— Ей придется очень сильно постараться, чтобы хоть кого-нибудь воспламенить! — злобно пробурчала Ирка. — Вот это действительно сверхъестественная задача — пленить мужчину таким постным лицом, блеклой паклей на голове и фигурой, похожей на примороженную яблоньку, обглоданную зайцами! Впрочем, под бесформенной рясой фигуры вообще не видно.
— Ирусик, не рычи! — миролюбиво попросила я.
Это было совсем не похоже на Ирку — так зло высказываться в адрес безобидного, в общем-то, существа. Обычно моя подруга чрезвычайно добросердечна, дружелюбна и гостеприимна, но появление в доме Катерины застало ее врасплох и нарушило планы, а вот этого она не любит. Да и кому понравится не по доброй воле исполнять роль строгого стража при избалованной девятнадцатилетней дурочке, которую строгий папа отправил в ссылку к бедным родственникам в наказание за систематически проявляемое непослушание? Моя подруга в мамки-няньки не нанималась, ей Катерина даже не родня, она двоюродная племянница Моржика, Иркиного мужа. А Моржик как раз уехал в очередную деловую командировку.
Моя подруга своего мужа нежно любит и очень по нему скучает, но дурное настроение Ирки объяснялось не только этим. Густое варево в кастрюле ненормально пенилось, и Ирку сей факт очень сильно нервировал. Приготовить фирменный холодец ее попросила именно Катерина, и, несмотря ни на что, Ирка твердо намеревалась блеснуть перед юной родственницей мужа своими недюжинными кулинарными талантами.
— И вовсе не такая она страшненькая, эта Катя! — снова вступился за девушку добрый Колян.
Я промолчала. Племянницу Моржика я впервые увидела сегодня утром, и ее внешность не произвела на меня сокрушительного впечатления. Как правило, девицы в девятнадцать лет гораздо более милы и хороши, нежели в сорок девять, но Катин случай выглядел исключением. Глядя на нее, трудно было с уверенностью сказать, девятнадцать ей или уже сорок девять. Фигуру барышни под балахоном я не разглядела, а лицо у нее было совершенно обыкновенное, я бы даже сказала — никакое. Если не считать одинокой бархатной родинки на щеке, не лицо, а чистый холст, на котором можно рисовать что угодно. Вроде черты правильные, но мимика невыразительная, и прическа под стать физиономии, без затей — серые волосы распущены старым просяным веником. Наверное, если бы Катерина дала себе труд заняться собственной наружностью, она смотрелась бы не хуже других. Ей бы не мысли читать, а женские журналы с советами по практической косметологии!
Я решила поинтересоваться у Ирки: всегда ли Катерина пренебрегала заботами о своей внешности, уже открыла рот и начала:
— А…
— А-а-а-а! — истошно завопил в гостиной подрасстрельный крокодил.
Под звуки лебедино-крокодильей песни про неуклюжих «писиходов» в коридоре опять влажно зашлепало. Звук был такой, словно по линолеуму размеренно и неспешно скакала большая мокрая жаба. Мы замолчали, подождали, пока Катерина плавной поступью лунатички минует открытый дверной проем, а затем Ирка фыркнула и с недоброй усмешкой сказала:
— Действительно, необыкновенная красавица! Прямо-таки Царевна-лягушка!
— Просто она своеобразная, — примирительно сказала я.
Нападки рассерженной подруги на кроткую Катьку мне уже изрядно надоели.
— Тра-та-та! — снова бодро затрещал лазерный пистолет.
В кухню, спасаясь от погони, вкатился игрушечный крокодил, преследуемый по пятам вооруженным Масяней.
— Куда?! — гаркнула я, перехватывая бегущего малыша.
Идея совместить пищеблок со стрельбищем мне не понравилась, но соскучившемуся Масяне общества одного безответного аллигатора было уже недостаточно. Он вывернулся из моих рук и с разбегу вскарабкался на папу.
— Колюша! — Колян крякнул и тут же начал придумывать, чем занять общительного ребенка. — Пойди посмотри, что там делает тетя Катя.
— Катя посолила снег! — весело прыгая на папиных коленях, сообщил Масяня.
Услышав это неожиданное заявление, Ирка оторвала напряженный взгляд от кастрюли, неутомимо и в большом количестве вырабатывающей пышную белую пену, и недоверчиво посмотрела на разговорчивого малыша:
— Что, что сделала Катя?
— Утром она посолила снег, — повторил Мася. — Вот так!
Он перегнулся через плечо Коляна, проворно сцапал со стола солонку и размашисто, в стиле сеятеля, посыпал пол мелкой солью.
— Мася, нет! — в один голос возмущенно закричали мы с Коляном.
— Соль рассыпалась — это наверняка к ссоре или беде! — огорчилась Ирка. — Ой, какая дурная примета!
Она поспешно подобрала щепотку белого порошка и бросила ее через левое плечо. По правилам, чтобы нейтрализовать негативное воздействие рассыпанной соли, нужно было еще трижды плюнуть в том же направлении, но этого подружка с учетом близости кастрюли с бульоном делать не стала. Наверное, именно поэтому несчастье, которое предвещала дурная примета, не замедлило произойти.
— Ладно, мы с Масяней пойдем отсюда, не будем вам мешать! — Колян подхватил на руки маленького хулигана и понес его прочь из кухни.
Масяня отбрыкивался и яростно палил куда попало из лазерного пистолета, но умудренный опытом Крокодил Крокодилович отсиживался в укрытии под столом и под шквальный огонь не попал.
