Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии — страница 45 из 49

[109]. «Вне» — большее, чем сам, концентрация в точке и давание действовать через себя силам, большим, чем сам (экстаз в этом смысле). «Между» — текст, межсуществование, сеть (кстати, как здесь будет с особым слоем всякого текста в этом смысле — с «текстом сознания» и его телесностью?). «Точка пересечения — события-смысла, которые пока для нас «качества», «действенности», «интенсивности»112, наблюдаемые нами в этих точках (которые можно взять как образы в репрезентативном или фазовом пространстве). Но ведь в смысле «качества» может быть все, что угодно (ср. § 70), оно пока никак не определено (для него нет пока экстенсивного выражения, ср. § 23). Но раз мы говорим о «действенностях» без содержания (к тому же еще и эк-стазирующих «материю» субъективности), то можем продолжить формальный путь анализа и на нем что-то получить. Итак, несодержательное и экстатическое «вне». Так вот, где это «вне»? Ведь «нечто в состоянии свободного отличия от самого себя и от другого качества» выделено (хотя и неделимо в последовательности, как мы знаем по § 112) и должно где-то находиться [мы уже назвали это «топосом», имея в виду собственное отличие при одинаковости внешнего номинативного «знак-значение» описания и помня, что значение-знак никакой гарантии согласования состояний не содержит и не передача им (или определениями) может наложить ограничения на тысячи путей мысли рядом и потом]. Должно ведь быть время и пространство: натуральной философии нечего делать с мистической сущностью в голове, с «внутренней духовной жизнью» поверх времени и пространства. Но обратим внимание на то, что «отличие от самого себя» и есть время по единственному разумному определению времени, есть (выделенный, но не делимый) момент времени. То, что он растянется пространственно, а не в последовательности (поскольку в нем все точки времени равноправны и между ними нельзя в последовательности провести различения), это другой вопрос. Но это и даст нам наше пространство (напомню, что поле наблюдения или «сигнальная связность» в пространстве Наблюдателя есть связность условий знания в последовательности, сама этой последовательностью не являющаяся). Поскольку речь идет о собственном и естественным ходом вещей не обусловленном усилии (трансцендирующем напряжении сил человеческого существа), то будем называть это пространство-время «собственным» (история тогда пространственновременное бытие указанного усилия, но только пространство и время здесь построенные, являющиеся внутренним продуктом, так сказать, актуал-генетические; см. § 87а). К тому же, речь идет о знании как событии, а не известном «само по себе» (кому?); знание только в актуальном живом состоянии может находиться, здесь и сейчас (и феноменологически полно) (только это «здесь и сейчас» растянется принципом относительности в «вечное настоящее», что и должно быть, поскольку феноменологическую вечность во времени мы уже допустили).

Теперь можно определить «изменение» (определить его независимо от последовательности, которая как раз неразрешимые задачи ставит с точки зрения стандартов научной рациональности): не предданная группе преобразований, а образующаяся вместе с ней и остающаяся при ней инвариантной мера и есть изменение (свободное)[110]. Фактически, конечно, речь идет об изменении сознания (а не знания)[111] в смысле сферы сознания как условии изменения знаний, форм деятельности, методов и тому подобного, надстраивающихся над первым многоуровнево и пронизанных им. Как бы особое расширение «сознания», образование такой активной внутренней целостности, проявлением и актуализацией которой было бы любое конкретное действие в мире — (беспредметная) «потенция потеций» (ср. § 109 о системе, а также § 140 о фиксированном и конечном числе «квазичастиц ума»).

Но для такого анализа мы должны предварительно заменить «точку пересечения» «системой точек» (поскольку берем «порядок порядков» во множественном поле передачи и распространения сознательных явлений и рассматриваем в разрезе жизни сознания, а не по объектному и логическому содержанию, то есть не изнутри содержащегося в сознании) и гипотетически постулировать предметно ненаглядный «процесс», происходящий в системе, в ряду рядов размазанного объема, то есть в двуединстве, сразу на двух, как минимум, уровнях, явления которых («стороны») не дают в отдельности никаких реальных фактов, то есть предметов, дистинктно составляющих многообразие или множество («качество» не имеет ряда, который был бы его множеством в смысле математического определения «множества»)[112].

