в армии, – впрочем, довольно скудно.
Я договорилась о том, чтобы меня пропускали в камеры, и лечила арестованных от различных заболеваний, спектр которых был очень широк – от цинги и недоедания до ангины, обморожения, артритов и различных болезней дыхательных путей.
Я обошла всех военачальников и лордов, которые еще оставались в Эдинбурге – их было немного – и которые могли быть полезны Джейми в случае, если его визит в Стирлинг окажется безуспешным. Я не надеялась, что это поможет, но считала нужным сделать все, что в моих силах.
И среди всех забот этих дней я выкраивала время, чтобы раз в день навестить Алекса Рэндолла. Мне с трудом удавалось заглядывать к нему по утрам, чтобы не занимать те часы, которые он мог провести с Мэри. Алекс спал мало, и даже этот сон был болезненным. Естественно, что по утрам он чувствовал усталость и был раздражен, говорить ему не хотелось, но он всегда приветливо улыбался мне. Я приносила ему питье – легкую смесь мяты и лаванды с несколькими каплями макового сиропа. Это давало ему возможность поспать несколько часов, и, когда Мэри приходила к нему днем, он чувствовал себя отдохнувшим.
Кроме меня и Мэри, я не видела у Алекса никаких посетителей. Поэтому, подойдя однажды утром к дверям его комнаты и услышав за ней голоса, очень удивилась.
Коротко постучав один раз – наш условный стук, – я открыла дверь и вошла. Джонатан Рэндолл, одетый в алую капитанскую форму, сидел у постели своего брата. При моем появлении он встал и вежливо, но холодно поклонился.
– Мадам, – сказал он.
– Капитан, – откликнулась я.
Мы неловко стояли посреди комнаты, глядя друг на друга и не зная, что сказать.
– Джонни, – прозвучал хриплый голос Алекса.
В нем слышалась просительная и в то же время требовательная нотка, и Джонатан, уловив это, раздраженно пожал плечами.
– Мой брат вызвал меня, чтобы я сообщил вам кое-какие новости, – проговорил он, едва разжимая губы.
В это утро на нем не было парика. С темными, стянутыми сзади волосами, он поразительно напоминал своего брата. Бледный и хрупкий Алекс казался призраком Джонатана.
– Вы и мистер Фрэзер были добры к моей Мэри, – сказал Алекс, поворачиваясь на бок, чтобы видеть меня. – И ко мне тоже. Я… знал о вашем договоре с моим братом, – его бледные щеки слегка порозовели, – но я знаю также, что вы и ваш муж сделали для Мэри… в Париже.
Он облизал губы, сухие и потрескавшиеся от постоянной жары в комнате.
– Я думал, вам нужно услышать новость, которую Джонни привез вчера из замка.
Джек Рэндолл смотрел на меня с неприязнью, но он привык держать свое слово.
– Итак, на посту командующего Холи сменил Коупа, как я и предсказывал вам раньше, – начал Рэндолл. – У Холи есть некий дар лидерства, он пользуется слепым доверием людей, находящихся под его командованием. Возможно, это сыграло большую роль, чем артиллерия Коупа.
Джек нетерпеливо передернул плечами.
– Как бы то ни было, генерал Холи направлен на север, чтобы захватить Стирлингский замок.
– Значит, все-таки он, – вслух подумала я. – А какое у него войско?
Рэндолл коротко кивнул.
– В настоящий момент у него восемь тысяч, из них тысяча триста – кавалеристы. Кроме того, он со дня на день ожидает шесть тысяч гессенцев. – Джек нахмурился, размышляя. – Я слышал также, что глава клана Кэмпбелл посылает в помощь Холи тысячу человек, но я не знаю, насколько надежна эта информация.
– Понятно.
Это было серьезно. В шотландской армии в настоящее время насчитывалось от тысячи до двух тысяч человек. Без тех подкреплений, прибытия которых Холи пока еще только ждет, они смогут выстоять. Ждать, пока подойдут гессенцы и солдаты Кэмпбелла, – сущее безумие, не говоря уже о том, что шотландцы гораздо лучше атакуют, чем защищаются. Поэтому необходимо, чтобы эта новость дошла до лорда Джорджа Муррея как можно быстрее.
Голос Джека Рэндолла прервал мои размышления.
– Прощайте, мадам, – как всегда официально, произнес он, на застывшем красивом лице не дрогнул ни один мускул, он поклонился мне и вышел.
– Спасибо, – сказала я Алексу Рэндоллу, ожидая, пока Джонатан спустится по узкой крутой лестнице, чтобы уйти самой. – Эти сведения мне очень пригодятся.
Он кивнул. Темные круги под глазами свидетельствовали о еще одной бессонной ночи.
– Пожалуйста, – просто сказал он, – может быть, вы оставите мне какое-нибудь лекарство? Думаю, некоторое время я вас не увижу.
Я замерла, пораженная его предположением – неужели мне придется самой отправляться в Стирлинг?
– Не знаю, – ответила я. – Но лекарство я вам оставлю.
Я медленно шла в свое жилище, мысли лихорадочно кружились в голове. Совершенно ясно, что я должна обо всем сообщить Джейми. И немедленно. Это я поручу Мурте. Я знала, Джейми мне, конечно, поверит, если я напишу ему записку. Но сумеет ли он убедить лорда Джорджа, графа Перта или других армейских командующих?
