Севку мигом выдуло из кухни.
— Он… хороший, — обиделась за сына Юлька, отбиваясь от настырных рук бывшего мужа. — Не лапай меня! Царь Поганин… Выгнал… жену, — ещё больше обидевшись, проскрипела она. — Из дому… как собаку… а сам с девками…
Страстно хотелось высказать ему всё, что накипело. Как-то незаметно для неё самой. Но, если ты настоящий мужчина, обязан заметить первым и предотвратить. Пока женщина будет разбираться со своей «накипью», рак на горе свистнет. Мало ей других забот!
Сознание куда-то ухнуло. Потыркалось там, в темноте и кружевных водоворотах, но всё-таки всплыло. Под ней что-то мягкое. Над ней лицо Даяна в кривом зеркале. Осуждающее оттуда из зазеркальной глубины неприглядный облик падшей женщины.
— Бросил меня, — вспомнила Юлька о недоговорённом, пытаясь обхватить его бычью шею.
— Угомонись, — насмешливо процедил этот подлец. — А то ещё разок брошу. С крыльца в сугроб.
— Ты меня насовсем бросил? — допытывалась она уже откуда-то из потустороннего мира, путь в который пролегает через вкусную, но подлую аарсу.
Ответа его то ли не помнила, то ли вообще не услышала. Казалось, отключилась всего на минуточку. А когда продрала глаза, солнце приглушённо лупило в полуприкрытое жалюзи окно. Юлька сладенько зевнула, потянулась и огляделась: кабинет Анжура.
Она лежала на его стареньком кожаном диване — ровеснике Октябрьской революции. Неудивительно, что бока болят — только сейчас почувствовала горемычная дева, изгнанная из рая прежней размеренной жизни. И ведь даже ничего запретного не сожрала — посетовала Юлька — вообще кругом неповинная.
— Бонжурчик, доброе утро, — с кроткой лаской в голосе поприветствовала спину хозяина.
Тот уткнулся в монитор, виртуозно шлёпая по клаве гигантскими пальцами.
— Добрый вечер, — не оборачиваясь, иронично хмыкнул ещё один зловредный татаро-монгол.
— Врёшь? — с надеждой уточнила Юлька, пытаясь оценить положение солнца на небосводе по щелям жалюзи.
— Семнадцать тридцать две, — не преминул уязвить её Анжур. — Твой муж решил не будить свою распутную женщину.
— Он никакой не муж, — ехидно парировала Юлька, заглянув под одеяло и оценив степень своего бесстыдства.
Бесстыдство было так себе: Севкина безразмерная потасканная футболка на голое тело. Лифчик Даян с неё стянул: терпеть не могла в нём спать. Но шортики оставил. Значит, секса не было — машинально подумалось ей. И так же машинально огорчило.
С чего бы? В последний год у неё начисто отрезало всякое желание даже спать с ним в одной постели. Может, это фантомное ощущение?
— Это ты никакая, — заметил Анжур каким-то странным тоном человека, стоящего на краю чего-то опасного. — А он муж.
— Думаешь? — безотчётно брякнула Юлька, внезапно насторожившись.
— А ты нет? — усмехнулся Анжур, бросив на неё через плечо изучающий взгляд.
— Не знаю, — прислушавшись к себе, неуверенно промямлила она.
— Ничего, — подмигнул их единственный настоящий друг. — Страх пройдёт, и ты поймёшь, чего хочешь. Сейчас главное спасти жизнь.
— Ты знаешь, — вмиг помрачнела Юлька.
— Нет, — ещё шире оскалился Анжур. — Ко мне внезапно среди ночи вваливаются друзья. Из другого города. С которыми я попрощался утром. Не вижу ни одной причины удивиться. Тем более спросить, что случилось.
Губы растянуты, отменные зубы напоказ. В его зорких азиатских глазах ни капелюшечки утешительной лжи. Они сумрачны, сосредоточенны и не поддаются проникновению. Не позволяют домогаться их в поисках готового ответа. Или пустого сочувствия, за которым ничего не стоит.
— И… что ты об этом думаешь? — тем не менее рискнула спросить Юлька.
— Я не думаю, — вновь уставился он в монитор. — Я ищу: что это? Или кто это?
— Нашёл? — аж задохнулась Юлька в надежде на сиюминутный конец её мытарствований.
— Сам нет, — уж в который раз за последние пару дней безжалостно разочаровали её. — Теперь ищу того, кто поможет найти. А ты вставай и топай мыться. Баня уже доходит. Скоро будет жарко, а ты жара не любишь.
Глава 13Мы идиоты
Вопреки обыкновению, в бане Юлька застряла. Прежде всегда быстренько намыливалась, сидя чуть ли не на полу, где меньше жара. Потом ополаскивалась и спешила убраться на свежий воздух. Сегодня вдруг улеглась пузом на нижний полок, свесила руки, уложив на пол ладони, и закайфовала.
Что-то внутри неё плавилось, выступая на теле каплями так и не пролитых слёз. Уходило прочь, ошеломляя необъяснимой простотой способа избавления от мучительного зажима. Угнетающе тягостный ком в груди крошился, позволяя лёгким расправиться. Прежде ненавистный горячий пар врывался в них с каждым вздохом, расправляя все слипшиеся ткани существа.
— Ну? — вместе с волной прохлады ворвался в парилку до головокружения родной мужской голос. — Заснула?
— Даянчик, — пролепетала Юлька, приоткрыв глаза. — Мне так хорошо… так хорошо… что…
— Лучше не надо, — оборвал он невнятное блеяние.
