— Я что-то не пойму, Любаша, — вдруг сказала Наташа после того, как вымыла подруге голову и накрутила ей чалму из мягкого полотенца. — Ты так говоришь иногда про этих Стражников, как будто они настоящие колдуны, ведьмы и вампиры. Ты что — в самом деле веришь?
Любочка стряхнула полотенце с волос и взяла с полочки расческу.
— Не знаю, Наташка, — пробормотала она, разглядывая в зеркале свою растерянную физиономию, облепленную мокрыми прядями. — То я думаю, что они обыкновенные бандиты и запугивают людей. То мне кажется: не бывает же дыма без огня. Столько народу верит в этих Стражников. А вдруг там и правда что-то из потустороннего мира. Так ничего не поймешь, надо на них посмотреть.
— Ну вот, — сказала на это Наташа, — еще одна свихнулась. Недаром говорят, что сумасшествие заразно.
Она отобрала у подруги расческу и включила фен.
— Алешкиного колдуна звали по-другому. Вольдас. А этого — как, ты говоришь? — громко спросила она, пытаясь перекричать жужжание фена.
— Не помню, что-то мудреное, — крикнула в ответ Любочка. — Подвинь-ка мне сумку мою. Ага, спасибо. Вот — За-а-тар.
Марина Станиславовна Борисоглебская, дама приятная во всех отношениях, но с характером, как и подобает руководителю модного салона красоты, конечно, не роняла себя до того, чтобы играть в казаки-разбойники, как ее легкомысленные подчиненные Люба, Лена и Наташа. Но время от времени она снисходительно демонстрировала этим писклявым Шерлокам Холмсам, как надо добывать нужные сведения.
Именно Марина Станиславовна сразу выяснила имя и адрес Любочкиного клиента, который внезапно исчез, оставив вместо себя двойника. Если бы не она, эти соплюхи так бы и сидели, кудахтая и гадая, как же разыскать Вадима Григорьевича, если о нем, кроме имени, ничего не известно. И никакого бы расследования у них не получилось.
Узнать координаты подозрительного посетителя Марине помог Барабас, пожилой участковый милиционер, с которым она как бы кокетничала, а он в ответ как бы пытался за ней ухаживать. На самом деле эта кадриль сглаживала неловкость от их простых, как два рубля, деловых отношений: салон платил Барабасу за «крышу», а тот следил, чтобы на «Шпильку» никто другой не наезжал, и вообще «приглядывал». Обе стороны были друг другом премного довольны — Барабас вел себя умеренно, не борзел и лишнего не брал, к тому же по-человечески симпатизировал «красавицам» из салона. Дело двойников не обошлось без его участия, как ни пытались Люба с подругами сохранить свое расследование в тайне.
В свое время Барбаросс, как официально звучало его прозвище, служил на Петровке, и обмануть его было трудно. Когда в салоне разбили стекло, он сразу понял, что дело нечисто, но не стал дергать «красавиц», особенно в присутствии молодого заносчивого коллеги. Он лишь пометил себе в записной книжечке зайти и побеседовать по душам со своей подругой Мариной, но тут навалилось слишком много дел. Начался учебный год, и городские власти после событий в Беслане требовали охранять школы как ядерные объекты; одновременно повозвращались из отпусков и с гастролей районные бузотеры — в общем, начался обычный осенний бардак. И Барабас, он же капитан Казюпа Виктор Семенович, попал в салон только в срок очередного сбора дани.
Марина Станиславовна встретила его приветливо, собственноручно налила кофе, как он любил, без кофеина и без сахара. И, выдав конвертик, не состроила озабоченную мину — мол, хлопот невпроворот, ничего не успеваю, приятно было увидеться. Нет, она плотно уселась за свой стол и с умильной улыбкой стала наблюдать, как милиционер прихлебывает из пенопластового стаканчика слишком горячий напиток. В салоне принципиально пользовались только одноразовой посудой, чтобы не загромождать крошечную кухню грязными чашками. Здесь даже воду не кипятили в чайнике, а наливали из специального аппарата, что казалось Казюпе бессмысленным транжирством. Хотя, с другой стороны, это не его собачье дело: есть у хозяев деньги, так пускай тратят на здоровье. Лишь бы кофе для участкового всегда был горячим и крепким.
— Что, опять твои красавицы следствие затеяли? — спросил милиционер наобум.
Но заведующая не купилась на его мнимую осведомленность и сделала наивные глаза:
— Понятия не имею. Да и некогда мне следить за их глупостями. Своих забот хватает.
— И какие ж у тебя заботы? — поинтересовался Барабас. Не иначе красавица его на разговор заводит. Ну-ну, посмотрим.
— Страшно мне, Виктор Семеныч. Женщина уже немолодая, постоять за себя не могу, а защитить некому…
— Ой-ой! Бедная ты, несчастная! — лукаво прищурился капитан. — Это тебе-то, Марина, страшно? Да ты у нас любого террориста на скаку остановишь.
— Тьфу на вас! — отмахнулась Марина Станиславовна. — Не приведи господи, скажете тоже. Нет, людей я не боюсь, это вы правильно говорите. А вот другого…
— Чего ж другого? — добродушно поинтересовался Барабас, вытирая салфеткой рыжие усы.
Заведующая придвинулась поближе, навалившись на стол своей внушительной грудью.
— Говорят, сейчас нечистая сила в городе развелась. Грабят людей на улицах. И называются «Стражники». Все в черном, лиц не видно — жуть! И милиция их не то что поймать — увидеть не может. Чуть что, прям в воздухе растворяются.
