— Борис. Зови меня Борис.
Я отвинтила крышку и стала пить. Кислая вода.
— И давай на ты, — сказал Борис, когда я напилась.
Положив флягу на песок, я подползла на коленях к стрекозе, дрожащими пальцами осторожно взяла её за крыло, посадила себе на ладонь и зажала ей крылья. Она не трепыхалась, лишь перебрала несколько раз лапками, покрепче цепляясь за кожу печатки. Если правильно зажимать им крылья, то они не трепыхаются. Конец одного из крыльев был смят и потерял форму. Летать с таким крылом она не могла.
— Так ты кто, Татьяна? — спросил Борис, внимательно глядя на мои манипуляции со стрекозой. — Что здесь делаешь?
— Нас за вами… за тобой сюда послали…
Борис кивнул:
— Я знаю.
— Откуда? — удивилась я.
— Мне про это Бур сказал, пока ещё живой был.
— Бур? Олег, что ли? Капитан наш?
— Олег, значит, его звали?
— Он погиб? А остальные? Их шестеро было против четверых.
— Всех накрыли, — сказал Борис. — Они в ловушку угодили. А жаберов двенадцать было на двух броневиках. Сейчас меньше. Я вот удивлён, как ты мимо них прошла и вообще, ты на десантника не похожа.
Я пожала плечами:
— Я и не десантник. Я оператор с «Вивейры». Меня из-за стрекозы с ними послали. А сюда просто зашла через центральный КПП и повернула направо.
— А ты зачем вообще на базу полезла? Бур говорил, что Стрекоза внизу. Это же про тебя?
— Наверное. Просто, не запомнил моего имени, вот Стрекозой и назвал. А мне куда было? Своих я не дождалась, за мной пришли сеп со стрекозой и идти куда-то, кроме как на базу, было некуда. Не в яме же там сидеть до скончания века? А на базе я хотела кого-нибудь найти… Олега или вас.
— Ну вот, нашла… — сказал Борис.
Я поднялась на ноги, вышла на свет, падающий из дыры наверху, и стала внимательно осматривать стрекозу. Смятая часть крыла как панель теперь явно не работала. И как крыло не работало тоже. Если его как-то выправить, то, возможно, стрекоза сможет летать, пусть и не безупречно. Но как выправить, я не знала. Прижать на чём-то гладком чем-то гладким?
Я подошла с стеллажу, тщательно убрала и сдула с полки мусор и пыль и пересадила на полку стрекозу. Она чуточку поползала туда-сюда и замерла. Я стала обшаривать себя — что у меня есть? Пистолета нет, ладно. В нагрудном кармане пластиковая карточка, носовой платок, маленькая авторучка, ключи в кармане штанов, несколько купюр, в подсумке блокнот, календарик, маникюрный мининабор — пилочка, щипчики, пушер, пинцет, ножнички — бесцветный лак для ногтей, пудреница с зеркальцем, ватные тампоны, влажные салфетки, тени, два макияжных карандаша, зажигалка, пачка сигарет с ментолом, золотые сережки-гвоздики. Я вытащила из упаковки несколько влажных салфеток и с наслаждением обтерла ими лицо. Потом я отломила от пудреницы крышку и, постелив на стеллаж чистую салфетку, положила на неё крышку с зеркальцем. Потом взяла стрекозу и перевернула лапками вверх. Она затрепетала крыльями, пытаясь высвободится и занять привычное положение — положить её «на спину», не отключив, было нереально, а отключить я её не могла. Посадив стрекозу на салфетку рядом с крышкой, я осторожно завела смятое крыло на зеркальце и легко придавила пальцем. Стрекоза вела себя спокойно, словно понимая, что трепыхаться не нужно. Разумеется, она ничего не понимала и, скорее всего, была повреждена, потому и вела себя так странно — не свойственно стрекозам. Пушером я стала осторожно расправлять смятую часть крыла. Руки слегка дрожали, и я боялась что-нибудь повредить. Под давлением крыло расправлялось, но как только пушер переставал давить, крыло снова принимало измятую форму. Его нужно было чем-то закрепись в распрямлённом состоянии. Может лаком? Нет, лак не удержит. Сигаретный фильтр! Тонко-тонко растеребить и наложить на смятую часть крыла и, расплавив нагретым пушером, разгладить. Пушер греть на зажигалке, да… И прожечь им дырку… А может обрезать два крыла одинаково с обеих сторон? Я не знала. Обрезать всегда успеется. Честно говоря, я даже не задумалась, зачем взялась «лечить» стрекозу. В общем-то, она была не нужна. Мы их часто теряем и просто печатаем новых. Борис стоял неподалеку и смотрел, что я делаю.
— Получается?
— Вряд ли я её отремонтирую, — сказала я. — Поможете с зажигалкой? Мне вот эту штуку нужно греть.
Я провозилась минут двадцать и когда отпустила стрекозу, она немного поползала по стеллажу, периодически трепеща крыльями и, наконец, взлетела. Я внимательно за ней наблюдала, но ничего необычного не заметила. Она неторопливо покружила и потом вылетела наружу через пролом в потолке. Я собрала косметичку и сунула в подсумок. От пудреницы взяла только крышку с зеркальцем.
— Вроде получилось, — улыбнулась я Борису. Меня переполняла гордость.
— Ну и куда отправилась твоя стрекоза? — спросил Борис, глядя на дыру в потолке.
— Она не моя, — сказала я. — Я думала, она ваша. Она всё время с вами. Благодаря ей мы вас нашли и из-за неё меня сюда послали. И сеп ваш, кажется, тоже с ней связан.
