Граф увидел меня, его глаза расширились от удивления, и он, как мне показалось, злобно уставился на меня. Он был одет, как всегда, великолепно и, как всегда, во все белое. Камзол из белого плотного атласа и кремовые бриджи. Ворот и манжеты расшиты жемчугом, сверкающим в тусклом свете светильников. Но если не принимать во внимание портняжное искусство, можно было сказать, что граф выглядит неважно: лицо напряженное, кружева, украшающие его одежду, поникли, а ворот взмок от пота. Раймон же, напротив, выглядел спокойным, он стоял, спрятав руки в широкие рукава своей потертой сутаны, широкое, плоское лицо было невозмутимо.
— Эти два человека обвиняются, мадам, — произнес Людовик, указывая на Раймона и графа. — Они обвиняются в чародействе, колдовстве, использовании разумных знаний в колдовских целях. — Голос короля был холодным и угрюмым. — Такие занятия процветали во времена правления моего деда. Но мы не потерпим подобной дикости.
Король указал перстом на одну из фигур в колпаках, перед которой на столе лежала стопка бумаг.
— Читайте обвинение, — приказал он.
Человек в колпаке покорно поднялся с места и начал читать бесстрастным, угрюмым голосом:
— Обвиняются в содомии, убиении невинных, профанации священных ритуалов церковной службы и осквернении святого алтаря.
У меня мелькнула догадка: то, что проделал со мной в «Обители ангелов» мистер Раймон, благополучно меня исцелив, при желании вполне можно квалифицировать именно как осквернение священных установлений, и порадовалась, что никто этого не видел.
Я услышала имя Карафура и подавила внезапно охватившее меня волнение. Что же говорил по этому поводу пастор Лоран? Колдун Карафур был сожжен в Париже всего лишь двадцать лет назад за совершение тех самых обрядов, о которых речь шла сейчас, — «за то, что был связан с демонами и злыми силами тьмы, за то, что насылал на людей болезни и смерть». Я бросила быстрый взгляд на графа, но лицо его оставалось непроницаемым, губы плотно сжаты.
Раймон держался совершенно спокойно, серебристые пряди волос ниспадали на плечи, казалось, что он слушает не приговор, а нечто совершенно иное, скажем пение дрозда в кустах. Я видела каббалистические знаки, изображенные на стенах его кабинета, но никак не могла ассоциировать этого человека, практикующего лекаря и аптекаря, со списком прочитанных здесь злодейств.
Наконец чтение обвинительного акта было завершено. Человек в колпаке по знаку короля сел.
— Было проведено тщательное расследование, — сказал король, обращаясь ко мне. — Собрано множество доказательств, опрошены свидетели, и стало ясно, — он бросил холодный взгляд в сторону обвиняемых, — что эти двое занимались изучением древних философов и прорицанием, основываясь на положении небесных тел. И все же… — Он пожал плечами. — Сами по себе эти действия еще не являются преступлением. Мне объяснили, что они не противоречат учению церкви. Даже благословенный Святой Августин пытался проникнуть в тайны астрологии.
Я смутно припомнила, что Святой Августин действительно интересовался астрологией, но затем отверг это занятие как ненужную трату времени. Я сомневалась, что Людовик читал «Исповедь» Августина, но этот аргумент несомненно говорил не в пользу обвинения; изучение движения небесных тел несомненно выглядело вполне невинным занятием по сравнению с приношением в жертву младенцев некоей, не обозначенной четко содомией. Я невольно задавалась вопросом: зачем я нахожусь здесь? Неужели кто-нибудь видел меня с мистером Раймоном в «Обители ангелов»?
— Мы не против знаний и мудрости, — продолжал между тем король назидательным тоном. — Из книг древних философов можно многое почерпнуть, если читать их с добрыми намерениями. Но не для кого не секрет, что наряду с пользой по ним можно научиться и злу. Почерпнутая в них мудрость может быть обращена на достижения высот власти и богатства. — Он вновь бросил взгляд в сторону обвиняемых, как бы намереваясь решить, кто из них более заслуживает такого обвинения. С графа по-прежнему пот лил градом. Его белая шелковая рубашка окончательно промокла.
— Нет, ваше величество, — сказал он, отбросив назад свои темные волосы и устремив горящий взгляд на мистера Раймона. — Это вернб, в мире существуют темные силы. Они проникают всюду. Но эти злые силы никогда не найдут поддержки в среде преданных вашему величеству людей. — И как бы в подтверждение своих слов он ударил себя в грудь. — Вам следует искать тех, кто пользуется знаниями в своих корыстных целях, среди придворных. — Он конкретно никого не обвинял, но взгляд его был устремлен на Раймона.
Король остался безучастным к горячей речи графа.
— Такая мерзость процветала во времена правления моего деда, — мягко заметил он. — Но мы искоренили ее, исключив всякие предпосылки для возникновения подобного зла. Чародеи, колдуны, те, кто извращает учение церкви… Мы не потерпим, чтобы они вновь появились. Итак, — он оперся обеими руками о стол и выпрямился, — у нас здесь находится свидетель. Бескорыстный судья с чистой душой, — произнес он, указывая на меня. — Белая Леди. Белая Дама не может лгать. Она видит сердце и душу человека и может безошибочно отделить правду от лжи. Она может сделать так, что правда послужит спасению или уничтожению.
