Я пожала плечами.
— Ты мне тут плечами не жми, сколько раз тебе говорить! Отвечай, как положено!
— Не могу знать, товарищ майор!
— Номер? Координаты? На записи ничего нет!..
— Их и не было, — сказала я. — Мой МКР произвольно переключился на этот не идентифицированный канал, потом трансляция прекратилась. Всё, что было — всё на записи. Я сразу объявила тревогу. Станции должны были взять пеленг.
— Взять-то они взяли, только он не оттуда. На записи не наш район! Это серая зона, а там у нас, между прочим, ни одного транслятора нет.
— А как же это сюда попало?
— Вот и я хотел бы знать… — майор Роженцев посмотрел на чемоданчик МКР у меня в руке. — Ладно, где-то через час здесь будет группа из Кольца, поступаешь со своей аппаратурой в их распоряжение. С ними полетишь. Так что, переоденься и на инструктаж. И туфли свои переобуй… И оружие получи… Свободна.
— Есть…
Про туфли-то зачем он сказал?
В вертолёте мне налили из термоса кофе и дали бутерброд с сыром. Открытый мобильный чемоданчик для уменьшения тряски стоял у меня на коленях. Там ничего не было — черный экран. Моя роль пока что сводилась лишь к молчаливому употреблению кофе с бутербродом, да и разговаривать из-за грохота двигателей было невозможно — все молчали.
В группу входило шесть человек. Я никого не знала. Это были не наши спасатели, а вояки из Кольца, потому видеть их раньше в столовой, или в спортзале, или на улицах базы я не могла. Здоровенные, с оружием, в своей армейской экипировке они заняли собой всё и выглядели устрашающе. Я просто сидела, уставившись в монитор, чтобы поминутно не встречаться взглядами с сидящими напротив, и думала, что, наверное, смотреть в иллюминатор было бы веселей, но иллюминатор был за спиной, да и на что там смотреть — всё уныло и однообразно, как и на мониторе.
Через час с небольшим мы прилетели. Вертолет заложил вираж и снизился. Парни стали закрывать на шлемах щитки и поправлять амуницию. Я поправила берет, закрыла чемоданчик и надела перчатки. Двигатели сменили тон, вертолет завис и, дрогнув, коснулся грунта. Люк в борту разломился на две половины и его створки разошлись — одна вверх, другая вниз. Выдвинулся крошечный трап. Командир махнул рукой на выход, все встали и начали выходить. Не доходя до люка, я остановилась, пропуская командира вперед, но он махнул на выход уже мне и вышел последним. Я, держа чемоданчик в руке, спустилась по трапу и огляделась. Пейзаж был похож на тысячи других, которые мне приходилось наблюдать глазами стрекоз, но своими глазами воспринимался всё же иначе. Трава под ногами была жестче, чем казалась на мониторе — это я почувствовала, пройдя всего несколько шагов. Ощущался едва уловимый запах ржавой пыли, и на открытых участках кожи чувствовался холод ветра, поднимаемого винтами. Впереди и слева виднелись поросшие лесом холмы, справа тянулась уходящая к горизонту равнина, всё остальное загораживал вертолет, а внутри крепло ощущение чего-то мертвенного и пустынного — низкое небо, чёрные деревья, тусклый, багровый свет. На мониторе всё не так широко и объёмно.
Стояла ночь, но и днём здесь трава не бывает зеленой. Она выглядит, как земная прошлогодняя, если живая, или становится серой, если увядшая, но и в той и в той есть едва уловимый коричневый оттенок. Здесь всё коричневое и однообразное. Монохромное, словно смотришь через цветное стекло, которое все цвета превращает в оттенки одного. И если стекло коричневое, то и всё вокруг становится коричневым, хотя именно коричневого цвета не так уж и много. Но впечатление именно такое, словно смотришь сквозь коричневое стекло.
Кроны деревьев и кустарников почти черные. Если не пасмурно, что здесь редкость, и они хорошо освещены, то сквозь черноту проглядывает очень темно-зеленый, но при приближении или когда берешь листья в руки, они темно-серо-зеленые, а чёрным переливаются, если не сухие. Засохшие листья — серо-коричневые и всё затянуто тенётами, очень тонкими, легко рвущимися, грязно-серо-зеленоватого цвета.
Небо, если без различимой облачности, можно сказать, что и голубое, но слегка отдает ржавой рыжиной и не понятно, это снизу так подсвечивает или сверху, от Сура, не такого яркого, как Солнце, но всё же больше жёлтого, чем красного. Может, это из-за почвы и пыли от неё, поднимаемой ветром. Почва здесь по большей части коричневатого оттенка — не знаю, из-за чего…
Вояки, один за другим, двинулись влево, в сторону ближайшего холма, образовав редкую цепочку. Я почувствовала прикосновение к плечу и обернулась. Командир мотнул головой: «Иди!» Глаз за щитком не видно. Пройдя метров двадцать, я услышала, как за спиной усилился рокот вертолета, и оглянулась. Вертолет чуть поднялся над травой и тут же двинулся вперёд, набирая скорость и высоту. Когда через несколько секунд я оглянулась снова, он уже развернулся и быстро удалялся, унося с собой шум, а в той стороне, где он стоял, загораживая обзор, километрах в пяти угадывались горы, но живости пейзажу это не прибавило.
