А потом я замерла, потому что в конце, после протокола заключительной речи и судебного приговора, находился один единственный лист бумаги, отделённый от других юридических документов. Это была дарственная на «Слайс», переписывающая собственность Билли на мою мать. Она была датирована днём, после вынесения обвинительного приговора моего отца.
— Лена, — сказала я, мне не хотелось прикасаться к этой бумаге. — Не только рычаг давления. Взятка.
Она взяла дарственную в руки, прочитала её и прикрыла рот рукой. Мой отец был не единственным, кто заключил соглашение, прежде чем попасть в тюрьму. Мама сама не плохо заработала. На документе красовалась её аккуратная, округлая подпись. До сих пор я не замечала, как сильно похожи наши почерки.
— Чёрт возьми, — тихо сказала Лена.
Что-то внутри меня шевельнулось, медленное, болезненное давление. Я прислонилась головой к кровати, и почва ушла у меня из-под ног. При этом я задавалась вопросом, как долго так будет ещё продолжаться, и останется ли в конце хоть что-то таким, каким было раньше.
Глава 30
Лена ушла на следующее утро, рассердившись, что Колин настоял на том, чтобы её сопровождал до дома один из людей Билли.
— Мне жаль, — пробормотала я, когда она уходила, убивая взглядом Колина.
— Это действительно было так необходимо? — спросила я мгновение спустя.
— Да.
Он встретил мой хмурый взгляд холодным безразличием, а потом принялся вновь выдалбливать из оконной рамы старую шпаклёвку. В нескольких шагах, прислонённое к книжной полочке, стояло стекло на замену.
— Что ты запланировала на сегодня?
Я подумала о папке, лежащей в моём комоде. Потом оглядела разнесённую гостиную и мужчину, который был готов заслонить меня от пули своим телом.
— Я что-нибудь придумаю.
— Билли сильно рассердился, — сказал он через плечо, сосредотачиваясь и дальше на своей работе. — Он хочет, чтобы ты уехала из города, по крайней мере на какое-то время.
— Ну конечно. Ты же знаешь, как он ненавидит, когда мне кто-то угрожает.
Он медленно отложил в сторону зубило и повернулся, чтобы заглянуть мне в лицо.
— У тебя есть что-то, что ты хотела бы мне рассказать?
— Нет.
И это было правдой.
— А что с тобой?
— Ты злишься, — сказал он.
Я натянула рукава свитера на руки.
— Я испугалась.
Колин принялся снимать свои рабочие перчатки, не сводя с меня взгляда.
— Сейчас ты злишься. Это совсем другое.
Я подняла одно плечо вверх.
— У меня есть право злиться, не находишь?
— Да. Пообещай мне, что не сделаешь что-нибудь глупое или легкомысленное, — сказал он.
— Никогда в жизни. Ты меня знаешь.
Он фыркнул и снова взялся за работу. Я поднялась наверх и ещё раз внимательно прочитала папку отца, но всё выглядело точно так, как вчера ночью. Меня всё больше переполнял гнев, но так я не знала, на кого точно злюсь, я чувствовала себя рассеяно и беспомощно. Мне нужно было что-то сделать, поэтому я взяла одинокий адрес из папки Колина и внесла его в гугл.
Не знаю, что я ожидала найти, но точно не дом для инвалидов.
Я увеличила масштаб карты и попыталась выяснить, какая комбинация автобусов и трамваев быстрее всего отвезёт меня туда. Однако я не успела закончить, потому что минуту спустя пришла домой мама. Мой гнев нашёл свою мишень.
— Мо?
Её шаги слышались, как быстрое постукивание на лестнице, а потом она уже стояла в моей комнате, размахивая руками и бесполезно суетясь. Она обняла меня, но моё тело осталось напряжённым.
— Мне не стоило оставлять тебя здесь одну! Билли должен был позвонить, как только это случилось. Должно быть ты так испугалась! Да ещё и твоя подруга была здесь. Немыслимо, что она теперь будет рассказывать людям! Слава Богу, Колин был рядом, — она замолчала, чтобы набрать в лёгкие воздуха и заметила моё молчание. — Ты ранена, моё золотце? Колин сказал, что никто не пострадал. Ты в порядке?
— Как папа? — спросила я, почти не узнавая собственного голоса.
— С ним всё хорошо, дорогая. Он уже так сильно взволнован, потому что возвращается домой. И очень сильно хочет тебя увидеть, — она прикоснулась к пуговицам на рукаве. — Билли сможет утрясти все эти проблемы, вот увидишь.
— Я уже достаточно видела.
Я поправила стопку бумаги, лежащую передо мной.
— Расскажи мне о судебном процессе отца.
Он поджала губы, так что вокруг образовались неодобрительные морщинки.
— Папа скоро вернётся домой. Нет никаких причин возвращаться к прошлому.
— Дяди Билли тоже предъявили обвинение.
— Эта была охота на ведьм, — она начала поправлять книги на моей полке, ставя их в безупречную линию. — Прокурор нацелился на него. И на твоего отца. Но потом они сняли все обвинения.
— Те, что предъявляли Билли. Но не те, что отцу.
— Нет. Папа хотел дать нам лучшую жизнь. И выбрал для этого не тот путь, и мне очень, очень жаль, моё золотце. Но он раскаялся и отсидел свой срок. Теперь всё закончилось.