§ 159. Возвращаясь тогда к «потенции потенции», «мысли мыслей», к «чистому само себя рефлексирующему действию», на уровне которых мы только и определяем изменение, мы видим, что имеет место «процесс» (понимая под «процессом» индивидуально завершенную и законченную связность условий знания в последовательности, так сказать, элементарную «сигнальную связность», и набирая сложную индивидуальную систему из таких элементарных процессов), что речь идет о подземном, туннельном синтезе того, что на поверхности разделяется в последовательности и необратимости, о непрерывном воссоздании и субъекта и его мира (ведь и устойчивость знания как события является чудом, и пребывание объекта во времени не является само собой разумеющимся), что это воссоздание — дополнительный к натуральной сотворенности и независимый от нее акт и что все остальное — простое развитие следствий из этого (вообще радикальные последствия такого факта, что лишь на втором шагу можем ухватывать и высказывать нечто о том, что предполагается существующим уже на первом).

И первое следствие — существует невидимая внутренняя история как механизм (и условие) последовательности этапов эволюции, сам не являющийся этой последовательностью. Для нас, изучающих сознательные явления, это способ что-то извлекать как раз из разрывов, поскольку именно такой «разделенный» характер времени оставляет место для сознательных явлений (по физическим законам): в «зазоре» — поле для проявлений воли и новых свободных явлений (только ведь в щели сознание, в расступившейся пустоте). Поскольку «мысль мыслей»[113], то в постоянном движении и изменении участвуем в вечно живом событии. В каком-то смысле наша теория как наблюдение и язык описания этого есть теория одного события (ср. с «растяжкой § 45 и § 113). Если полностью эксплицировать одно, то получаем весь мир.

И эта история локализована, то есть существует, как мы видели (но теперь это нужно получить как следствие), особое пространство и время, в которых только и возможно извлечение информации и порядка из опыта и самообучение сознательных существ, формирование у них новой деятельности, то есть превращение их, как выражался Винер, в другие, им подобные. Лишь в терминах анализа такого пространства и времени можно понять указанный выше механизм (механизм туннельного синтеза и согласованной и связной мысли в долгосрочных и пространственно удаленных ее изменениях). Для этого берем, следовательно, формально события (то есть чтобы в объективизируемом ряду содержаний знания было упорядочивание, мы можем иметь в виду лишь какие-то формальные свойства самого события). Онтология событий как чего-то первичного, а не вещей и свойств. То есть «вне», «между», «точка пересечения», «многообразие», «далекое», «близкое», «связное», «преобразуемое», о которых говорилось, должны быть строгими элементами некоторого теоретического языка, фундаментально содержащего в себе ненаглядность и символизм.

§ 160. Если завершенный и законченный характер индивидуальных явлений (элементарных событий) имеет место лишь вместе с ненатуральностью основы и с размазанностью в многомерное (в том числе — во мнимое), с феноменальностью полноты в точке, то, наоборот, беря до завершения в развернутом интервале (и только в нем), рационально имеем множественную реальность и измерения (в том числе измерение физически невозможного в наших трех измерениях), отказываясь от допущения какого-либо единого плана истории (он исключен как раз отсутствием натуральной мотивированности отражений (то есть ненаблюдаемостью абсолютного соприкосновения) и непредданностью «свойств», «атрибутов», «законов») и оставляя пока в стороне дальнейшие характеристики коллапсированной базы, «фона» и всего того, что ушло в «фон» (поскольку законы формулируются в терминах законченных и завершенных явлений), можно принять следующее об общих исторических законах (или принять следующие общие исторические законы):[114]

ПРИЛОЖЕНИЕ


М. К. Мамардашвили


К ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ СОБЫТИЙ ЗНАНИЯ


Исторически изучая явления и акты научного познания, мы — и об этом стоит постоянно помнить — изучаем фактически свободные явления, то есть такие, которые в себе же содержат (или сами впервые устанавливают) причины своего случания. Иначе говоря, они самопричинны как исторически индивидуальные, «один-единственный раз и впервые» завязывающиеся конфигурации мысли и понимания[115]. Они свободны в том смысле, что в живой истории науки (а не в учебниках и логических систематизациях) никто не делает того, причины чего (я имею в виду основания и необходимость думать именно так, а не иначе, проводить именно данный эксперимент, а не другой и так далее) уже известны (это было бы просто бесполезным плагиатом), как не делает и того, причины чего были бы видны какому то вселенскому «Наблюдателю» вне и помимо сообщаемого и впервые «только однажды» случившегося. Ибо из какого источника он черпал бы знание о них, а с другой стороны, как мы могли бы встать на точку зрения такого «Наблюдателя» и посмотреть его глазами? То есть они свободны в том буквальном смысле, что иначе мы о них и говорить не можем, поскольку, допуская в корпус науки только новое и уникально происходящее, мы лишь после этого говорим о чем то в мире в терминах законов (в этом смысле законы устанавл