— Интересно, зачем Катерина солила снег? — машинально лизнув свой палец в панировке из соленого порошка, задумалась Ирка. — Может быть, она ворожила? Вышла утречком на крылечко, написала на снегу имя суженого-ряженого и хорошенько присолила сугроб?
— Зачем это? — удивилась я.
— Не знаю. Может быть, чтобы любовь была крепкой и не портилась долго, как бочковые огурцы в ядреном рассоле! — предположила Ирка.
Я в ворожбе, мягко говоря, несильна, да и за подругой прежде особого интереса к колдовским обрядам не наблюдалось, а вот от Катерины можно было ожидать чего угодно. Я не поленилась подойти к окну, дернула на себя раму, перегнулась через подоконник и внимательно рассмотрела тонкий снежный ковер во дворе. Вроде никаких рун и каббалистических знаков…
— Может, Катя сыпала соль с крыльца, чтобы ноги на ступеньках не скользили? — вслух подумала я, возвращаясь к столу и вновь принимаясь за картошку, которую вызвалась почистить совершенно добровольно, только чтобы не участвовать в шумном сафари на аллигатора.
— Это ж сколько соли надо было бы высыпать? — усомнилась подруга. — Нет, определенно, она опять проделывала какие-то дурацкие опыты. Говорю же, девица очень стран…
— Тише! — одернула я.
По линолеуму коридора снова мокро шлепала лягушка-квакушка. Плюх, плюх, плюх! Пауза. Я посмотрела на проем: на сей раз Катерина не прошла мимо открытой двери.
— Лена, Ира! А я вас вижу! — потусторонним голосом с недобрым ликованием возвестила она, входя в кухню.
Глаза у нее по-прежнему были закрыты, руки вытянуты вперед. Тонкие белые пальцы беспокойно шевелились.
— Поднимите мне веки, опустите мне руки! — нервно хмыкнула Ирка, звякнув ложкой о кастрюлю.
— Ира, я все вижу! Ты сейчас стоишь у газовой плиты! — с завыванием сообщила Катерина, медленно двигаясь в указанном направлении. — Я вижу, что ты смотришь на меня и держишь в руке какой-то небольшой предмет из металла!
— Этот предмет называется «ложка»! — ехидно сказала подруга, посторонившись с пути зажмурившейся ясновидящей.
— А металл называется «нержавеющая сталь»! — доброжелательно подсказала я.
— А еще на плите имеется металлический предмет побольше, — подхватила Ирка. — Он называется «кастрюля», убери-ка руки, пока не…
— Тра-та-та-та-та! — Мася, как настоящий спецназовец, кувырком ввалился из коридора в кухню, в падении прицельно стреляя под стол из своего лазерного оружия.
— А-а-а-а! — взревел раненый крокодил.
Он в панике выкатился из-под стола и с разгону ткнулся рылом в босую ногу Катерины.
— Ой, что это?!
Испугавшись, Катя открыла глаза, увидела буксующего внизу аллигатора, поспешно отдернула ногу и пошатнулась. Выправляя равновесие, взмахнула руками и зацепила кастрюлю с недоваренным холодцом.
Шварк! Пятилитровая емкость с горячим варевом полетела с плиты вниз и грохнулась на пол, залив бульоном все вокруг. Как живые, разбежались в разные стороны куриные лапы, свиные уши и говяжьи хвосты. Зеленого крокодила волной унесло обратно под стол. Негодующе вскрикнула Ирка. Громко заорала Катерина.
— Катя, ты ошпарилась?! — Я вскочила из-за стола, за которым чистила картошку.
Поскользнулась на недоваренном свином ухе, чуть не упала, уронила нож и бросилась по мокрому полу к вопящей Катерине. Ноги на жирном разъезжались, как на льду, тапки противно чавкали.
— Ленка, живо, давай снимем с нее мокрую рясу! Коля, Масяня, идите отсюда, не путайтесь под ногами! Катька, руки подними! — бешено командовала Ирка.
В четыре руки мы с подругой стащили с подвывающей Кати сермяжный балахон и выяснили, что плотная ткань кое-как защитила ее от серьезного ожога. Правда, одна нога Катерины выше колена все-таки была ошпарена и сильно покраснела, но причиной громкого вопля пострадавшей было не только это.
— Мне кастрюля на левую ногу упала, углом, очень больно! — уже не крича, но шипя от боли, пожаловалась Катерина. — Может, у меня там перелом?
— Сама идти можешь? — спросила Ирка.
— Вряд ли, — ответила Катька — и даже пробовать не стала.
Мы с Иркой под ручки провели несчастную дурочку на мелководье — к столу, усадили на табурет и осмотрели ее левую ногу.
— С виду вроде целая, — хмурясь, неуверенно сказала Ирка. — Пальцами пошевели!
— Кажется, не могу, — так же неуверенно ответила Катька.
— Ясновидящая! — пробурчала Ирка. — Что, не ждала перелома, нострадамочка?
— Не каркай! — оборвала ее я. — Может, никакого перелома и нет, только трещина или вообще ушиб. Надо рентген сделать. Тащи ее в комнату и одевай. Катька, не реви! Я сейчас тоже оденусь, выгоню из гаража машину и отвезу тебя в травмпункт.
— Почему ты, а не я? — вскинулась Ирка.
Подружка не любит, когда я сажусь за руль ее «шестерки». Она не в восторге от моей манеры влетать в поворот на двух боковых колесах.