— Сами выбирали кораблики, — сказал Илья Алексеевич, — и прежде чем выбрать, хорошенько покачались на них в море!.. Теперь забота — подготовить собственных механизаторов, своих капитанов. Ну, да за этим дело не станет: знаете, как молодежь жадна до техники. Отбою от желающих нет!
Приобретение рыболовецким колхозом своих собственных судов — знаменательное событие в его жизни, равное приобретению нашими сельскохозяйственными колхозами тракторов и других машин. И, кроме того, оно — свидетельство зажиточности колхоза, прочной материальной базы.
Рыбаки колхоза «Новая жизнь» зарабатывают до тридцати тысяч в год.
— Высокий заработок — это прежде всего рост культурных потребностей, правда ведь? Не на одну жратву да тряпки народ хочет деньги тратить. Есть у нас клуб, есть библиотека. Да где же теперь-то этого нет? А вот посмотрите-ка на наше село, вот отсюда посмотрите, с горушки. Разве так жить, так строить надо? Все дома вразброс — строили где и как кому приглянется. Разве таким должно быть культурное колхозное село? Нет, теперь все строительство будет производиться только по генплану! В первую очередь будем строить целую улицу новых домов. Поселим в них семьи маленького заречного колхоза — он в порядке укрупнения объединился с нами. Поскорее надо переселить их на наш берег, а то живут как-то в стороне, от большой жизни!..
Побывали мы на строительстве нового школьного здания — все из той же благоухающей смолой даурской лиственицы. Побывали на берегу, на приемном пункте, возле которого, тихонько покачиваясь на волнах реки, стоял кунгас, полный прекрасной камчатской рыбы — результат сеточного улова: кета, красная, кижуч, чавыча.
Побывали в клубе. Зашлй в маленькую с трогательными голубыми занавесочками на окнах библиотеку. Заведующая, она же бригадир полеводческой бригады, бойкая, языкастая, похвалилась, что библиотеку целиком содержит колхоз. В ней пока 1600 томов. Нужно, конечно, больше, да и помещение попросторней, да вот председатель…
— Милая моя! — Илья Алексеевич с укором смотрит на библиотекаршу. — На сколько ты за полугодие книг купила? На четыре тысячи? Ну то-то… А все недовольна!
У меня уж, честно говоря, ноги гудят: немалые концы пришлось отмахать по селу! С удовольствием посидел бы на бережку, покурил. Но Илья Алексеевич не знает устали.
Налюбовавшись всласть капустным полем, идем к скотному двору — смотреть силосную яму.
Идем по тропке, вьющейся в густых зарослях шиповника. Будто розовое благоуханное озерцо окружает нас. Шиповника на Камчатке много. Я обратил на это внимание в первый же день, когда ехал на машине с аэродрома в город. Розовые стены цветущего кустарника стояли по сторонам дороги. Но почему-то ягоды шиповника здесь не заготовляются, хотя Камчатка не так уже богата природными витаминами.
Силосная яма вырыта возле стены обширного скотного двора с таким расчетом, чтобы силос по транспортеру подавался прямо в коровник. Стоим, любуемся силосной ямой. Что ж, и она заслуживает того, чтобы ею любоваться, как заслуживает этого все, что сделано с целью облегчить труд людей.
…Интересно, ни одно собрание колхоза «Новая жизнь» не обходится без приема новых членов. А на последнем отчетном собрании пришлось рассматривать пятнадцать заявлений. В колхоз пожелали вступить демобилизованные воины Советской Армии, рабочие — слесарь, машинист, механик, столяр. И колхозники внимательно, даже, можно сказать, придирчиво обсуждают каждое заявление: они хотят принять в свою семью честных тружеников, людей, на которых можно положиться в общем труде.
Что влечет людей в колхоз, становится ясным, если заглянуть в цифровые данные, подготовленные бухгалтером к отчетному собранию. План добычи рыбы выполнен на сто тридцать семь процентов — на приемную базу Усть-Камчатского рыбокомбината сдано свыше сорока тысяч центнеров отличной рыбы. Хорошо поработали рыбаки на новых колхозных судах, не отставали от них бригады речного лова и ставных морских неводов. Колхоз «Новая жизнь» теперь почти четырежды миллионер.
На отчетном собрании колхозники критиковали правление и его председателя за то, что мало и медленно строят. «Миллионами ворочаем, а солому с крыш никак не сбросим!» — говорили колхозники. Было решено, что в колхозе начнет работать постоянная строительная бригада. Будет достроена школа, новая большая баня. А сколько потребуется производственных помещений в связи с ростом экономики колхоза! Телятник, скотный двор, овощехранилище, гараж…
Тихий вечер. Бледная розовая заря над рекой. По дороге пылит стадо.
— Ну, а сами-то вы, Илья Алексеич, — как живете?
Молча закуривает. Потом отвечает, не прямо на вопрос, но так, что все понятно.
— Хорошо у нас. Правда? Или это мне так кажется?.. Вот променял сравнительно спокойное местечко в райисполкоме на эту каждодневную колготу, а не жалею!.. Живая жизнь, живая работа. Пожили бы, товарищ писатель, здесь. Посмотрели бы, какой народ у нас — хороший народ. Через годик, смотришь, и книжка у вас готова!.. Верно я говорю? А то ведь так — посмотрели, уехали…
…Уехать-то уехал, но не забыл и не забуду!