Участковый посмотрел на нее скептически. Изображая из себя простую суеверную бабу, мадам заведующая явно переигрывала.
— Это где ж ты такое слышала? — спросил Барабас.
— Да где-где! Все кругом рассказывают. Страшно на улицу выйти.
— Ну-ка, Марина, не финти, — участковый резко сменил тон, что всегда очень действовало на собеседников. Этот прием он, должно быть, отработал еще в МУРе. — Зачем тебе дались эти Стражники? Неужели твои девки теперь с ними зарубились?
Марина Станиславовна поджала губы.
— Ничего от вас не скроешь, — пробормотала она. — Да нет, на сей раз не девки. Парень тот, помнишь, который у нас сторожил несколько дней? Вот он рассказывал, будто бы от Стражников прячется.
— Так это они вам витрину кокнули, вашего сторожа искали? Ну и сама виновата. Я уж тебе говорил и еще скажу. Додумалась: кого попало на охрану заведения сажать. Сэкономить решила? Сэкономила — теперь за стекло плати, небось дороже выйдет. Хоть бы документы у него спросила. Скажи спасибо, что тебе весь салон не вынесли!
— Документы мне незачем смотреть, я человеку в глаза смотрю, — гордо возразила Марина Станиславовна. — Парень был правильный, не пьянь, не жулик. А в ту околесицу, что он про Стражников тогда нес, я действительно не поверила, виновата. А вы бы на моем месте поверили?.. Вот скажите, Виктор Семеныч, в милиции хоть известно, что это за Стражники за такие? Чего от них ждать? Я ж боюсь вот чего — чтобы снова в салон не наведались. Узнают, что Алешка у нас работал, и устроят страшную месть.
Тут пришел черед тушеваться участковому, чего Марина Станиславовна никак не ожидала. Барабас насупился, опустил глаза, поскреб рыжую щетину на подбородке, за которую его и прозвали Барбароссом. Повертел в руках пустой стаканчик, словно хотел попросить еще кофе, но махнул рукой. И поглядел на госпожу Борисоглебскую глазами настоящего побитого барбоса.
— Милиции, уважаемая, по этому поводу ничего не известно, — произнес он наконец скучным голосом. — Абсолютно ничего. Считается, что все разговоры о Стражниках — бабьи сплетни или происки желтой прессы. Если какие сигналы поступают, приказано фиксировать и докладывать наверх, но мер не принимать. Если хочешь, добавь к своему старому заявлению про витрину то, что ты мне сейчас рассказала, или новое напиши. Я зафиксирую.
Марина Станиславовна растерялась. Она привыкла считать, что Барабас знает все, а чего не знает, до того докопается. Уж он-то не мог позволить, чтобы на участке что-то творилось за его спиной. И вдруг он смотрит на нее тусклыми казенными глазами и бубнит: приказано, фиксировать. Неужели стареет бывший опер, теряет интерес к жизни?
— Ага, — разочарованно сказала заведующая после паузы. — То есть никто ничего не знает и помочь не может.
— Хелп йорселф[5], — ответил участковый. — Знаешь, что это такое? В Америке в забегаловках написано. Типа самообслуживание. Помоги себе сам.
— Ну спасибо, — обиделась Марина Станиславовна. — А милиция у нас на что?
Она выразительно постучала ладонью по столу, с которого Барабас несколько минут назад забрал традиционный конверт.
— Ты, Марина, на меня не наезжай, — в свою очередь рассердился Казюпа. — Я тебе сказал, что мог. Так и передай.
— Кому передай? — не поняла Марина Станиславовна.
— Сама знаешь кому. Колобкам своим, которые у тебя следствие ведут. Любашке и компании. А мне пора. За кофе благодарю.
Он встал и вышел неожиданно быстро для его плотной комплекции, так что Марина Станиславовна даже не успела по заведенному обычаю проводить дорогого гостя до дверей салона.
Марина была женщина умная, и долго разгадывать загадку, предложенную участковым, ей не пришлось. Она сразу все поняла. Вышла в зал, дождалась, пока Любочка начнет укладывать клиентке волосы и включит фен, заглушающий голоса. Приблизилась вплотную и сказала маленькой парикмахерше прямо в ухо:
— Барабас просил тебе передать. Милиция со Стражниками справиться не может. Вся надежда на тебя.
Любочка не удивилась, только как-то напряглась и кивнула. Марина Станиславовна пыталась поймать в зеркале ее взгляд, но сотрудница сосредоточенно смотрела на круглую щетку, которой вытягивала светлые пряди. Вид у надежды местной милиции Любы Дубровской был совсем не веселый.
…Знаешь, Юдит, как ни странно, твою тихую маму действительно было за что убить. И сделать это могли разные люди по разным причинам. Поразительно, насколько Всевышний не оставляет человеку ни малейшей лазейки, чтобы уйти от ответственности за свои поступки. Ты учила это в школе и, надеюсь, не забыла.
Твоя мама была настоящим, как говорят по-русски, тихим омутом. Она никогда не жаловалась, не ныла, не требовала внимания. Если бы она хоть намекнула, что ей плохо в Иерухаме, все могло бы сложиться по-другому. Но я об этом не подозревал. Я мог бы поклясться (если бы Закон не запрещал клятвы): у меня не возникало сомнений, что все вы счастливы. Я считал семью самым дорогим подарком, доставшимся мне от Всевышнего.