— Ты откуда?
— Оттуда! — коротко ответил Колян и кивком указал на большой дом.
Одной рукой он вытянул из сугроба Масяню, другой сдернул с лавочки меня.
— Ты уже? — спросила я в той же лаконичной манере, интересуясь, успел ли супруг пообщаться с операми.
— Отмучился! — подтвердил он. — Давай же, Кыся, дуй быстрее в пыточную камеру, а то господа дознаватели начинают сердится.
— Что, уже щипцы приготовили? — притворно испугалась я.
— Щипцов я не видел, но слышал, как орет в соседней комнате твоя подруга, — Колян поежился. — Кажется, там кого-то пытают.
— Мася, погуляй немного с папочкой! — скороговоркой сказала я и побежала в дом.
Спешила я не потому, что боялась рассердить любознательных оперов своим промедлением, а потому что желала поскорее прояснить судьбу подруги. Отчего она, собственно, орет, неужели от боли? Не пытают же ее там, в самом-то деле?
Оказалось, что Колян просто неправильно выбрал слова. Ирка не орала, она разговаривала на повышенных тонах, а пытке подвергался Лазарчук, от которого моя несдержанная подруга настойчиво добивалась ответа на риторический вопрос: «Ты считаешь меня идиоткой?!» Дискуссия по этому поводу развернулась нешуточная, хотя, чем она вызвана, было непонятно.
Прислушиваясь к крикам, доносящимся из соседней комнаты, на вопросы тощенького востроносого опера я отвечала рассеянно, не особенно вникая в их смысл. Боюсь, я была излишне лаконична. Красноречие пришло ко мне только с появлением слушателей.
Они прибывали постепенно. Сначала пришел Лазарчук. Он устроился на подоконнике, сидел и помалкивал, периодически постреливая в меня инквизиторским взглядом из-под прикрытия тюлевой занавески. Потом прибыл рыжий опер, ранее беседовавший с Иркой. Он пришел с подарочком — принес на тарелочке знакомый окурок. Дверь рыжий прикрыл неплотно, и мне со своего лобного места на середине комнаты было видно, что в щелочке поблескивает любопытный голубой глаз: Ирка не желала оставаться в стороне.
Мне пришлось трижды пересказать свой вчерашний разговор с Зинулей. Раз от разу я добавляла в повествование подробностей и эмоций и наконец вошла во вкус настолько, что, подписавшись под строкой: «С моих слов записано верно», сама предложила:
— Могу еще сделать специальное заявление!
— О боже! — сказал на это Лазарчук.
Рыжий опер посмотрел на Серегу с удивлением, а я успокаивающе улыбнулась, безошибочно угадав, чем вызвана неуставная реплика капитана. Совершенно очевидно, Лазарчук сдуру подумал, что это я ухлопала кучу народу, а теперь созрела для признательных показаний! Мысль была идиотская, хотя я не могла не признать, что у Сереги есть основания подозревать наличие у меня скрытых криминальных талантов. С фантазией у меня все в порядке, и употребляю я ее не всегда правильно — с точки зрения твердолобого стража закона, конечно. Консерватор Лазарчук уже не раз упрекал меня в том, что я занимаюсь преступной детективной самодеятельностью, хотя я не понимаю, что плохого в проявлении частной инициативы?
— Спокойно, Маша, я Дубровский! — сказала я капитану.
— Тот Дубровский, который разбойник? — мрачно съязвил Лазарчук.
— Который борец за справедливость! — поправила я. — Надеюсь, она восторжествует после того, как я окажу посильную помощь официальному расследованию.
— Мне уже интересно! — простодушно признался востроносый опер.
Я благосклонно улыбнулась ему и сказала:
— То ли еще будет! Ну, вы готовы внимать?
— Всегда готовы! — на два голоса отозвались из-за двери Ирка и Колян.
— Пионеры-герои! — простонал Лазарчук.
— Мама, ты где?! — взревел в коридоре Масяня.
— Пионеры и октябрята! — рассвирепел капитан. — А ну, закройте дверь и идите вы…
Он замолчал, подыскивая слово поделикатнее, и востроносый любезно подсказал ему:
— В светлое будущее!
Это был недостаточно конкретный адрес, и пионерско-октябрятское звено имело иное, нежели Лазарчук, представление о географии светлого будущего. Мой муж, мой сын и моя подруга не замедлили вломиться в комнату.
— Насколько я понял, вы как раз закончили с официальной частью, — вежливо молвил Колян, опустившись на диванчик.
— А теперь — концерт! — подхватила и развила эту мысль Ирка. — Программу открывает сольное выступление заслуженной артистки разговорного жанра! Просим!
Подруга захлопала в ладоши, и ее с удовольствием поддержал Масяня, потеснивший на подоконнике капитана Лазарчука.
Такое торжественное вступление ко многому обязывало. Я выдержала театральную паузу, нагнетая интерес слушателей к своему рассказу, и только открыла рот, как невыносимый Лазарчук фыркнул и издевательски пропищал:
— А теперь, детишки, я расскажу вам сказку!
— Сказку так сказку, — благодушно согласилась я. — Только страшную сказку! Про то, как один человек — назовем его, например, Икс — захотел убить другого…
— Например, Игрека! — выдохнула Ирка.
А Колян завел глаза под лоб и пожаловался балкам потолочного перекрытия:
— Опять какие-то загадочные формулы!