Добравшись до деревьев на склоне холма, мы остановились. Командир группы отправил двоих бойцов в дозор — одного вправо по холму, другого выше.
— Осмотрись с вершины, — сказал он.
Боец кивнул и исчез среди деревьев.
— Коля, поставь флажок, возьми координаты. Маяк не оставляй, сделай зарубку вон на том дереве, зафиксируй на планшете.
В камуфляже и с опущенными щитками они все для меня выглядели одинаково.
— Тебя как зовут? Стрекоза? — обратился командир ко мне.
— Нет! Смирнова Татьяна.
— Я Олег, позывной Бур. Это Немец, это Лось, там Жека, наверху Зять, справа Тагир. Запомнила?
Я пожала плечами.
— Вас не различишь…
Олег-Бур хмыкнул.
— У меня рюкзак синий, неуставной, а у них оружие разное и навьючены по-разному… — улыбнулся он и спросил. — У тебя как обувь? Пройдешь десять километров?
Я посмотрела на свои берцы и снова пожала плечами.
— Они у меня тесные немного, чтоб меньше казались, — сказала я.
— Если немного, то ничего, — снова улыбнулся Олег. — Разносятся. Ну-ка, покажи наших подопечных.
Я стала открывать чемоданчик, держа его на весу.
— На землю положи, — сказал Олег. — Сама на коленки, так удобней.
Я чувствовала себя не в своей тарелке и толком не понимала, что происходит. На моей практике лишь раз в зону посылалась оперативная группа, чтобы вывезти застрявших там людей. Это были трое рабочих с коммерческой платформы «Тихая» — у них сломалась машина в двух километрах от границы зоны. Вертолет по показаниям мониторинга направили в нужное место, и быстро и без происшествий спасатели их эвакуировали. Потом и машину их на буксире притащили.
В этот же раз всё было не так. Во-первых, с нами не было медика. Во-вторых, как я поняла, вертолет высадил нас не рядом с беглецом и его сепом, а в каком-то другом месте, удалённом от цели как минимум на десять километров, судя по вопросу про обувь. В-третьих, мои шестеро спутников не были похожи на спасателей, скорее наоборот, и их совсем не спасательский вид, капитанские нашивки Олега и оскаленная пасть медведя на шевронах не очень-то успокаивали. В-четвёртых, они наверняка знают, что это за беглец, а я не знаю. И в-пятых, я чуяла, это всё может плохо кончится.
Зачем меня вообще взяли? Стрекозами управлять с помощью своего чемоданчика я не могу, а, значит, не могу обеспечить для группы получения такой информации, какой они от тех же стрекоз не могут получить сами через центр мониторинга нашей базы. А если, как говорит майор, здесь ни стрекоз, ни трансляторов нет, то я со своим эмкаэром тут вообще ничего не увижу. Или они считают, что эта неизвестная стрекоза сама может на связь выйти?..
Пока я думала и прикидывала, Олег внимательно смотрел запись.
— А если, как вы его называете, беглец от стрекозы скроется, например, зайдет в какое-нибудь здание, она улетит? — спросил Олег.
— Если что-то привлечёт её внимание, то улетит. Иначе сядет или будет кружить поблизости, ожидая возвращения объекта наблюдения.
— Долго?
Я пожала плечами:
— До темноты или до непогоды — сильного ветра или сильного дождя. Только здесь же не бывает ни настоящей темноты, ни непогоды…
Олег проигнорировал мой тон.
— А что может привлечь её внимание и увести?
«Ага, так вот зачем я им нужна! — догадалась я. — Я знаю повадки стрекоз, а они не знают».
— Ну, привлечь её может всё что угодно. Дым на горизонте, сильный шум, что-то типа обрушения или взрыва, целенаправленное движение… Движение, а не шевеление травы или качание веток…
— То есть, её может и перекати-поле отвлечь? — спросил Олег, пристально глядя в экран.
— Что такое перекати-поле? — ехидно поинтересовалась я.
Не было здесь никаких перекати-поле.
Олег чуть заметно ухмыльнулся:
— Не важно.
Я тоже ухмыльнулась — думает, я не знаю, что такое перекати-поле.
— За перекати-поле не полетела бы. Мы же их подстраиваем, учим различать, на что нужно смотреть, а на что можно не отвлекаться.
— Ясно, — снова сказал он. — А если вот она следит за двумя, а они разошлись в разные стороны, она за кем пойдёт?
— Ну, в данном случае, пошла бы за человеком. А если это были бы два человека или два сепа, то не знаю, много нюансов.
— А других своих она может позвать?
— Нет, — сказала я. — Иначе бы они все рано или поздно вместе слетелись. Не общаются они друг с другом. Им, собственно, даже запрещено близко друг к другу находится.
— А внутрь здания она может залететь?
— Может. В окно, в дверь, в пролом, но чтобы ей было видно, что там дальше. Если узко или темно, то не полезет.
— Не дружат, значит, друг с другом, в отличие от дронов… — задумчиво проговорил Олег.
— Нет, не дружат, — подтвердила я, закрывая чемоданчик. — Убогие они, простенькие и без вожака только в персональном режиме работают, без взаимодействия. В рой их можно объединить лишь при наличии центрального модуля, а таковой здесь среди них отсутствует за ненадобностью…