На крыльцо вышел мужчина лет сорока вполне представительной внешности. В том смысле, что больше походивший на инженера, а не слесаря сомнительной квалификации и нравственности. Да и одет новый персонаж вполне респектабельно: одна дублёнка чего стоит.
— Мне он не нравится, — не отдавая отчёта в причине, пожаловалась Юлька белой ящерке.
И тут же спохватилась:
— А почему эта парочка аборигенов ещё не зомби?
«Белочка» проигнорировала её придирчивый взгляд — отвернулась и скрутила из хвостиков дулю.
— Хамка! — вяло ругнулась Юлька и закрыла окно.
Хотя на крыльце появился ещё один субъект: совершенно бандитской наружности. Он выдал гостям Кеуля длинную тираду, которую ребята приняли благосклонно — Даян даже ударил с ним по рукам. Значит, о чём-то договорились. Вот и Кирилл расстегнул куртку, сунув руку во внутренний карман.
— Всё-таки улизнули от оздоровительного физического труда на свежем воздухе, — хмыкнув, пояснила Юлька вновь обернувшейся к ней ящерке. — Снег вручную разгребать не будут. Кого-то наняли.
— Договорились, — подтвердил Даян, рухнув в машину и машинально смахнув с руля бронзового засоню.
Тот шарахнулся в сторону, что-то беззвучно вереща. Плюхнулся на переднюю панель и угрожающе распушил хвосты. Хаммер впереди медленно тронулся, и Даян последовал за ним. Они доехали до нерасчищенного перекрёстка и с грехом пополам развернулись. Двинули на выезд из села: оказалось, что своротку к зимовью они уже промахнули и теперь возвращались к ней обратно.
Остановились прямо посреди дороги. Видимо, напротив уходящей в поля грунтовки — место залегания под снегом которой знал только Кирилл. Они с Даяном опять выскочили посовещаться. Залезли в сугроб на обочине и что-то обсуждали, распинывая снег — мальчишеская привычка.
Кирилл махнул рукой на далёкую стену тайги, подпиравшую снежную целину, которую предстояло преодолеть. Два сверкающих на солнце бронзовых мотылька кружились вокруг них, как вокруг лампы в ночи. Но мысли о том, куда они втянули Кирилла, больше не докучали: всё будет, как будет. Судьба диктует, а ты лишь поддакиваешь.
Юльке надоело торчать в машине: накинув куртку и нацепив очки, она вылезла наружу подышать морозным воздухом. Тишина вокруг стояла гробовая: Сибирская зима глуха и нема. Даже в городе, где она лишь свысока наблюдает за грязным людским муравейником. А вот так, в чистом поле ты в полной её власти — размышляла она, улыбаясь шлёпавшему к ней сыну.
Севке тоже обрыдло мять задницу в машине: он тепепался к матери, волоча ноги, щурясь от яркого света и поводя плечами. Окружающее великолепие залитого незамутнённым солнцем заснеженного пространства этот городской выкидыш не приветствовал: тут не было интернета.
Его шипастый убийца торчал на растрёпанной башке своей жертвы сияющей звездой. Прямо как фэнтезийный маг — мысленно хихикнула Юлька — который прицеливается, дабы жахнуть в кого-то магическим шариком с макушки. Открыла, было, рот, дабы попенять ребёнку на бесчувственность к красотам природы, как услыхала посторонний звук.
Обернувшись, увидала приближавшуюся чёрную Ниву пятидверку. Покосилась на ребят — те пялились на далёкую окраину села. Выглядывали обещанную снегоуборочную технику — догадалась Юлька.
Вновь глянула на Ниву, из которой как раз вылез мужчина в дублёнке. С каким-то дрыном наперевес. Поднял его, и грохнул выстрел. Затем второй. Юлька тупо таращилась на качнувшегося при отдаче стрелка: этого не может быть. Но боковое зрение не обмануло: Даян с Кириллом повалились на землю. Взаправду.
И тут её подкинуло. Она развернулась и бросилась на прыгнувшего навстречу Севку. Налетела на что-то кричавшего сына и умудрилась повалить его на дорогу.
