Как бы там ни было, добившись таким способом серьёзного отношения к себе как к носителю религиозного атрибута, я и приступила к обычному опросу, который проводила для всех моих посетительниц, только в данном случае мне предстояло создать модель предполагаемой невесты, а не жениха.
Когда в комнату наконец ворвался Шеша, побеждать было уже некого. Бабай сидел на табурете, поджав волосатые ноги, и горестно рассказывал о том, что недавно узнал будто женщины любят ушами. По этой причине он изготовил муляжи этих ушей, чтобы пристроить их к понравившейся ему даме, тем самым увеличив силу её чувства к нему.
ГЛАВА VI. Явление Венца народу
Далее бабай выдал рифмовку собственного сочинения, и я поняла, что цикл Александра Блока «Стихи о Прекрасной Даме», как говорится, отдыхает перед этими проникновенными строчками:
«Мне ух твоих прекрасных не хватает.
Всё потому, что их всего лишь два.
А я о многоухости мечтаю,
Прикинув перспективу сватовства».
– Не-е-е-ет! Я так не играю! – нахмурился прибывший спасать нас Шеша, став невольным свидетелем этих откровений бабая. – Какой же тут эпос?! Где сражения?! Где опасности?! Что обо мне будут петь на каждом углу вселенной?! Что принц нагов только и делал, что слушал стишки сомнительного содержания?! Позору не оберёшься! Дед меня со свету сживёт после этого!
– Думается мне, что сражения впереди, Ваше Высочество! – шёпотом успокоил его Витюня, залетев в дом в образе филина, а потом приняв обычный свой облик. – Ты же не думаешь, что ракшасы так просто отступятся от Венца? Успеешь ещё навоеваться, а бабаю помочь надо: и ему польза, и нам лишний масик, то есть лишний союзник, не помешает. С ним мы и Матильду обезвредим, и с основными силами врага проще справимся.
Шеша пожал плечами и согласился. Он и Витюня вышли из кухни, чтобы не смущать разоткровенничавшегося бабая. Случай был буквально клинический, из серии «и смех, и грех», и вызывал одновременно улыбку на устах и слёзы на глазах. Я представила, как мы выглядим со стороны: девица с дуршлагом на голове и парень с крыльями, как у библейского ангела, среди невообразимого хаоса, царящего на кухне, внимательно слушают трогательно стеснительного рогатого индивида. Картина маслом!
Честно говоря, таких клиентов у меня не было никогда. Ну скажите, какой свахе для отстрела любовными пулями заказывали невесту повышенной ушастости?! Только мне! Бабай изложил и ещё некоторые требования к личности подруги жизни. Например, его избранница должна быть весёлого нрава с обязательным наличием лукавой чертовщинки в глазах. Тут я поняла, что главсваха отпадает. С весёлостью у Матильды было плохо, да и с лукавой чертовщинкой тоже. В глазах у главсвахи обычно отражалась решимость бульдозера, а это вряд ли могло понравиться бабаю. Возможно, именно эта «бульдозерность», отпугивала от Матильды всех мужчин: главсваха слыла старой холостячкой. Среди прочих бабайских требований было остроумие и остроухость, а ещё умение петь колыбельные.
Всё это лихо излагалось в стихах, и я решила, что невеста бабая должна была либо хорошо разбираться в поэзии (хотя бы на уровне учителя литературы средней школы), либо сама владеть поэтическим даром, чтобы оба были, так сказать, на одной волне. Где ж такую сыскать? Такие мысли одолевали меня, пока я слушала бабая, но внешне я старалась не оставаться спокойной: клиент не должен знать, что сваха в недоумении и вот-вот заржёт, как пони.
– Ваш заказ принят! – важно сказала я, вызвав радостный возглас бабая. – Но для его стопроцентного выполнения вам рекомендуется прекратить общение с женщинами, кроме вашей свахи, то есть меня.
Это условие я поставила для того, чтобы Матильда не смогла снова наладить контакт со своим бывшим союзником. Возможно, она тоже поймала бабая на его желании обзавестись подругой жизни, пообещав своё содействие как главсвахи, но всё откладывала исполнение обещанного, требуя постоянных услуг со стороны несчастного коллекционера ушей.
Бабай кивнул и снова удалился за шкаф в самом философском и наивно доверчивом расположении духа. Я вопросительно взглянула на Амура, уверенная в том, что он понимает меня с полувзгляда. Но младший бог любви истолковал этот взгляд иначе и, подойдя ко мне вплотную, заключил меня в могучие объятия. Я не возражала. Странное дело,! Может быть, всё это было совпадением, но именно в этот момент меня настигло внезапное озарение, правда, больше похожее на загадку, чем на решение проблемы бабая. Я вдруг явственно увидела театральную афишу пьесы Антона Павловича Чехова «Три сестры». Это видение было таким неожиданным и ярким, что я невольно отпрянула от Амура, после чего афиша, маячившая перед глазами, исчезла.
– Что с тобой?! – встревожено поинтересовался Амур.
– Ничего… просто… – Я не знала, как всё это сформулировать, и задумчиво почесала лоб, слегка сдвинув дуршлаг.
Общаясь с бабаем, я забыла об этом импровизированном головном уборе, а теперь он снова напомнил о себе.