И присел на лавку в головах, с наслаждением вытянув по-степнячьи короткие мускулистые ноги. Над клетчатыми семейниками набрякла складка, которой она прежде не замечала.
— Ты жирный, — хмыкнув, не удержала язык за зубами непочтительная женщина.
И ткнула пальцем в эту смешную складку.
— Я нормальный, — с пренебрежением самодостаточного мужчины усмехнулся Даян. — Это тебе снова двадцать. Во всеми вытекающими страстями. А у меня всё по расписанию: тридцать четыре и ни днём меньше. Звонил Кирилл. Сказал ему, что ты в бане. Выйдешь, тогда перезвонишь.
Юлька приготовилась почувствовать, как соскучилась по любимому…
И вдруг ничего. То есть, ни капельки. Абсолютно и безвозвратно.
— Не хочу, — поражённо выдавила она.
— Чего не хочешь? — лениво осведомился Даян, откинувшись спиной на верхний полок и закинув на него распростёртые руки. — Выходить? Да, это странно. Прежде ты здесь не засиживалась
— Перезванивать, — буркнула она, не кривя по въевшейся привычке душой.
Как-то так у них случилось, что с первого же дня совместного проживания, оба не захотели изображать из себя нечто несуществующее. Хотя, несомненно, выглядевшее более презентабельно в глазах окружающих. Потому и врать друг другу не приходилось, что значительно облегчало жизнь.
— Поссорились? — с еле узнаваемой ноткой сочувствия осведомился он.
— Нет, — поморщилась Юлька, царапая ноготком деревянную половицу и, наконец, нашла нужное слово: — Разошлись.
И Даян мгновенно понял, о чём речь:
— Может, просто мало пожили вместе? Ещё толком и не сошлись. А ты, как всегда, пытаешься ускакать вперёд. Кирилл у тебя мужик серьёзный. Настоящий. Ему ваши «ах-ах», «фыр-фыр-фыр» мимо кассы. Он хочет чего-то простого, понятного и крепкого. Настоящего.
Юлька поставила голову на подбородок и уткнулась взглядом в шрам на его неприлично волосатой ноге. Это у него из-за неё. Когда ей вздумалось научиться ездить на мотоцикле. И она с великого ума решила взять пару уроков у двух суровых датских байкеров. Зря он с ними так… грубо тогда. Мужики были не виноваты: просто она умеет уговаривать.
И в стену с места рванула по собственной дурости — викинги не помогали. Сами обалдели от тупости русской, газанувшей «прежде батьки». А Даянчик начистил обоим рожу. После того, как поймал мотоцикл телом. Ох, и намучился он с ней — пригорюнилась Юлька, безотчётно погладив шрам.
— Да, — скосив глаза на ногу, согласился он. — Зря я тогда. Погорячился. А ты идиотка.
— Я стараюсь, — вздохнула она.
— Ю-ю.
— А?
— Руку убери.
— Почему? — заностальгировав, не сразу поняла она, вскидывая расфокусированный взгляд.
И тут же сфокусировав его на естественных, но не ожидаемых последствиях в клетчатых семейниках.
— Пойду-ка я, — досадливо поморщился Даян, оттолкнувшись спиной от полка. — А ты давай выметайся. Надоело ждать.
Встать она ему не дала. Уперевшись руками в пол, вытолкнула тело вперёд. Взгромоздила голову на его ногу, крепко прижав её подбородком.
— И, что это значит? — насмешливо осведомился Даян.
— Ты знаешь, — обиделась Юлька.
— Зачем?
— Хочу! — разозлилась она, шлёпнув его по ноге. — А ты?
— Да.
Их близость была пылкой, порывистой и почти непристойной, как в юности. Никаких преград. Безграничный океан желания, что напрочь вымывало плесневелую законсервированность тех, кому всё приелось. Юлька познавала этого смутно знакомого мужчину с первого брошенного на него взгляда — тогда в юности. А потом с мига зарождения первого позыва заграбастать, растормошить невозмутимого парня с непроницаемо пронзительным взглядом чёрных прищуренных глаз.
Они были жадными, нетерпеливыми и ненасытными. Словно каждому выдали по листку с приговором: «это в последний раз, после чего ваше либидо будет изъято до окончания срока жизни без права подачи апелляции». И они торопились высосать друг друга до донышка. Пока хватало сил.
— Э-э-э! — беспардонно забарабанил в дверь парилки настырный плод их случайного секса семнадцать лет назад. — Вы совсем оборзели?! У вас, между прочим, ребёнок! И ребёнок хочет в баню!
Юлька пошевелилась: всё тело ныло. Секс на влажном горячем деревянном полу неизбежно портит результат. И это она ещё половину тела удобно пристроила на Даянчике. Тот и вовсе распластался на полу, мужественно приняв на себя весь груз дискомфорта. Чего им стоило чуть-чуть потерпеть? Добраться до мягкой кровати и уж там… Там-тарам, там-тарам.
Юлька оторвала голову от тяжело вздымающейся широкой груди. Заглянула в чёрные прищуренные глаза. За ними клубилась непроницаемо пронзительная бездна чего-то так и неразгаданного. Она смутилась. Но всё-таки вытолкнула из себя то, что разъедало язык:
— И что теперь?
Помолчав, Даян как-то неохотно выдавил:
— Не знаю.
— Совсем «не знаю»? — заусило её разобраться. — Или пока «не знаю»?
— Пока не знаю, — покривились его губы.
— Эй! Вы там! — надрывался за дверью Севка. — Хоть обматюгайте в ответ! Вы живы?!