— Ты что! — почти визжал он ей в лицо, стряхивая с себя ополоумевшую бабу. — К бате! Скорей! Не успеем!
Юлька завалилась на спину — его слова пробивались к её сознанию сквозь вязкую преграду отупения и ужаса. Руки тянулись к подскочившему ребёнку, пальцы хватали воздух. Он подцепил мать за руки и рванул с земли на себя. Ноги не слушались, и Юлька плюхнулась на коленки.
— Ма! — рявкнул в лицо Севка и отвесил ей пощёчину: — Очнись! Батя уходит! — вторая пощёчина. — Нам нужно с ним!
В мотнувшейся башке просветлело — звуки начали пробиваться в окуклившийся мозг. Даян уходит — на этот раз её ударило кошмарной мыслью, и тело само взвилось вверх. Его потащило в сторону — Севка буквально волочил мать за собой.
Её глаза вперились в красавчика с голливудской улыбкой — никак не могли оторваться. Тот стоял у Нивы, целясь в них из какого-то ружья. Его губы кривились, ноги переминались.
— Не могу! — заорал он через плечо мужику в дублёнке.
— Щенок! — сухо бросил тот.
Шагнул к неудавшемуся убийце, вырвал ружьё. Отшвырнул парня, поднимая оружие. Юльку развернуло к рухнувшему на колени сыну. Севка буквально упал на отца, бестолково шаря руками по его куртке. Она успела его закрыть, когда снова грохнуло. В спину ударило. Вроде не сильно. Но, вмиг обмякнув, она упала на своего мальчика, обо что-то оцарапав щеку.
Завалилась на бок — кажется, он выбирался из-под неё. Кажется, опять грохнуло — всё как-то невнятно и будто не с ней. Ни страха, ни боли, ни мыслей.
Нависший над матерью Севка дёрнулся, как припадочный — бронзовый малыш на его плече прижался к вздувшейся на шее голубой жилке. Сынок тяжко мучительно выдохнул, силясь удержать голову. Медленно опустился на мать — крутящаяся перед её глазами белая ящерка ласково погладила его по мокрому лбу хвостиками.
Ледяная ладонь накрыла Юлькину щёку:
— Не бойся… я с тобой… пока батя… не…
Где-то очень далеко грохнуло — она едва различила осточертевший звук. Ни страха, ни боли, ни тревог. Тихо и тепло. И покойно на душе, как никогда прежде.
Эпилог
— Ну, покоя-то я тебе не обещаю, — ядовито прокряхтел голый карлик, заколыхав над Юлькой жирными студенистыми щеками.
Из его тонкого длинного, похожего на флейту носа вился зеленоватый дымок. С золотыми и бронзовыми искорками. На лысой макушке надоедливого нудиста плясала белая ящерка, вздымая над собой узорчатую сетку хвостиков.
— Ишь, чего захотела? — брюзжал голый самовлюблённый прыщ, сложив на груди толстые короткие ручонки.
Юлька отчётливо почувствовала, как опустились её веки. Однако прилипчивый паршивец никуда не исчез.
— Ничего я не самовлюблённый, — обиженно бухтел он, шевеля пальчиками-сардельками. — Ты сама-то! Мужу рога наставила? Наставила. А после с ним же наставила рога любовничку. А бесстыжий у неё я, — пожаловался он кому-то невидимому и его же укорил: — Нашли, кого выбрать! Нахалка и богохульница!
Юльку поразило именно второе обвинение: она богохульница? Неверующая — это да. Но чтобы Бога хулить? Или Богов — возникла в голове какая-то абсолютно чужая мыслишка. И совершенно ненужная, мешающая — она пыталась припомнить о чём-то жизненно важном.
— Никуда он не денется, — проскрипел уже невидимый карлик. — Нашла о чём тревожиться. Твой парень в порядке. Лучше побеспокойся, как мне угодить. А то возись тут с ней, а в ответ одни оскорбления. То паразит, то прыщ… Сама-то ящерица облезлая! Немочь бледная. А туда же!
— Я умерла? — не выдержав, внезапно обрела она голос.
— Отстань! — буркнул невидимый карлик. — Не до тебя…
И осталась с ней одна тишина.