§ 82. Символические состояния, которые являются амплифицирующими к нам приставками (они создают основу порождающих свойств психики и тому подобное) и пространственно- временно довершают нас (в том мире), локализуя нас в качестве мыслящих и аргументативно общающихся, в качестве видящих то или это, в качестве находящихся в поле проблемной ситуации (а она и есть текст, объемлющий изложенный текст теории и не сводящийся к нему: текст картины = тексту картины, текст теории Ньютона Ф тексту теории Ньютона и существует в поле, функциональном по аргументативности своих элементов; отсюда видимость неиндивидуальности научных продуктов в отличие от художественных, поскольку последние не аргументируются по полю и содержат целиком свое живое существо внутри своей дискретной сделанной формы). § 83. Чтобы изучать природу (общество и тому подобное), ее надо сначала в каком-то смысле превратить в язык, в сообщение, адресованное нам на каком-то языке (алфавит которого нам известен… ср. с понимательностью символа по отношению к эмпирическому событию, без которой последнее не является творческим принципом и ничего не развязывает, ничего не детерминирует, ни к чему не толкает). И потом… дать ему на себя подействовать. Мы посылаем туда, чтобы оттуда пришло воздействие.
Иными словами, развитие идет организацией источника развития (в данном случае — источника сообщений данных, фактов), каким-то объединением с ним читающего (и говорящего) алгоритма анализа сообщений (алгоритма, являющегося определенным запасом знаний, набором названий объектов и их свойств и смысловых связей между ними). Такими объединениями или агрегатами являются «третьи вещи». Это пространства, содержащие в себе и объект и говорящего. Их нетривиальная топология выражается специфической целостностью. О последней мы говорим в терминах вещей, рассматриваемых как пространство. Значит, это вещи особые. Ибо в физике дихотомия вещи и пространства. Не является ли, например, геометрия Уилера лишь введением нового символизма, языка, вынуждающего об особых вещах говорить в терминах пространства и даже протопространства? В качестве состояний эти «третьи вещи» элементарны (неделимы). Квазичастицы (пространственно-временно протяженные) ума. Они — эмпирические «тела», вернее, тело-формы. Или иначе — они суть пространственно-временные расположения, конечные квазифизические протяженности (квазифизические, как и Сенсориум Деи, но конечные). И не являющиеся рассудочной, воле- произвольной конструкцией. Квазипространства суть тезаурусы, или тезаурусы пространственно-временно протяженны. Они конкретные («материальные», «исторические») априори, априори организуемые (априорные «сведения» об источнике информации). В этом смысле, например, время1 есть априорная (большая или меньшая) возможность изменения через такие тезаурусы. Возможность 1) приведения в состояние или 2) преобразования другого или предшествующего состояния. Это движение, процесс внутри интервала, а не сам интервал и точки. То есть это «интервал» (инвариантный) в континууме бытие-сознание, а нашими глазами это — состояние (стоячее время). Следовательно, сообщение через «третьи вещи», через квазиобъекты. (Они и являются базовыми тезаурусами.) В зависимости от их возможностей — бесплодность, тупик, буксование на месте или же, наоборот, пополнение новыми значениями, добавление новых связей или изменение и исключение старых. Чем сложнее априорные сведения (тезаурусы) об источнике информации, тем больше мера информации, содержащейся в источнике. (Измеряемая, следовательно, на выходе после изменений, перекомбинаций). Это видно, если проецировать один и тот же источник на все более сложно организованные пространственно-временные квазиобъекты, субстанциональные мировые точки. Фактически, эта мера генеративности. В более сложных или «удачных» (в смысле символа) точках больше возможностей для изменений. Семантическая информация в поступающих к нас данных (то есть их информативность), выросши до максимума, затем падает. Объекты становятся неинформативными. Нужен новый или другой тезаурус. Многие мерцающие (несопоставимо мало длящиеся) абсолютные системы отсчета. Они разглажены в абстрактный пребывающий ряд, где как раз не должно быть одной единой абсолютной системы отсчета. Выходим из положения системой запретов и ограничений. § 84. Ср.: видим в зависимости от знаемого. Но это «знаемое» не есть интеллектуальная операция, а есть состояние некоторого (любого) «кто-то когда-то и где-то» (субъект X, напр., не имеет отношения к состоянию Y) от точки к точке локально (а не дальнодействие «выполнения понятого»). В этом смысле само это состояние есть пространство-время (или: «состояние пространства и времени» — это эквивалентные выражения) в отличие от эмпирического абстрактного нахождения индивида в пространстве и времени — Аристотель в Греции в таком-то году… Это информационное пространство и t «внутренне» по отношению к тому, что мы объективируем в терминах волей и сознанием контролируемых утверждений, актов и их связей, субъект объектных по своей структуре (то есть разграничивающих объект и субъект и неумолимо покоящихся на этом) и наглядных (макроязыково), что и есть слой соответствия. Это «внутреннее», следовательно, и непсихологично. Существенно топологично.