– Помоги мне снять эту штуку! – попросила я, и Амур осторожно прикоснулся к длинной ручке, прикидывая, как избавить меня от дуршлага. – Может, его как-то разрезать?
После этих слов мою голову обдало жаром, потом я ощутила такое прикосновение, будто её слегка сжали обручем. Амур, который в отличие от меня видел, что произошло, смотрел на меня так, как контактёры взирают на пришельца из космоса.
– Что?! – изумилась я.
– Это… – Похоже, Амур от волнения не находил слов, чтобы пояснить увиденное. – Это…
Он взял один из маленьких серебряных подносов, разбросанных по полу, и поставил его передо мной, словно зеркальце. Отражение в нём было не совсем чётким, но самое главное можно было увидеть вполне ясно. Вместо дуршлага у меня на голове красовался изящный светящийся обруч, украшенный в районе лба чем-то крупным, сияющим, как фонарь шахтёра. В общем, я стала выглядеть, как царевна из сказки: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит!»
У меня ушло несколько секунд на осознание этой метаморфозы. Наверное, при этом я выглядела ещё более забавно, чем тогда, когда мою голову венчал дуршлаг. Амур тоже был поражён и смотрел на меня со смесью восхищения и тревожного ожидания. Так люди смотрят на полёт кометы, предвкушая грандиозные перемены, и часто не ошибаются.
– А вот и Он! – Торжествующий голос Шеши мгновенно рассеял ощущение волшебства. – Венец. Он сам тебя нашёл!
– Сокровище ты наше! – пробормотал Витюня, с нежностью глядя на меня.
– Это и есть Венец?! – спросила я, разглядывая своё мутное отражение на поверхности серебряного подноса.
– Да! Похоже, он решил притвориться кухонной утварью, чтобы дождаться тебя и не попасть в руки ракшасам или им подобным. – сказал Шеша.
– И что мне с ним делать? – спросила я, уважительно сведя глаза в кучку к верхней точке переносицы, где горела «звезда», и попробовала снять Венец, но не тут-то было: обруч сидел как приклеенный. – Как эта штука действует? И почему не снимается, скажите на милость? Мне что, всю оставшуюся жизнь с ним ходить?!
– Не снимается, наверное, потому, что тебя выбрал, а вот как действует… – Витюня замялся, растерянно почесав за ухом. – Тут со всеми по-разному было. Кто-то начинал говорить на всех возможных языках Вселенной, кто-то разные сальто-мортале выделывал, кто-то мысли читать ударялся. Прапрабабка твоя, та вообще обретала невидимость. Одно было сходство: Венец подсказывал самый верный путь в данной ситуации. Он ведь видит все смыслы и все возможные исходы для каждого из живущих, может просчитать варианты.
– Что-то как-то странно он подсказывает… – пробормотала я, вспомнив афишу из моих недавних видений (ну хорошо, хоть без сальто-мортале обошлось, Чеховым отделалась: повезло)
Как мне это понимать? Может, в соответствии с коронной фразой одной из главных героинь пьесы: «В Москву! В Москву!»?
– Это потому, что Венец пока в выключенном состоянии находится, – пояснил Шеша, восхищённо разглядывая обруч, а заодно и меня.
– Так он ещё и выключен?! – изумилась я. – Не уверена, что хочу его включить, но всё-таки интересно, как это делается?
Шеша слегка потупил взгляд, а потом покосился на домового.
– Я не знаю, что делали для этого другие расы, но у нагов для включения издавна существовал ритуал слияния, в ходе которого высвобождалась мощная энергия любви, вектор которой действовал на артефакт, как нажатие кнопки «ВКЛ», – осторожно сформулировал свою мысль Шеша, а мы с Амуром невольно взглянули друг на друга и густо покраснели.
Кажется, мы подумали об одном и том же, и эта совместная мысль взбудоражила моё сознание, мучительным предвкушением.
– Ну это у нагов! У вас нравы подземные, вольные! А мы свой «ВКЛ» искать будем! – поспешил вклиниться в разговор Витюня, а потом добавил, сурово воззрившись на раскрасневшегося Амура: – А вы, молодой человек, отойдите от Анфисы! И вообще, с вектором надо поосторожнее!
В этот момент на кухню пожаловали три кикиморы и Фейор, удивлённо таращивший глаза на всё вокруг и попутно неуклонно слагавший эпос, который в его устах обретал забавное звучание:
«Вышел Шеша из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Глаз горит! Какая стать!
Жаль, ракшасов не видать!»
У летописца, как выяснилось, была очень рискованная роль: споёшь неправду – могут побить зрители, споёшь неудобную правду – покарает заказчик. Вот сейчас Шеша был не слишком доволен этим катреном, но из песни, как говорится, слова не выкинешь, приходилось терпеть. Впрочем, Фейор тут же благоразумно умолк, решив не развивать мысль дальше. Я слушала всё это вполуха, потому что мои мысли прочно занимали слова принца нагов о ритуале слияния. Надо признать, что настолько пылких слияний, которые способны даже пробудить древний артефакт, в моей жизни ещё не было: всё как-то не встречался тот, ради кого я могла бы кануть в бурное парное сумасшествие, забыв обо всём, да и работа ведьмой-свахой отнимала много времени, будто отодвигая чувства на второй план.