Я не могла сказать им, откуда у меня эти сведения. А поверят ли армейские командиры ничем не подтвержденным словам женщины? Даже если молва приписывает этой женщине сверхъестественные возможности? Вдруг я вспомнила Мэйзри и вздрогнула.
«Это проклятие», – сказала она.
Да, это так, но что же тогда делать?
«Ведь мне не дано никакой силы. Хотя я могу промолчать, не сказав то, что мне известно».
И это тоже сила. Но я не рискну ею воспользоваться.
К моему удивлению, дверь моей маленькой комнаты была открыта, оттуда слышались голоса, звон и лязг оружия. К этому времени у меня под кроватью образовался целый склад оружия, около очага лежала груда мечей и секир, на полу буквально не осталось места – только маленький квадрат, на котором Фергюс расстилал свое одеяло.
Я стояла на лестнице, пораженная представшей моим глазам картиной. Мурта, стоя на кровати, наблюдал за раздачей оружия людям из Лаллиброха, до отказа заполнившим комнату.
– Мадам!
Я повернулась на крик и увидела у своего локтя Фергюса, с широкой ухмылкой на болезненном лице.
– Мадам! Разве не чудо? Милорд получил прощение своим людям – сегодня утром явился посыльный из Стирлинга с приказом освободить их и двигаться в Стирлинг в распоряжение милорда!
Я крепко обняла его и тоже улыбнулась.
– Это действительно чудесно, Фергюс.
Еще несколько человек заметили меня и стали поворачиваться, улыбаясь и дергая друг друга за рукава. Маленькую комнату заполнили радостные возгласы. Мурта, возвышавшийся на кровати, словно король гномов на грибе-поганке, тоже увидел меня и улыбнулся – при этом улыбка совершенно изменила его лицо, сделала просто неузнаваемым.
– Людей поведет мистер Мурта? – спросил Фергюс.
Он тоже получил оружие – короткий меч – и во время разговора то и дело вытаскивал его из ножен и вкладывал обратно, видимо для практики.
Я встретилась взглядом с Муртой и покачала головой. В конце концов, подумала я, если Дженни Камерон могла привести в Гленфиннан отряд людей своего брата, то почему бы и мне не отправиться в Стирлинг с отрядом моего мужа? И пусть тогда лорд Джордж и его высочество попробуют пренебречь моим сообщением, доставленным мною лично!
– Нет! – сказала я. – Людей поведу я.
Глава 43Фолкеркский холм
В темноте вокруг меня были мужчины, всюду, со всех сторон. Рядом со мной шел волынщик. Я слышала поскрипывание сумки у него под мышкой и видела очертания труб волынки за его спиной. Они шевелились в такт шагам, и казалось, что он несет за спиной маленькое дрожащее животное.
Я знала его, человека по имени Лабриан Маклин. Волынщики кланов по очереди возвещали о начале нового дня в Стирлинге; волынщик расхаживал по лагерю точным, размеренным шагом, и звуки его инструмента, отражаясь от полотняных палаток, возвещали о начале нового дня.
Вечером тоже ходил волынщик; он медленно шел по двору, лагерь замирал, прислушиваясь, стихали голоса, и солнечный свет мерк на стенах палаток. Высокие жалобные звуки будили тени на болотах, и, когда волынщик завершал свою работу, наступала ночь.
И утром и вечером Лабриан Маклин играл с закрытыми глазами, медленно вышагивая по двору: локоть крепко прижимает сумку, пальцы любовно пробегают по трубке. Несмотря на холод, я просиживала иногда целыми вечерами, слушая звуки, которые проникали в самое сердце.
Существуют маленькие ирландские волынки, их используют в закрытых помещениях, и большие северные волынки, на которых играют на свежем воздухе – побудку, обращение к различным кланам или призыв к битве. Маклин играл на северной волынке, расхаживая туда-сюда с крепко зажмуренными глазами.
Однажды вечером, дождавшись, пока замрет последняя щемящая нота, я встала и пошла рядом с ним; он прошел через ворота Стирлингского замка, кивнув одному из стражников.
– Добрый вечер, миссис, – сказал он.
Голос был мягок, в глазах, теперь широко открытых, еще таилась нежность, разбуженная только что отзвучавшей музыкой.
– Добрый вечер, Маклин, – поздоровалась я. – Все хочу спросить тебя: почему ты играешь с закрытыми глазами?
Он улыбнулся, почесал голову, но с готовностью ответил:
– Думаю, потому, что играть меня учил мой дедушка, а он был слепой. Когда я играю, то так и вижу его перед собой: шагает по берегу моря, борода развевается на ветру, слепые глаза зажмурены, потому что ветер бросает ему в лицо колючий песок. Он прислушивается к звукам волынки, которые отражаются от крутых горных склонов, – эхо помогает ему безошибочно находить дорогу.
– Значит, ты видишь его и, как и он, играешь скалам и морю? Откуда ты, Маклин? – спросила я.
У него был низкий голос, в его речи слышалось много свистящих звуков, даже больше, чем у северных шотландцев.
– Я из Шетланда, миссис, – ответил он, причем последнее слово прозвучало почти как «Зетланда». – Это далеко отсюда.
Он снова улыбнулся мне и поклонился, потому что мы подошли к домам для гостей, куда мне нужно было повернуть.