— Я ничего про это не знаю, — покачал головой Борис.
— Вот и я ничего про это не знаю, — сказала я. — И куда она сейчас полетела, тоже не знаю. И что делать, не знаю.
— Делать, делать… — пробормотал Борис, усаживаясь на корточки и прислонившись спиной к стене. — Что делать, как раз понятно — выбираться отсюда. А вот как выбираться… Выход с базы только один — там, где ты входила, через КПП. С других сторон горы. До темноты у нас часа четыре есть — можем поспать. А пока расскажи мне, Татьяна, по порядочку всё про себя и про стрекозу эту…
Как я поняла, Борис в Девятке ориентировался хорошо — видимо, раньше он здесь уже бывал, а то и когда-то служил, если помнить, что форма на нём не наша. Спрашивать я не стала — всё равно не скажет — но для себя решила, что он, скорее всего, наш разведчик или диверсант, внедренный к жабам и то ли выполнил свою миссию, то ли его раскрыли и теперь ему нужно выбраться к своим.
Я ему всё рассказала, начиная с того момента, когда мы его обнаружили. Вопросов он не задавал, видимо, понимая, что кроме рассказанного я всё равно ничего не знаю.
— А я вчера сюда заявился, честно говоря, не знаю зачем, — сказал Борис. — С отчаянья, наверное. Нужно было дальше идти. Хотя, внизу они бы меня сразу нашли, а на базе есть, где спрятаться. А под утро меня разбудили взрывы и стрельба. Я понял, что жаберы уже здесь. Но и обрадовался — раз стрельба, то и наши уже здесь. Только нашим не повезло. Они на одну группу напали, а вторая их с тылу взяла.
— Про вторую они не знали, — сказала я. — Стрекоза нам только четверых на одном велике показала.
— Это я понял, — кивнул Борис. — Судя по твоему рассказу, верить этой стрекозе нельзя. Зря Бур её наводке поверил.
— А они нас тут не найдут? — спросила я.
— Не думаю, что они меня искать будут. Поостерегутся. Знают, что я теперь вооружен, а их мало, — сказал Борис.
— И чем это вы вооружены? Моим пистолетом?
Борис молча мотнул головой куда-то в угол позади меня. Я оглянулась и только теперь заметила стоящий там синий рюкзак. Бура рюкзак, неуставной. Я сразу его узнала. А рядом, прислоненный к стене, стоял его автомат.
Борис, откинувшись в сторону, достал из кармана мой пистолет и протянул мне.
— Держи. Патрон в стволе, пистолет на предохранителе. Теперь мы оба вооружены.
Я сунула пистолет в кобуру, не проверяя.
— Скорее всего, они устроили несколько ловушек и ждут, а мне деваться некуда, — продолжил Борис. — Транспорт нужен. Тут выход один — через КПП, а пешком от них не уйти. И у них есть дрон.
— А меня они почему после взрыва не взяли? — спросила я. Этот вопрос меня сильно волновал. Меня они не взяли, а Борису удалось. Как?
— Они про тебя, скорее всего, ничего не знают, — усмехнулся Борис.
— Как это? — удивилась я. — А взрыв?
— Так это они на сепа свою птичку спустили. А ты ещё под крышей была, когда они сепа увидели, а он, наверное, из-под крыши вышел и стоял. Отличная цель.
— Да, остановился, — подтвердила я. — Нас со стрекозой ждал, пока догоним.
— Вот видишь. Только сепа простым сбросом не вот-то убьешь. По нему из пулемета или из базуки бить надо, а откуда у дрона пулемет или базука. Там граната или мина. Так что, не в курсе они про тебя, потому и с КПП ты прошла незамеченной. Не ждали они никого больше, как Бура и его парней положили.
— А вы знаете здесь такой переход под дорогой или под насыпью? Маленький туннель… — спросила я.
— Знаю. А что там?
— Там мой чемоданчик для общения со стрекозой. Я его там бросила, когда на меня чундра напала.
— Что ж ты раньше не сказала? — воскликнул Борис. — Я думал, что он в схроне за базой…
В переходе темнота была гораздо гуще, чем под открытым небом, но я быстро нашла и свой чемоданчик и флягу с водой. Я тут же протянула флягу Борису, хотя мне самой очень хотелось пить.
— Пей, я после тебя.
С рюкзаком за плечами и с автоматом в руках он уже не выглядел таким сиротливо-уязвимым, каким был, когда убегал от чундры. Правда, и устрашающим, как десантники Бура, он тоже не выглядел — для этого не хватало шлема, роста, массивности, ширины плеч.
Я сделала из фляги несколько долгожданных больших глотков и передала её Борису.
— Очень уж есть хочется, — сказала я.
— Сейчас перекусим. Нам теперь всё равно до следующей ночи на базе куковать. Сейчас выбираться уже поздно, не успеем до рассвета. Где, ты говоришь, сеп тебя от чундры отбил?
Мы выбрались из перехода, осмотрелись и направились к магазину. Руку мне снова оттягивал чемоданчик. Майор Роженцев будет доволен, что подотчетное имущество не пропало.
В магазине перед окном с желобом я ожидала увидеть растерзанный разлагающийся труп чундры и лужи засохшей крови, но ничего такого не было. Были голова, хвост и остатки клокастой шкуры какого-то небольшого животного, величиной, наверное, со среднюю земную собаку.
— Не знаю, как эта тварь называется, но это не чундра, — сказал Борис, ткнув останки ногой.