Кухня пострадала не меньше, чем остальные комнаты. Осколки разбитых тарелок и ножи, вонзившиеся в стены под воздействием неведомой силы, производили удручающее впечатление. Честно говоря, здесь меня начало преследовать ощущение опасности, нависшей над нами, как Дамоклов меч. Никаких привычных стандартных головных уборов здесь, естественно, не наблюдалось, хотя приспособить под это дело можно было много чего. Мне вспомнилось детство, когда я, представляя себя астронавтом, тайком создавала себе соответствующий костюм, где шлемом служила большая воронка, как на некоторых полотнах Босха. М-да… Были времена!
В задумчивости я машинально взяла со стола единственную уцелевшую плошку, стоявшую как-то очень несуразно с краю, будто её тут намеренно поставили, как вдруг это действие пробудило неведомый встроенный механизм, мгновенно пробудивший все острые предметы вокруг, словно мы были не на кухне, а в храме древних майя, и при этом отняли золото у изваяний богов. Кухня ощерилась множеством лезвий, направив на нас острия вилок и ножей.
Я замерла на месте от испуга: не каждый день на тебя летят собственные столовые приборы с целью продырявить хозяйку, а вот Амур не растерялся: с быстротой метеора схватив валявшийся на полу большой таз для варенья, чтобы использовать его как щит, он метнулся ко мне, попутно повалив стол. Этот предмет мебели послужил прекрасной баррикадой, за которой мы прятались, как революционеры во время восстания.
Ножи и вилки, увлекая за собой сонм осколков тарелок, со зловещим свистом носились по кухне, сделав несколько крутых пике в надежде поразить нас, и, надо сказать, поразили, но, слава Богу, не в физическом смысле, а морально. После таких налётов некоторые ножи застревали в столешнице и тазу, но оставшиеся поднимались для нового захода, не давая нам опомниться, а затем к ним присоединялись новые и новые.
– Да что это такое?! – возопила я, когда Амур приспособил в качестве второго щита крышку от кадушки, в которой Витюня солил капусту на зиму, и в этот импровизированный щит тоже вонзилось энное количество колюще-режущих предметов. – У нас никогда не было столько ножей! Откуда они берутся-то, ума не приложу!
– Генерируются некой силой, – пояснил Амур. – Похоже на то, что эта сила изымает все ножи в округе и материализует их здесь.
Я представила себе жителей окрестных сёл, у которых таким магическим образом исчезают ножи. Хорошо, что сейчас ещё ночь, а то представляю, какой ажиотаж у населения вызвала бы эта смелая акция. Правда, в воздухе туда-сюда нарочито летали и две жиганские финки, вероятно, изъятые у каких-то местных преступников, так что, как говорится, нет худа без добра.
– Мне эта сила почему-то очень знакома! – добавил Амур, рассматривая лезвия ножей, торчащие из деревянной крышки от кадушки.
–Это ракшасы? – испуганно спросила я.
– Нет, – покачал головой Амур, – с ними я не встречался. А эта сила… Такое ощущение, что я знаком с её носителем.
– Может, кто-нибудь с твоего Олимпа? – предположила я, мысленно пытаясь угадать, кто из тамошних богов мог бы управлять ножами. Уж не Гефест ли?
– Тоже нет! – развеял мои подозрения Амур. – Своих я узнал бы в два счёта. Да и не принято на Олимпе так действовать. Боги – народ цивилизованный. Они знают, что я теперь сопровождаю Шешу в его походе, поэтому у меня эпическая неприкосновенность – закон такой. Следовательно, ко мне сначала прислали бы переговорщика, в роли которого обычно выступает Гермес, и только потом, если стороны не придут к согласию, перешли бы к более жёстким мерам. А то, что мы наблюдаем сейчас – это полный беспредел, дикость!
– Кто же этот дикий беспредельщик?! – пробормотала я, как вдруг почти на уровне подсознания ощутила чьё-то присутствие в комнате.
Это нечто скрывало свой облик за рябью пространства, какую может вызывать довольно мощная сущность, обладающая силой, а не владеющая искусством, как мы, ведьмы.
– Руки-крюки, две ноги… Ухи, ухи береги! – донеслось до нас чьё-то злобно-саркастическое ворчание.
Это был такой голос, будто скребущий по душе психологическим наждаком. Его обладатель словно играл с нами, заранее извещая о том, кто наш противник.
– Бабай! – одновременно догадались мы с Амуром.
Наверное, этот зловредный охотник за женскими ушами устроил здесь ловушку и ушёл, а теперь, когда мы наделали столько шуму, вернулся, чтобы поймать нас. Может быть, это он шуршал там, в темноте лаза, по которому мы пришли в усадьбу? Что он сделал с сестрой Кики? Мне показалось, что я слышала чей-то сдавленный крик вдали. И, если он нашёл лаз, то мог пробраться сквозь него и напасть на Фейора! Где же Витюня и Шеша со своей Змеищей?! Они бы сейчас были кстати!
В отсутствие наших друзей приходилось рассчитывать только на себя.
– Эй, бабай! – крикнула я. – Что ж ты с ножами на девушку беззащитную бросаешься? А? Слабо вот так вот выйти, снять невидимость, расправить плечи и представиться свахе, дескать, я, такой-то, такой-то, и рассказать о своих пожеланиях в плане любовных увлечений? Я, может, судьбу твою устроить смогу.
– Слышны в доме охи, ахи: будет харакири свахе! – заявил бабай, но предложение моё принял: похоже, помощь свахи ему была нужна позарез.