Атмосфера нереальности происходящего мгновенно рассеялась. Легкое опьянение прошло, и я была трезва как никогда. Я открыла было рот, но тут же закрыла, осознав, что, в сущности, мне нечего сказать.
Меня пронзил страх и затаился, свернувшись в клубок у меня в желудке, когда король объявил о своем намерении. На полу будут начерчены две пентаграммы. На каждую из них должен будет ступить подозреваемый в колдовстве и рассказать Белой Леди о своих поступках и их мотивах. А она определит, правду ли они говорят.
— Господи Иисусе, — шептала я.
— Месье граф, прошу сюда. — Король жестом указал на первую пентаграмму, начерченную мелом на ковре. Только король мог позволить себе столь пренебрежительный тон с представителем знатного рода.
Граф, проходя совсем близко мимо меня, зловеще шепнул:
— Берегитесь, мадам, я работаю не один. — Он занял указанное ему место, повернулся ко мне лицом и отвесил иронический поклон.
Ситуация была ясна. Я обвиняю его, и его сторонники отрезают мне соски и сжигают склады Джареда. Я провела сухим языком по губам, проклиная Людовика. Почему он просто не воспользовался моим телом?
Раймон осторожно ступил на указанную ему пентаграмму и почтительно кивнул мне. Его круглые черные глаза оставались бесстрастными. Я не представляла себе, что делать дальше. Король велел мне стать напротив него, между двумя пентаграммами. Человек в капюшоне подошел к королю и стал за его спиной, а за ним — целая толпа со скрытыми капюшонами лицами. Воцарилась мертвая тишина. Копоть от свечей поднималась к расписанному золотом потолку. Все взоры были устремлены на меня. Наконец стряхнув с себя оцепенение, я повернулась к графу и кивнула:
— Можете начинать, месье.
Он улыбнулся, во всяком случае так мне показалось, и начал с объяснения возникновения Каббалы, потом пустился в толкование двадцати трех букв древнееврейского алфавита, символике всего этого вместе взятого. Его объяснения звучали вполне научно, невинно, но и ужасно скучно. Король откровенно скучал, зевая.
Тем временем я судорожно перебирала в уме различные варианты своего поведения. Этот человек угрожал мне, пытался убить Джейми, неважно по каким — политическим или личным мотивам. Он был главарем шайки, которая преградила путь мне и Мэри. Кроме того, я слышала о нем и многое другое. Он был главной помехой в попытках остановить Карла Стюарта. Могла ли я дать ему возможность спастись?
От волнения и страха тело мое напряглось как струна, но я превозмогла себя и в упор взглянула в физиономию графа.
— Одну минуту, месье. Все сказанное вами — чистейшая правда, но за вашими словами я вижу какую-то темную тень.
У графа отвисла челюсть. Людовик внезапно заинтересовался. Я закрыла глаза, прижала кончики пальцев к вискам, изображая погружение в себя.
— Вы никак не можете отвлечься и забыть одно имя, — произнесла я, едва дыша. Потом уронила руки и сказала: — Это имя — Лес Дисциплес ду Мал. Что связывает вас с ним, месье граф?
Своих эмоций граф скрывать не умел. Глаза его округлились, лицо побелело, а я почувствовала, что уже не боюсь его. Имя Лес Дисциплеса было известно и королю. Его темные, сонные глаза превратились в щелки. Несомненно, граф был плутом и шарлатаном, но трусом его назвать было нельзя. Собрав все свое мужество и гордо подняв голову, он заявил:
— Эта женщина лжет. — Голос его звучал так же уверенно, как и тогда, когда он объяснял, что буква «алеф» является символом крови Христовой. — Она вовсе не Белая Леди, а служанка сатаны. Она действует заодно со своим хозяином — печально знаменитым колдуном и учеником Карафура. — Театральным жестом он указал на Раймона, который выглядел чрезвычайно удивленным. Один из присутствующих перекрестился, и я услышала, как все, присутствующие здесь, зашептали слова молитвы. — Я могу это доказать, — воскликнул граф, не дав никому возразить, и запустил руку себе за пазуху. Я вспомнила, как точно так же он вытащил кинжал из рукава на званом вечере.
Но на сей раз это был не кинжал.
— Библия гласит, — продолжал он, — что они могут держать змею в руках, и змея их не ужалит. И это верный признак того, что перед вами истинный слуга Господа Бога.
По-видимому, в руках у него был небольшой питон — около трех футов длины, гладкий, золотисто-коричневый, скользкий, как смазанный маслом канат. Желтые глаза питона печально взирали на присутствующих.
Люди в капюшонах ахнули, а двое стоящих впереди отпрянули назад. Людовик не только отскочил назад, он стал опасливо озираться по сторонам в поисках телохранителей, стоявших у дверей с выпученными от страха глазами.
Змея раз или два высунула кончик языка, пробуя воздух на вкус. Запах расплавленного воска и фимиама, видно, пришелся ей не по вкусу, и, решив, что поживиться здесь нечем, она попыталась снова вернуться в теплую пазуху, откуда ее так бесцеремонно вынули.