, спала маленькая черноволосая женщина с бледным заплаканным личиком.
Лизе Кудроу ничего хорошего не снилось. Только одинокий остров, зеленый и лиловый, белоснежный по краям, посреди серой глади моря. Дом на высокой скале. Теплый желтый свет окон. И все это стремительно удалялось от Лизы, превращаясь в ослепительно яркую искорку, от которой болело сердце.
Джон Брайтон сидел возле стола в гостиной и механически щелкал крышечкой бархатной, коробочки. Открыто… Закрыто… Открыто… Закрыто…
Он ворвался в дом с веселым воплем клоуна «А вот и я!», но Молли и Сэди прятали глаза, а Брюс, появившийся наверху лестницы, был бледен и напряжен. Тетя Агата, наоборот, выглядела неестественно оживленной, суетилась, покрикивала на девушек, норовила сама отнести сумки по комнатам…
И все было странно, до ужаса странно, и Джон почувствовал ужасающую, паническую тревогу, шагнул вперед и громко спросил:
— Где Лиза, тетя Агата?
И она ответила.
Лизы нет. Лиза уехала в Штаты. Если все будет хорошо, то на следующий год Лиза ждет Брюса на каникулы в Батон-Руж. Конечно, если позволит Джон.
Она будет писать, обещала. Что? Лично Джону? Нет, ничего не передавала. Сожалела, что срочно уезжает, но там вроде бы появилась вакансия воспитательницы, это неплохой шанс устроиться на работу, надо воспользоваться.
Открыто… Закрыто… Открыто…
Брюс прекрасно себя ведет. Скучает по Лизе, да, но они хорошо расстались. Да, она уже переговорила с учительницей, так что Джону почти ничего не надо делать. Брюсу тоже, кажется, понравилась школа…
Закрыто… Открыто… Закрыто…
Тетя Агата, по обыкновению, готовилась перейти к изложению одного из бесчисленных случаев из жизни, иллюстрирующему данную ситуацию, но Джон не дослушал, аккуратно поставил коробочку в середину стола, встал и вышел в сад.
Дождь не шел — моросил, слабенький, но постоянный, и водяная взвесь стояла в воздухе, даже не падая на землю. Джон попытался вдохнуть до конца, но в груди закололо, и он махнул рукой, пошел так, без воздуха.
Желтый дождевик и огромные малиновые сапоги маячили в зарослях шелковиц. Брюс повис на изгороди и смотрел в море. Из этого уголка сада открывался на редкость дикий и потому успокаивающий пейзаж. Джон подошел и повис рядом.
Они и с Шоном сюда раньше убегали, когда отец ругался. Убегали и висели часами, глядя на море. Потом, уже в сумерках, тетя Агата приходила забрать их домой…
Брюс шмыгнул носом и буркнул:
— Это из-за меня…
Джон вяло покачал головой.
— Нет. Из-за меня. Тебя она любит.
— Она и тебя любит. Но я… капризничал.
— А я не сказал сразу того, что должен был сказать.
Помолчали. Дождь шелестел в листьях, словно оплакивал одиночество двух суровых мужчин.
Потом Джон негромко и как-то безразлично сказал:
— Я там привез… Кое-какие бумаги. Надеюсь, ты будешь не против. Разумеется, можешь и дальше звать меня, как захочешь, просто… официально я все оформил.
Брюс покосился на дядю из-под капюшона и опять шмыгнул носом.
— Чевой-то?
— Не чего, а что… Впрочем, неважно. Я привез документы об усыновлении.
Брюс немного подумал и осторожно уточнил:
— Об усыновлении меня тобой?
— Ну да.
— То есть ты хочешь, чтобы я был как будто твой ребенок?
— Не как будто, а просто — мой. Ты и так мой племянник. Сын моего брата родного. Ничего эти бумаги не меняют. С ними просто проще…
— Меняют.
— Много ты понимаешь!
— Много. Меня никто никогда не хотел забрать насовсем. Опекуны были, а родителей — нет.
— А Лиза?
— Мы с ней очень дальние родственники. Но с ней мне очень хорошо живется… жилось. А потом я все испортил. Особенно сейчас.
— У тети Агаты набрался? Потом — а особенно сейчас…
— Я, понимаешь, дядя Джон, испугался.
— Чего ты испугался?
— Что вы с Лизой поженитесь, и вам будет не до меня, а потом у вас родится чего-нибудь, и тогда я опять буду приемный, и никакой не наследник — ты не думай, я не от жадности! — просто мне сказали, что здесь такие законы… А ведь ваш с Лизой ребеночек будет сыном старшего сына, а я — сын младшего…
Голос мальчика погас, сорвался на сиплый, полный слез шепот. Потрясенный Джон смотрел на поникшую фигурку в желтом дождевике и ругал себя последними словами. Идиот-профессор! Археолог человеческих душ! Рядом страдал и боялся маленький одинокий мальчик, рядом самая лучшая девушка на свете принимала тяжелое решение, а он самозабвенно рылся в кургане и самонадеянно полагал, что отныне жизнь всегда будет прекрасна и удивительна!
Джон откашлялся и за шиворот снял Брюса с изгороди.
— Вот что, парень. Я нагородил, ты нагородил — надо нам что-то с этим делать. Ты скажи мне, нужна нам Лиза?
— Да!
— Поедем за ней?
— Да! Только она не вернется.
— Вернется. Надо просто хорошо попросить. Пойдем, оценишь, там я привез…
— Чего еще?