Ножи перестали летать, и из тени, притаившейся за шкафом, неожиданно вышел некто упитанный и ростом под потолок. Тело скрывали роскошные вьющиеся волосы до пят. Не обошлось и без клыков и небольших рожек, но они ему удивительно шли. А на шее у этого существа висела связка трофейных женских ушей: уже нарвал где-то по дороге сюда, стервец.
– Не высовывайся! – остановил меня Амур, обняв за талию, когда я собралась смело выглянуть из-за нашей импровизированной баррикады, чтобы начать переговоры. – Хочешь без ушей остаться?! Он же специально тебя выманивает! Неизвестно, что у этого лохматого на уме!
Беспокоится обо мне! Я улыбнулась. Хорошо, что рядом со мной есть младший бог любви, способный удержать меня от необдуманных поступков!
– Эй! – позвала я, наблюдая за коллекционером женских ушей сквозь щёлочку в столешнице.
Тот повернул голову на звук, и все ножи мгновенно повернули свои острия, словно наводясь на цель. Как он ими управляет? Я вспомнила, что было такое заклинание у ведьм-свах, позволяющее управлять любовными пулями «Veni, vidi, vici», только пули не приносили физического вреда в отличие от ножей, да и для того, чтобы управлять таким большим количеством довольно тяжёлых предметов нужен был особый дар. Вот бы, как говорится, энергию этого рогатого да в мирных целях, цены б ему тогда не было!
– А скажи: бабай – это твоё имя, или звание? – спросила я, решив тянуть время до прихода Шеши, Витюни и всей нашей компании.
– Кто чужие, не свои, те зовут нас «бабаи», а своя, когда придёт, «масиком» пускай зовёт! – мечтательно вознеся очи к потолку, заявил бабай.
Ничего себе, масик! Я с большим трудом удержалась от язвительного хихиканья, стараясь сконцентрироваться на фактах. С одной стороны, ситуация была не безнадёжная: та, кто назовёт коллекционирующего уши стихоплёта «масиком», сможет легко приручить это лохматое сокровище и обезвредить, с другой стороны, где взять такую доброволицу (или доброволку?), которая воспылает чувствами к бабаю?! Допустим, я даже применю любовные пули не к мужчине, а к женщине, но где такую женщину взять? Может, Матильду попробовать? Не зря же она Хандыбабаева? Хотя Матильда наш враг, и под её влиянием бабай уже натворил много гадостей. Интересно, у кого он столько ушей нарвал?
– Они не настоящие! – тихо шепнул Амур до этого внимательно разглядывавший эффектное украшение в виде связки ушей, гордо носимое бабаем на шее.
– Серьёзно?! – изумилась я.
Амур кивнул и улыбнулся. Может, бабай и не был таким злым?! Просто вид делал по работе?
– Мы с Амуром берёмся тебе подыскать вторую половинку! – сказала я. – При условии, что ты вернёшь все ножи обратно, кроме тех двух финок, которые отобрал у преступников, и не будешь нападать!
Вскоре ножи начали медленно растворяться в воздухе, а две финки просто упали на пол рядом с ножками стола. Бабай уселся на табурет, отчего тот болезненно заскрипел, но всё-таки выдержал свалившийся на него груз. Я собралась встать и подойти к новоиспеченному клиенту, пока Амур держал под прицелом Сапфы этого не реализовавшего свою потребность в любви «масика». В этот момент со стены, где висели разные поварёшки, половники и прочие предметы кухонной утвари, сорвался белый пластмассовый дуршлаг и упал прямо мне на голову, где расположился, словно ультрамодная шляпа.
Бабай разразился хохотом, показывая на меня когтистой лапой. Ну какой же он был страшный! Зубы острые, как гвозди, торчащие в несколько рядов, глазищи длинные, узкие и хитрые. Не задумал ли чего против нас? Вид у него, правда, был вполне смирный, но кто его знает… Я гордо взглянула на него, пытаясь снять дуршлаг, но тот застрял, не дав мне ни одного шанса, хоть пилой распиливай! Это вызвало новый приступ хохота у моего лохматого клиента. Чтобы не давать повода к излишнему веселью (свашное дело – серьёзное мероприятие), я гордо поправила «головной убор» и сказала:
– Что ты смеёшься?! Это, между прочим, «священный дуршлаг» – религиозный атрибут, который носят на голове пастфариане всех стран!
– Кто?! – изумился бабай, видимо, плохо разбиравшийся в пародийных религиях, преспокойно существующих в нашем измерении.
Впрочем, я думаю, что у многих людей тоже бы отвисла челюсть, узнай они о том, что в 2005 году один юморной физик создал такое забавное религиозное учение, которое со временем обросло паствой и стало официальным, именуясь пастафарианской церковью Макаронного пастриархата.
– Пастфариане – это те, что верят в макаронного монстра! А дуршлаг нужен, чтобы этого монстра призвать! – пояснила я. – Хочешь познакомиться с летающим макаронным монстром? Сейчас же его призову!
Бабай отрицательно покачал головой и взглянул на меня с явным опасением за моё здоровье. Волосатый монстр испугался неведомого макаронного коллегу?! Забавный эффект! Кстати, Амур тоже смотрел на меня как-то странно, будто упомянутый мною монстр, правда, витал у меня над головой. Интересно, почему? Что он такого мог увидеть? Голове моей было жарко под дуршлагом, словно тот ни с того ни с сего нагрелся. Мне даже показалось, что в комнате стало светлее. Неужели ещё и светится?! Да не может быть! Это всё мне кажется от волнения.