РЫБОКОНСЕРВНЫЙ ЗАВОД
— А знаете ли вы, что ни один уважающий себя английский лорд не сядет за обеденный стол, если в меню нет нашей камчатской лососины, приготовленной в собственном соку? «Кинг салмон» — «королевский лосось», — вот как называют нашу благородную рыбу!
Знаток вкусов и обычаев английских лордов отрекомендовался «представителем внешней торговли». Грузный, давно небритый, в помятом плаще, с распухшим портфелем в руке, он стоял рядом со мной на палубе катера, который быстро бежал по направлению к рыбоконсервному заводу Усть-Камчатского рыбокомбината — одного из крупнейших рыбопромышленных предприятий области.
Издали, с реки, комбинат производит внушительное впечатление. Нагромождение разного рода деревянных и бетонных строений. Здания цехов. Пирсы, — возле них толкутся маленькие суденышки. Высоко взнесенные деревянные эстакады — крытые желоба, по которым рыба подается с приемных пунктов в цехи заводов.
Густо дымит высокая тонкая труба. Сбиваемый ветром дым стелется порой по воде. И тогда душно, отвратно пованивает пригорелой тухлятиной.
— Туковый завод, — пояснил «представитель внешней торговли», — вырабатывает удобрения из отходов и порченой рыбы. Никогда без работы не стоит! — добавил он с мрачноватым юмором.
В райкоме партии рассказывали, что одна из бед рыбокомбината — частично устаревшее, рассчитанное на дешевый ручной труд оборудование. Оно досталось в наследство от давних времен. Заменить его сразу новым, разумеется, невозможно. Приходится идти путем модернизации, постепенной замены отслужившего свой век новым, современным оборудованием. В общем сделано много — из года в год происходят значительные улучшения. Маловато было приемных пристаней — за последние два года увеличили их площадь в пять раз. Установили новые насосы, бункера…
И вот мы на приемном пирсе, возле урчащих, фыркающих, сопящих, захлебывающихся рыбонасосов.
Непривычному глазу или, вернее, глазу, привыкшему видеть рыбу на застекленном прилавке рыбного магазина, этот поток рыбы кажется чем-то почти невероятным. Так, должно быть, заготовляли рыбу — только, разумеется, вручную — к столу доброго обжоры короля Гаргантюа!..
И этот особенный — острый, свежий запах морских глубин. И эти краски — скупые строгие краски — серебро, темная бронза, которыми любуешься на натюрмортах старых голландцев, находивших особую прелесть в приглушенном сверкании, переливах рыбьей чешуи. И этот мглистый, желтовато-серый простор реки. И крики чаек.
Вот тут, в этой обстановке, завершается нелегкий труд огромного коллектива людей — целой шеренги людей, на одном конце которой просоленный, продубленный океанскими ветрами рыбак, а на другом — девушка в белом халате и белой косынке. Ну, скажем, такая девушка, как Валя Стаценко, член бригады коммунистического труда, одна из лучших работниц консервного цеха…
Скользкие, пахнущие морем рыбины вылетают из рыбонасоса в так называемые мерные бункера. Затем они попадают на медленно движущуюся ленту транспортера. Здесь происходит сортировка рыбы. Когда на завод подается, к примеру сказать, кета, другие породы — кижуч, красная, горбуша — сбрасываются с транспортера.
Ступенчатый главный элеватор поднимает рыбу на большую высоту — на эстакаду гидрожелоба. Поток воды тянет ее под уклон на 180 метров — туда, куда направит судьба: в холодильник, в засольный или консервный цехи.
В холодильнике при 20 градусах мороза рыба превращается в деревянно-жесткую, с налетом инея, продолговатую сосульку. Множество их лежит на противнях, установленных на стеллажах из металлических труб, покрытых белым, как фарфор, льдом.
Ну, а с той рыбой, которая попадает в консервный цех, начинается работа, требующая последовательных, слаженных действий большого коллектива людей, мастерства и умения специалистов различных профессий.
С гидрожелоба рыба снова попадает в бункер. Из бункера — под дисковый нож. Здесь ее гильотинируют, потрошат, моют под краном. Затем она идет под вращающиеся ножи порционирующей машины. Разрезанную на кусочки, транспортер подает ее на панировку — обваливание в муке производится вручную. После панировки — на противнях в паро-масляную печь, на обжарку. И — в охладитель, перед тем как обжаренные куски будут уложены в банки.
За стеклянной перегородкой в просторной светлой кухне готовится соус. Оттуда вкусно, кисленько пахнет теплым томатом. Соусонаполнитель до краев заливает банки густой красновато-золотистой массой. Потом они поступают на герметическую закатку. Стерилизация и варка происходят в автоклавах — огромных котлах, похожих на корабельную топку, с наглухо задраенными круглыми дверцами.
Охлаждение, мойка банок, наклейка этикеток, и — на склад готовой продукции.
6100 тысяч банок в год!
Все, о чем здесь коротко рассказано, проходит в стремительном, слаженном темпе обычного рабочего дня обычного рыбоконсервного завода, каких много в области.