— Да ты сама не веришь в это. Вчера ночью в наш дом вломились люди. С пушками. И ты всё ещё думаешь, что хоть что-то закончилось?
— Мне не нравится твой тон. Я же тебе сказала, что твой дядя позаботится об этом.
— Конечно. И почему именно он заботится обо всём?
— Потому что мы одна семья, — выдавила она, крутя обручальное кольцо на пальце. — Так у нас принято. Мы заботимся друг о друге.
— Прокурор предложил отцу смягчение приговора в обмен на показания. Он мог бы уже выйти из тюрьмы много лет назад. Почему он не отреагировал на него.
— Откуда ты взяла? — она покачала головой. — Не имеет значения. Мы пережили это. Ты и я, девочки Фицджеральд. И всё ведь было не так ужасно, правда?
— Билли надавил на него, не так ли? Они угрожали тебе? Мне?
— Билли никогда не стал бы нам угрожать. Как по-твоему мы продержались всё это время? Твой отец должен был сесть в тюрьму, этого нельзя было избежать. Существовали документы, возмещение налоговых выплат. У них были доказательства. Если бы Билли попал в тюрьму, то мы остались бы одни. Ресторана было бы недостаточно, чтобы прокормить нас обоих и дать тебе такую жизнь, какую мы для тебя хотели. Ведь больше никого не было, никакого другого члена семьи, который мог бы нас поддержать. Я должна была послать моего мужа и брата в тюрьму? Мы бы остались одни.
— Поэтому отец взял вину на себя.
А Билли переписал «Слайс» на мать, в качестве взятки за молчание.
Она резко повернулась, лицо красное, как у рака.
— Мы должны были думать о тебе! Я же уже пыталась объяснить тебе, дорогая. Иногда нужно отказаться от жизни, которую хочешь иметь, чтобы защитить людей, которых любишь.
— Я потеряла его на двенадцать лет. Двенадцать. Чтобы ты могла сохранить свой ресторан. А Билли сохранил всё.
Я схватила школьную сумку и засунула в неё собранные папки.
— Я ухожу.
— Подожди, золотце!
Я проигнорировала её, чуть не споткнулась на лестнице, потому что так спешила сбежать, впихнула ноги в обувь и выхватила куртку из стенного шкафа.
Колин как раз закончил со вторым окном, чистил свои инструменты и аккуратно складывал их в ящик.
— Ты куда-то идёшь? — он отложил в сторону тряпку, которую использовал. — Не думаю, что…
— Мне всё равно, — огрызнулась я и пошла к задней двери, потому что не хотела слышать остальную часть предложения. Он тоже был одним из тех, кого Билли отнял у меня.
Сбежать гораздо проще, когда тебе позволяют остаться одной дольше, чем хотя бы на пять минут. Я добралась не дальше прохода за домом, когда Колин уже догнал меня.
— Какие у тебя к чёрту проблемы?
Он положил мне руку на плечо, но я отбросила её.
— Ты знал об этом.
— Что я знал?
— Ты знал всё насчёт судебного дела моего отца. Ты знал уже всё это время. И не сказал ни слова.
Я засунула кулаки в карманы куртки и пошла дальше. Колин не отставал, и краем глаза я видела, как его потёртые, кожаные ботинки и облачённые в джинсы ноги в непрерывном такте шагают вперёд.
Воздух был жгуче холодным. Пахло пряно горящими листьями, и я сдержала порыв разбросать ногами ржаво-красные и золотистые кучи, наваленные по краям тротуара. Это была улица, где я провела всю мою жизнь.
Я собирала в этих домах конфеты на Хэллоуин. Я научилась ездить здесь на велосипеде, а моя мать бежала рядом, положив руку на сидушку, пока я не попросила её отпустить. Моя жизнь здесь это то, что отправило отца в тюрьму. Мои ноги автоматически несли меня к «Слайс», и я душевно подготавливалась к объяснению Колина, зная наперёд, что оно будет неудовлетворительным.
— Билли просил меня ничего тебе не рассказывать, — в конце концов сказал он.
— К чёрту то, чего хочет Билли!
Возможно у меня нет права на прошлое Колина, но есть полное на моё собственное.
— И что бы ты тогда сделала? Они не хотели впутывать тебя.
— Чтобы защитить?
— Да.
— Потому что я слишком глупая и слабая, чтобы позаботиться о себе самой?
— Эй! — он схватил меня за руку и заставил повернуться. — Я точно знаю, насколько ты умна. И я видел тебя в действии — в тебе нет ничего слабого. Но ты не можешь упрекать людей, которые любят тебя за то, что они пытаются позаботится о твоей безопасности.
Мой желудок исполнил странный, кувыркающийся танец.
— Люди, которые меня любят?
Он засунул палец за отворот моей куртки.
— Да.
Я увернулась.
— Люди, которые меня любят, показывают это очень дерьмовым способом.
Не имеет значение, что он скажет, его прошлое стоит между нами, как огромной, призрачный монстр.
— Ты должна понять одно, — его голос звучал устало, — должно быть он не спал всю ночь, охраняя дом. — Все думают, что у тебя есть власть. Они рассказывают тебе то, что ты хочешь услышать, показывают то, что хочешь увидеть, чтобы заполучить её. Все чего-то от тебя хотят, но они не всегда будут требовать это открыто и честно.
— Даже ты?