— Да никаких загадок, все просто! — заявила я. — Жили-были Икс и Игрек. Икс не питал симпатий к Игреку, и тот отвечал ему взаимностью, хотя оба старательно изображали мир и дружбу.
— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, — задумчиво сказала Ирка.
— Однажды коварный Икс предложил Игреку в порядке укрепления дружбы совершить экскурсию на квадроцикле — такое моторизованное восхождение на гору Б-52.
— Точно, я их знаю! — уверилась Ирка. — Икс — это…
— Не спеши с выводами! — я остановила подругу. — Сначала дослушай. Альпинисты-мотоциклисты оседлали верный квадроцикл и начали подниматься на гору, но остановили свое транспортное средство чуть выше середины склона.
— Зачем? — быстро спросил Лазарчук.
— Вот это мне неизвестно, — призналась я.
— А я знаю! — неожиданно воскликнул Колян. — Перекусить, вот зачем они остановились! Там под одинокой сосной обустроено место для пикника, мне Антон сказал!
Я кивнула:
— Значит, они сделали привал, и Икс отправил Игрека вперед — разворачивать бутерброды или чистить крутые яйца, не знаю, что за снедь они взяли с собой…
— А я знаю! — снова гордо сказал Колян. — Они ели бутерброды с лососиной, Антон видел на столе полоски рыбьей шкуры!
— Да, неплохо, — кивнула я.
— Точно, я бы тоже не отказался от красной рыбки! — завистливо вздохнул Колян.
— Неплохо придумано! — объяснила я свою предыдущую реплику, проигнорировав жалобный тон проголодавшегося супруга. — Игрек с провиантом ушел вперед, а Икс немного задержался и привел в негодность квадроцикл.
— Каким же образом? — поднял бровь недоверчивый рыжий опер.
— Простым и гениальным! Насыпал в бензобак сахарный песок!
Лазарчук и рыжий переглянулись. Востроносый опер продолжал смотреть на меня, как мне показалось, без одобрения, но с растущим интересом. Примерно так ученый-микробиолог мог смотреть на незнакомый ему вирус. Я поспешила объяснить проявленную осведомленность:
— Про сахар в бензобаке мне сказал Анатолий. А насчет всего остального я сама догадалась! Вот что было дальше: закончив короткую трапезу на свежем воздухе, Икс и Игрек вернулись к своему квадроциклу, но он не завелся. Поняв, что машина сломалась, Икс и Игрек решили спуститься с горы по ледяному желобу.
— Наверное, на привале они не только ели, но и пили? — предположила Ирка. — Если эти Икс и Игрек те самые люди, о которых я думаю, то на трезвую голову они бы на такую авантюру не пошли!
Я вопросительно посмотрела на Коляна.
— Точно, пили, Антон видел там пустую коньячную бутылку, — угадав, чего я от него жду, сообщил супруг. — Не поллитровку, а маленькую плоскую фляжку.
— Человек, который выпил примерно стакан крепкого спиртного, легко поддался на уговоры совершить рискованный спуск, — резюмировала я. — Икс и Игрек поднялись на вершину, и там тот из них, кто совсем не пил крепкого спиртного, ударил своего хмельного спутника по голове. Камнем, я полагаю. Б-52 не зря также называют Лысой горой, мне говорили, что вершина совершенно голая, снег оттуда сдувает, так что камней там должно быть немало. Хотя Икс весьма предусмотрителен, с него сталось бы и с собой что-нибудь подходящее принести. В любом случае, орудие преступления осталось где-то на горе.
— Гора большая, — задумчиво заметил востроносый.
— И снежок понемногу всю ночь сыпался, так что роковой камень найти будет трудновато, — подхватила я. — Зато вполне реально отыскать на спуске вблизи ледяного желоба веревку.
— Какую еще веревку? — нахмурилась Ирка.
— Скорее всего, веревочную скакалку. Ту самую, которую Икс использовал, чтобы заставить скатиться по желобу убитого Игрека! Привязал его за ногу и сдернул вслед за собой с горы, как салазки на веревочке!
— Скользящий узел? — быстро спросил Лазарчук.
Я кивнула:
— Она все лето отиралась на яхте, наверняка научилась управляться с веревками.
— Минуточку! — с претензией вскричала Ирка. — Она? Ты сказала — она? Кто — она?
— Конечно, она! Ты разве до сих пор не поняла, о ком речь? В нашем случае Икс не мистер, а миссис!
— Парни, давайте прогуляемся на знаменитую гору, — спрыгнув с подоконника, деловито предложил Лазарчук.
Он и рыжий быстро вышли из комнаты, востроносый, поспешно собрав бумаги, тоже удалился. Мы остались вчетвером. Мася, равнодушный к детективам, шебуршал за занавеской, Колян сочувственно смотрел на Ирку, а та уставилась на меня бараньими глазами.
— Вспомни, Масяня доложил нам, что она посолила снег, — мягко сказала я. — Не солила она его, а, наоборот, сахаром посыпала! Вытряхнула на снег остатки песка, не поместившегося в бензобак квадроцикла! Разумеется, она думала, что ее никто не видит, она же не знала, что Мася играет с биноклем!
— Погоди-погоди! Ты что, про Катьку говоришь?! — ахнула Ирка. — Так это она Иксиха?!
— Ну, а кто же? Конечно, она! — подтвердила я. — Отчаянная женщина! Чтобы решиться на безумный спуск, будучи в положении, надо совершенно не дорожить своим здоровьем!