется у меня Шварц по-русски. – Я не ослышался?
– Для кого Даник, а для кого Даниэль, – неохотно отвечаю ему.
Не люблю панибратства со стороны незнакомых людей, тем более, если они с первого взгляда не вызывают во мне симпатии.
– А фамилия ваша случайно не Штеглер? – не обращая внимания на моё недовольство, спрашивает Шварц.
– Случайно Штеглер. Откуда вы мою фамилию знаете?
– Долгая история. Но нам с вами нужно обязательно встретиться в приватной обстановке и кое-что обсудить. Уверяю, вам это будет крайне интересно.
– О чём мне с вами разговаривать? Мы же совершенно не знакомы! – тут уже приходит черёд удивляться мне.
– Если подождёте окончания нашей протокольной беседы с господином начальником полиции, то тогда всё и узнаете, – Шварц хитро усмехается и даже потирает от удовольствия свои маленькие холёные ладошки. – Мы могли бы, скажем, посидеть потом в каком-нибудь кафе и выпить по чашечке кофе… Вы кофе любите? Уверяю, этот разговор более необходим вам, чем мне…
Всё это время Лёха с интересом вслушивается в наш диалог и с удивлением поглядывает то на меня, то на разорившегося промышленника.
– Между прочим, – напоминает он, – если то, что вы собираетесь сообщить господину Штеглеру, как-то связано с пропажей его сына, то этот разговор лучше провести в моём кабинете и в моём присутствии.
– От вас, уважаемый господин майор, – разводит руками хитрый лис, – у меня никаких секретов нет и быть не может. Если тема нашей беседы и связана с пропажей мальчика, то очень отдалённо. Вам это потом и сам господин Штеглер подтвердит. Но мне кажется, что в конфиденциальности нашего диалога будет заинтересован в первую очередь именно он…
– Ничего не понимаю, – разводит Штрудель руками, – господин Шварц, вам не кажется, что вы находитесь в полиции, а не на вечеринке, где все друг с другом свободно шушукаются? И вы это позволяете себе в присутствии начальника этого заведения!
Чувствую, что сейчас Лёха разойдётся не на шутку. Дружба дружбой, но начальнические погоны иногда требуют сдвигать брови даже в присутствии самых близких людей. А мне сейчас только не хватает успокаивать его вместо того, чтобы заниматься своими делами!
– Слушай, – легонько похлопываю его по руке, – я всё-таки поеду и посмотрю бытовки, а вы тут общайтесь, разбирайтесь во всех вопросах, может, и последующей «приватной» беседы со мной не понадобится. А через час я, надеюсь, вернусь. Тогда посмотрим.
И поскорее исчезаю, чтобы не передумать, хотя – признаюсь откровенно – мне уже больше хочется и в самом деле посидеть с этим Шварцем. По пустякам интересоваться моей особой этот странный тип вряд ли стал бы. До последнего времени такого не случалось, а тут один незнакомец за другим, одна загадка за другой…
Промзона – местечко не для слабонервных. Каждый раз, когда попадаю сюда, мне почему-то кажется, что кто-то недобро подглядывает за мной из-за угла и всё время нашёптывает в уши: зачем ты здесь? Какого рожна явился? И хоть тут внешне всё, как повсюду в городе, – полно всевозможных мебельных салонов, ресторанчиков, автомобильных мастерских, маленьких заводиков, – долго находиться здесь не получается. Да и не хочется. Словно сама атмосфера подсказывает: сделал, дружок, своё дело – гуляй отсюда. Не твоё это место, чужой ты тут…
Бывший завод Шварца – длинный грязно-жёлтый корпус, огороженный глухим ржавым забором с покосившимися, давно просевшими воротами. Двухэтажное административное здание, вплотную примыкающее к корпусу, выглядывает на проезжую часть улицы четырьмя подслеповатыми, пыльными окнами. Невысокое крыльцо ведёт к рыжей облупившейся двери, которую сопровождающий меня полицейский, молодой сухощавый эфиоп, открывает с трудом: ключ заедает в замке, и дверь, как и ворота, просела на петлях. Но мы всё равно оказываемся внутри, и парнишке, чувствую, это тоже не очень нравится. Побаивается, что ли, громадного нежилого помещения, где вполне могут и черти водиться?