— Не чего, а… ладно, пойдем.
Сентябрь в Батон-Руж — это много солнца и всех оттенков золота и зелени. Птицы выводят третье по счету потомство за лето, Миссисипи из серовато-желтой становится свинцово-серой, и только небо, странно высокое и прозрачное, напоминает о том, что на дворе все-таки осень.
Пятница была коротким днем, малышню из сада разобрали рано, и Лиза Кудроу решила навести порядок в доме прямо сегодня, чтобы суббота была полностью свободна.
Она проскакала по дорожке, открыла дверь, пронеслась вихрем по комнатам первого этажа, открывая все окна, потом взлетела на второй этаж. Здесь теперь тоже царила чистота, и, хотя вся мебель была заботливо укутана в чехлы, сияли чисто вымытые стекла, пол был натерт, и стояли в больших напольных вазах цветы…
Лиза по-прежнему жила на первом этаже, но по возвращении из Англии ей вдруг стала невыносима мысль о пыльных и затхлых комнатах нежилого этажа. Конец августа она убила на уборку старого дома, и теперь по праву могла гордиться собой. Чистоту наверху оставалось только поддерживать, а внизу она убираться привыкла.
Работу ей мистер Карч подыскал, группа малышей была небольшая, и все они были смешные до ужаса, Лиза только с ними и забывалась. Дома тоже старалась все время что-то делать, потому что иначе в голову лезли всякие мысли, а то и слезы наворачивались на глаза — она стала очень плаксивой в последнее время.
Видимо, из-за слез с утра ей не хотелось не только вставать, но и жить в принципе. Или дело было в том, что семь часов — это нереально рано?
Как бы то ни было, сегодня, вечером в пятницу, она торопилась убраться, потому что знала, что завтра с утра ее опять будет ломать, и крутить, и тошнить, и мир будет отвратительным и тусклым.
Она мыла пол, насвистывала и решала, что ей сегодня приготовить: курицу или мясо? Пожалуй, лучше всего порубить мясо кусками, замариновать его до вечера в йогурте, а когда стемнеет, устроить барбекю.
Домыв кухню, она привычно подхватила ведро с мыльной водой и приготовилась выплеснуть ее с заднего крыльца…
— Лиза, НЕТ!!!
Двойной вопль заставил ее заорать в ответ, упустить ведро, вцепиться в косяк раскрытой двери, потом она медленно повернулась, не веря своим ушам, не веря тому, что видит перед собой, не веря в то, что вообще не спит и не бредит…
Они были очень похожи, большой и маленький. Оба светловолосые, лохматые, зеленоглазые, с высокими скулами, придававшими их лицам что-то кошачье. Скажем, тигр — и тигренок. Или камышовый кот — и котенок.
Они и одеты были примерно одинаково, в джинсы и светлые рубашки, а тонкие пуловеры небрежно свисали у них с плеч, рукава завязаны на груди…
Они одинаково стиснули от волнения кулаки и одинаково выжидающе смотрели на нее, но только у маленького выдержки оказалось меньше, и он кинулся первым, вопя отчаянно и истошно:
— Лиза! Прости! Соглашайся! Пожалуйста! Лиза! Я больше никогда! Честное-пречестное!
Она ошеломленно посмотрела поверх плеча Брюса на большого. Джон Брайтон растерянно и просительно улыбнулся ей.
— Лиза, я был немножечко идиот, так что я сейчас скажу, ладно?
— Джон… Брюс… Что происходит…
— Лиза, я так был счастлив, так переполнен всем, что случилось… Я совсем забыл, что так и не сказал тебе: я тебя люблю.
— И я! И я! Джон, скажи ей!
— Нет, вместе, мы же договорились…
Лиза поставила Брюса на землю и даже ножкой топнула от бессильного гнева.
— Перестаньте! У меня сейчас мозги от вас вскипят. Что вы хотели мне сказать, только тихо и четко!
И тогда два этих любимых ею мужчины приосанились, выпрямились и произнесли в один голос:
— Выходи, пожалуйста, за меня замуж.
— Выходи… за него. Замуж. Пожалуйста.
Она переводила взгляд с Брюса на Джона, с Джона на Брюса, все хмурила брови, хмурила, потому что на лицо неудержимо наползала счастливая, бездумная, широкая улыбка, а потом выпалила:
— Я согласна!
И по нечесаному саду прокатился, пугая уже пристроившихся на ночлег птиц, тройной вопль «Ура!».
Потом, когда они все же поцеловались с Джоном, когда Брюс помог убрать пострадавшую кухню, когда мясо отправилось мариноваться, и сок был разлит по бокалам и все уселись за столом в гостиной, — Джон выложил перед ней бархатную коробочку и замер, выжидательно глядя на Лизу.
Она тысячу раз видела это в кино, но почему-то страшно разволновалась. Подтянула к себе коробочку, осторожно приоткрыла… Маленький и яркий сноп радужных лучиков пробежал по разрумянившемуся личику. В коробочке на черном бархате переливалось бриллиантовое кольцо.
Лиза медленно вынула его из коробочки, осторожно надела на палец, Брюс одобрительно хмыкнул, а Джон с шумом выдохнул — оказывается, все это время он не дышал. Девушка посмотрела повлажневшим взглядом на своих мужчин, кашлянула и сказала:
— Я чувствую себя так, как чувствует воздушный шарик в тот самый момент, когда отрывается его веревочка… Но объясните мне, что случилось… и почему Брюс не в школе!