§ 84а. Такая топологическая связность — иной вариант сохранения в теории (ср. Гейзенберг) принципа мгновенного действия или дальнодействия (действия на расстоянии): оно не от точки к точке в смысле предметов-носителей свойств (ср. с рядами, для которых нет «качества», многообразиями которого эти ряды являлись бы, — многообразиями в смысле «множества», ср. § 109), а организовано в тотальности (уже с иным предметно-атрибутивным распределением, языком событий и процессов вместо языка предметов и свойств и так далее — так что, и «локальность», «слепление в точку» здесь в другом смысле). Это топологическая локальность, «близость» в трансверсальном (мнимостном) измерении, вместе со всеми другими, а не локальное соседство абстрактных точек в евклидовом однородном и изотропном протяжении или в развертке предметов — носителей свойств, составляющих множество. Да и «точка» здесь эмпирична. И главное — информационные силы не действуют от точки к точке (при описании процессов превращения и развития). Вернее, действие силы сознания по конечным пространственно-временным информационным протяженностям, областям.
Конечно, и здесь объекты инвестируются инерционными силами, из которых придется в свою очередь высвобождаться или их коллапсировать так же, как ранее пришлось высвобождаться из первоначальных натуральных сцеплений. У произведений, культурных изобретений как предметов «второй природы» есть тоже своя инерция, натурность, поскольку мы — естественные существа, хотя и самосозидаемся, изобретаемся (проникает инерция, инвестируя конечные, по определению неполно реализующиеся выполнения бесконечного, полного). Затухнет как демон Максвелла. Поэтому и есть развитие. То есть оно есть, раз есть вообще свободное действие (наблюдатель) и 2) оно содержит антиномию в самом своем сердце, антиномию вещественного, эмпирического и транснатурального. Свободное действие то, которое должно делаться снова и снова. А раз так, то будет развитие, творение нового, по-старому не сделаешь. И есть бытие, для которого нет вообще наблюдателя, то есть такого, который мог бы быть субъектом. Например, мы имеем обряд в первом смысле как машину избыточности и пароксимальной динамизации, вырывающую человека из инерции естественного ряда вещей и вводящую, ставящую в надприродный ряд (то есть человекообразующую силу), и имеем обряд во втором смысле как инерцию культуры, как автоматизм, как формализм, как имитационный и «непонима- тельный» механизм, все более опустошающийся (и опустошающий).
И сразу же следующий вопрос: как «пришло в голову» (I) в определенный, датируемый момент времени использовать эту механику человекообразований через надпри- родный ряд (с неотъемлемым от нее избыточно- непрагматическим или «метафизическим» свободным элементом) в целях суждений (и контролируемых, опытно и логически, рассуждений) о мире «как он есть», возникновение теории, умозрения — философии и науки?
§ 84б. В рефлексивном же (накрывающем) пространстве или слое разрешимые эквиваленты (разрешимые наблюдательно и операционально, «здесь и сейчас», в любом «здесь и сейчас») неограниченно воспроизводятся в любых местах и датах своих единичных реализации, выполнении мыслью единичного — они это делают по определению условий своей осуществимости в качестве научных (то есть они вне времени или в одновременном, аддитивном мире, лишенном часов и календарей). Фиксированный «настоящий момент», самотождественно перемещающийся по волне хронологического времени и в каждой точке перемещения охватывающий весь мир (в смысле абсолютной одновременности, в смысле временной неразличимости всех событий в этой точке). Множество континуально и непрерывно. И может быть взято произвольными выборками подмножеств. Эти выборки не меняют природу объектов. Но за этими операционными образованиями, каузально описанными и поставленными в транзитивно-аналитическую цепь, уже есть предположения, лежащие в мире деятельности (а не в содержаниях объектов), отличном от рефлексивных дубликатов — эквивалентов (ср. § 42). В этом мире мы не можем произвольно создавать подмножества, не меняя свойств объектов, ни произвольно набирать начальные условия каузальной связи (то есть отвлекаясь от активных внутренних взаимодействий). Неустранимая временная характеристика последних, их изменчивость во времени (в фундаментальном смысле «вымершей» или изменившейся, превратившейся и не наблюдаемой «здесь и сейчас» причинности; объяснение ею не может быть проверено, недоказуемо, неразрешимо, не может быть использовано для приложений и предвидения, а макроязык требует разрешимости; следовательно, в последнем — запрет на некоторые вопросы, нейтрализующий неконтролируемый перенос в язык-объект, так сказать, операционно- релятивистское ограничение, делающее какие-то понятия и вопросы неопределенными или бессмысленными — действительно, какой смысл, если условия физически не имеют места и не реализуются параллельно с утверждениями, или чего-то просто нет, то есть топология другая уже?). Конечная протяженность по времени, с которой должны соотноситься свойства истинности утверждений. То есть их всеобщности и универсальности и их прогностические силы. А изнутри, со стороны исторического явления смотрит, выглядывает своя конечность. Пространство и время, являющиеся превращенной деятельностью и локализующие событие-феномен в плане состояния, дающего формальное «как» объекта («Субъект» есть формальное «как» объекта). Как соединяются эти два в принципе разнородных языка: язык операционности и наблюдательной неограниченной воспроизводимости (основанный на лейбницевском: «свойства вещей всегда и повсюду являются такими же, каковы они сейчас и здесь») и язык изменившихся или исчезнувших причин? Последний должен ведь быть выведен на уровень формулировки в первом, если мы желаем быть научными. Иными словами, в науке мы по определению классичны. В применении к познанию принцип Лейбница можно переформулировать так — причины говорить то или иное всегда и повсюду являются такими же, каковы они сейчас и здесь (иначе вообще не было бы смысла дискуссировать). Причиной считать так-то, говорить то или другое являются факты и логика (Лейбниц, не пользовавшийся в философских построениях языком когито, не случайно давал онтологическую формулировку когитальным принципам, то есть тому, что Кант в этом случае назвал бы «одним сознанием»)